Во Флоренции — как в детстве…

Станканелли Элена. Я росла во Флоренции / Пер. с итал. О. Уваровой. – М.: КоЛибри, 2012. – 304 с. – 3000 экз.

Не странно ли, что мы доверяем рассказам о дальних странах и городах, созданным такими же, как мы, чужаками? Идем за трэвелогами и гидами, следуем подсказкам и наставлениям посторонних, а не свидетельствам коренных жителей, чтобы узнать поближе далекое и притягательное? В этом есть логика: привычный взгляд и взгляд жадный, с трудом дорвