Сергей Митрофанов
Слово о «демократической общественности»
Продолжая тему октября 1993 года, мы возьмем серию интервью у участников событий с самых противоположных флангов. Сегодня наш корреспондент Сергей Митрофанов представляет свой первый разговор.
© Дмитрий Борко
Как всегда, в приемной толпились и поджимали время алчущие защитить права человека. Так что Л.А. [1] начал сходу, не дожидаясь вопроса. Периодически в разговор встревал Евгений Ихлов [1], также имевший отношение к администрации президента в тот непростой период.
— Сначала оценка, — начинает Лев Александрович. — Многие говорят, что была нарушена Конституция. Я считаю, что это принципиально неверная постановка вопроса. Целиком действующей Конституции, можно сказать, тогда уже не было. Всенародным голосованием был введен пост Президента РФ, но Конституция не была целиком исправлена под этот пост. И весь кризис заключался в том, что в какой-то момент парламент, и даже не парламент, а Хасбулатов, председатель парламента, отказался этот вопрос решать. Путем ряда манипуляций он все время уходил от решения этого вопроса.
(В этом месте Ихлов отчего-то начинает возмущаться и уточнять.)
— Не, постой, Жень! Я живу с этим убеждением, что у нас была договоренность с Хасбулатовым. Более того, Верховный Совет, членом которого я тогда был, подготовил поправки, но мы не могли принимать законы, поскольку верховным органом тогда был Съезд. А Хасбулатов эти поправки не выносил на голосование, более того, весной на Съезде голосовали за импичмент. Тогда у них не получилось, но я видел, что в сентябре они голоса для импичмента наберут. Летом уже было ясно, что наберут. И понятно почему. Все были разочарованы в экономической реформе. Депутаты привозили с мест настроение. А Хасбулатов — жук, он подкупал депутатов. Был, например, такой Сережа Носовец, спился потом — он его в Турцию взял, еще куда-то послал. Денег дал. Я видел, как демократы меняли точку зрения, потому что их подкупали. Ему нужно было добрать 70 человек, чтобы обеспечить перевес. А мы, настоящие демократы, конечно, поддерживали Ельцина и придумали референдум…
Имеется в виду Всероссийский референдум 25 апреля 1993 года, который включал четыре вопроса:
1. Доверяете ли Вы Президенту Российской Федерации Б.Н. Ельцину? (58,7%, ответивших «да».)
2. Одобряете ли Вы социально-экономическую политику, осуществляемую Президентом Российской Федерации и Правительством Российской Федерации с 1992 года? (53,0%, ответивших «да».)
3. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов Президента Российской Федерации? (49,5%, ответивших «да».)
4. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации? (67,2%, ответивших «да».)
И надо сказать, что подтасовок тогда не было. Хотя при этом бесспорно использовалось телевидение. И несмотря на то что референдум мы выиграли, победа эта сыграла колоссально негативную роль. Ельцин расслабился, уехал в свою резиденцию в Новгородской области. А тем временем Ельцина сдавали все. В июне я жил с ощущением, что надвигается трагедия.
В мае Ельцин пытался указ подписать, но его сдали. Я и несколько депутатов ходили к Зорькину, но Зорькин нас не поддержал. Хотя ведь это я знакомил Ельцина с Зорькиным в свое время. По моему убеждению, Зорькин должен был надавить на Хасбулатова с тем, чтобы тот сделал публичное заявление, что все вопросы должны находиться в ведении Верховного Совета, а не Съезда народных депутатов. Таково было соглашение. Но эта сволочь Хасбулатов стал мутить воду. И весной нам пришлось выводить людей на улицы защищать институт президента.
— Тем не менее, пока что все шло в рамках мирного процесса. И даже подкуп, я считаю, — это вполне нормальная политическая практика.
— Согласен! Но дальше вот что. Я постоянно ходил к Филатову и убеждал его: «Надо собирать наших». Я не говорил «подкупать», но настраивать, чтобы осенью не произошла трагедия. Ведь фактически это «ДемРоссия» выбрала Ельцина. Значит, изначально у нас на тот момент был 50 +1 голос. Но потом люди потекли к Хасбулатову.
Я говорил Филатову: надо же работать с депутатами. Филатов отвечал: «да-да». Мы даже собрали конференцию в Подмосковье, Филатов нашел нам деньги. Там мы убеждали коллег, что нужно консолидироваться, чтобы не допустить импичмента осенью. Ельцин на эту конференцию не приехал. И я опять стал думать, что делать дальше. А тут подоспело Всероссийское экономическое совещание. И телевидение стало каждый день его показывать. Я с ужасом смотрел, как вытаскивают по отдельности министров и чихвостят их в хвост и в гриву, транслируя на всю страну. Создавалось полное впечатление победы Хасбулатова над Ельциным, несмотря на то что референдум чуть ранее полностью прошел в его пользу.
Я помню, у нас был координационный совет по проведению референдума. Меня убеждали: давайте один вопрос уступим оппозиции. Но я отвечал: надо бороться за все вопросы. Поэтому и получилось «Да, да, нет, да». И вот я теперь смотрел с ужасом и думал: надо вытаскивать Ельцина в Москву. Пришел к Полторанину. Это реальная история, пару раз я ее рассказывал. Мы более-менее друзья, хотя он и националист, но это потом он стал националистом, потом обида на Ельцина и евреев взяла вверх, но тогда мы находили с ним общий язык. И он квасил с Ельциным, то есть близко к нему стоял.
Полторанин соглашается: «Поезжай, только кого-нибудь возьми с собой». И я нашел Юшенкова и Ковалева. Я сказал им: «Давайте не будем Филатову говорить». Он глава администрации, и я не знал его позиции тогда, хотя сам подписывал ему рекомендацию, чтобы он стал главой АП. Не знал, будет он противодействовать или нет. Близким другом он мне не был, абсолютно чужой для меня человек тогда.
Я сказал Полторанину: но ты должен предупредить Коржакова. Он: найдите мобильный телефон и позвоните ему с дороги, когда проедете полпути. Так и порешили. Юшенков нашел мобильный телефон. Огромные тогда были мобильные телефоны. И машина у него тоже была неплохая. Проехали полдороги, оттуда позвонили Полторанину. Он сообщил в резиденцию.
Приехали. Жара, охрана, ворота. Говорим: сообщите Коржакову, что мы приехали. Через некоторое время приезжает Коржак. На велосипеде. Весь расхристанный, а мы с ним на «ты». Опять началось: «Че те надо, беспокоишь, делать тебе нечего». Я: «Не твое собачье дело! Мы к президенту приехали. Доложи Гене Бурбулису. Приехали, мол, депутаты, хотят поговорить». И они нас, сволочи, после этого мурыжили три часа, даже не дали войти.
Мурыжили-мурыжили… А я два раза Ельцина вытаскивал из запоя. Первый раз в 91-м году, в Сочи летал, второй — вот сейчас.
Три часа мы ходили в леске, потом нас позвали. В спортивный павильон. Ельцин выходит — в трусах, после душа, вытираясь полотенцем. И мы сели втроем у журнального столика. И я говорю ему: сейчас идет экономическое совещание, вытаскивают по одному министров, и Хасбулатов их попросту уничтожает. Вы знаете, что идет это совещание? И смотрю ему в глаза. А он молчит. Я жду, а он молчит.
Вот сейчас перерыв на несколько суток, — продолжаю я, — а завтра начинается второй цикл, и уже известно, что он вызвал Черномырдина. И в это момент Ельцин грузно так говорит: «Не-пой-дет!»
Дальше были еще какие-то разговоры, но этот эпизод я запомнил. И произошел полный срыв экономического совещания. Ни один министр больше не пришел. Хасбулатов рвал и метал. В газете «Завтра» появилась заметка «ДемРоссия готовит переворот». Мол, о чем-то они шушукались с Ельциным. А я действительно говорил: надо страну готовить к роспуску парламента. Филатов вторил: надо готовить!
(Л.А., в сторону: Может, пора правду говорить? Все удивились и несколько оживились.)
В общем, в результате Борис все взял на себя. Хотя я ему советовал не брать на себя. Ведь там еще много чего творилось. Начался обмен 50-тысячных и 100-тысячных купюр. Очереди. Всенародное возбуждение. Озверение. Но Ельцин все взял на себя.
Я же в сентябре поехал в США, ездил там на «Волге». У ихнего Белого дома ее оставлял, и когда там был, вдруг узнаю, что Ельцин подписал Указ № 1400 о роспуске парламента. Мне пришлось объяснять послу Лукину, он мой приятель и бывший депутат, что это было неизбежно. Лукин бегал растолковывать это американцам. Так что я повторяю: главная трагедия, что роспуск парламента не подготовили. Но никакого нарушения не было, нарушитель — Хасбулатов.
— А в чем его нарушение?
— Верховный Совет подготовил закон, он обязан был пропустить его через Съезд. А он даже не ставил на голосование, противодействовал.
— Как все председатели парламента, разве не так? Все председатели парламентов манипулируют своими собраниями!
— Ну, что вы такое говорите! Мы ввели пост главы государства. Президент выбран все-на-род-но! Надо менять Конституцию. И менять ее можно только либо кровавой революцией, либо мирным путем. (Ихлов порывается объяснить, что в революции неизбежен разрыв легитимности.) Жень, не мешай!
— Но вроде как законодательная власть должна менять конституционный строй, а не исполнительная.
— Что такое «должна»? Был единственный способ мирным путем произвести изменение Конституции, понимаете? Но он, председатель парламента, противодействовал этой поправке. Я же помню: мы ее проголосовали, мы ее подготовили, а он противодействовал. Все было договорено. Консенсус общий. Вводится президент. Меняется Конституция. Но он просто нарушил все договоренности. И, конечно, это был путч с его стороны, его надо было остановить. Другое дело, что Ельцин остался один. Все ходили к Хасбулатову сдаваться. Не было воли в нашей команде. Сгустилась атмосфера провала. И в том хаосе нельзя было ничего сделать. Ельцин маневрировал. Убрал Гайдара, поставил Черномырдина. В этом смысле он был профессионал. Он не хотел с оружием в руках нагибать.
— Но то, что он выпадал из политического процесса, его не красило.
— Не красило, бесспорно. Однако, когда я ездил к нему, я еще не верил, что он выпивает. До этого я видел его раз двадцать, но ни разу не видел поддатым. Всегда он демонстрировал максимально корректное поведение, с блокнотиком. Если кто был некорректным, то только я, в силу темперамента. Я более жестко с ним говорил, чем он с нами. Но потом «шестерки» его просто споили. Поэтому он ничего не подготовил. Но, видимо, он и не должен готовить, а должно готовить окружение. Администрация. Это был огромный провал в работе, что я и Филатову ставил в вину. Сейчас у меня с ним приятельские отношения, но тогда он просто бездействовал, когда надо было воевать. В смысле воевать мирно. Ведь референдум мы выиграли, огромные были у нас рычаги. Так что можно вполне было без крови обойтись. Но к этому времени у меня уже не было особых полномочий и политической организации. В последний момент, когда он понял, что Съезд собирается голосовать за импичмент, он подписал указ. И не предупредил Филатова. Как я до этого не предупредил Филатова, что еду к Ельцину. Подозреваю, что он готовил его вместе с Шахраем.
(В разговор снова встревает Ихлов: «А Женя?» Получается, что Женя тоже готовил Указ, во всяком случае, писал какую-то вводную часть к выступлению Ельцина. Хуже того, он еще в апреле якобы знал, что будет военный переворот, что подтягиваются снайперы из приднестровских и абхазских батальонов, и писал об этом доклад Савостьянову. «Вот кто переворотчик», — шучу я. «Так что я расстрелу подлежал больше, чем вы», — делает Ихлов неожиданный вывод.)
— Ну, это вы можете у него отдельно взять интервью. Это всё легенды. Я не был внутри низового процесса. Знаю, что если бы Хасбулатов пошел на выполнение договоренностей, крови бы не было. Ельцин уступал. Он начал брать «красных директоров» в правительство. Уступил Гайдара, взял Черномырдина. Савостьянов был в панике. Ему мнилось, что уже дивизия Дзержинского перешла на сторону Белого дома.
Вот еще яркое воспоминание. 3 октября я с утра заехал в «Московскую трибуну» с готовой резолюцией, чтобы «Московская трибуна» обратилась к Ельцину с просьбой ввести войска. «Трибуна» же варежку разинула, однако М. Чудакова нас поддержала. А это время путчисты уже взяли мэрию. Сашу Брагинского избили. Ему по голове дали. Потом у него образовалась опухоль, и он умер.
Из «Московской трибуны» поехал к Полторанину. А он смотрит по телевизору, как путчисты прорываются к Останкино. Спрашиваю: Ерин может их остановить? При мне он звонит Ерину. Можешь остановить? Не помню, что тот ответил. Типа, не могу, но постараюсь. Потом поехал в «ДемРоссию» — та базировалась в Доме печати, который стал потом Советом Федерации. Звонит Музыканский: оказывается, его эфэсбешник пытается арестовать, а Музыканский командует милиционеру, чтобы тот арестовал этого эфэсбешника. Я говорю ему: беги оттуда, по Тверской к вам уже люди идут.
Звоню Филатову: я иду на «Эхо Москвы», призывать, чтобы выходил народ. Филатов отвечает: «Не надо, мы вводим войска». Но я понимал, что армия выступит, когда будет кого разделять. Поэтому надо звать людей. Показать, что есть и другая сторона, не только чокнутые могут позвать, но и мы можем позвать. Поэтому я и Глеб Якунин выступили на «Эхе», и в 9 часов вечера у Моссовета уже была огромная толпа. И всю ночь мы вели разговор.
— Вам не кажется, что выгодополучателями в конечном итоге оказались не демократы?
— Это как история рассудит. Танки не я пригласил. Танки — это была ошибка.
— А нулевой вариант был возможен в принципе?
— Выборы с двух сторон? Не знаю даже… Я не готовил Указ, я вытащил Ельцина в критический момент. Но мне кажется, маловероятно. Хасбулатов не выполнил договоренности. А референдум дал нам полномочия. Нулевой вариант имел бы смысл, если бы не было референдума.
— Референдум и Советский Союз сохранил…
— Сохранить Советский Союз — мало от кого зависело. Если бы не было ГКЧП, то они все были готовы сохранить содружество. Ельцин уже начал снюхиваться с Горбачевым. Я тоже был сторонник содружества. И Юрий Афанасьев был сторонник содружества. Но республики стали разбегаться после провала ГКЧП, это исторический процесс. В данном же случае от Хасбулатова и Зорькина многое зависело, и это не исторический процесс.
— Как произошла инфляция победы в 93-м году?
— Я вот что хочу сказать. Я был потрясен историей, когда Черномырдин в конечном итоге захватил Белый дом. Я писал Ельцину, что нельзя вести себя как захватчики, надо было, чтобы Белый дом остался парламентом. Когда совки его захватили, вот тогда это был переворот. Ни хрена себе сделали ремонт, и Черномырдин воссел, как царь!
— Это важно.
— Но я уже не сильно влиял. После 93-го года я уже Ельцина не видел. Но, с другой стороны, партия власти проиграла выборы! То есть они еще были демократическими. Однако дальше меня еще предали мои сторонники. Гайдар отказался финансировать «ДемРоссию», вложился в «Выбор России». Номенклатура, которую мы же и поставили, решила отсоединиться от «демшизы».
Примечания
Комментарии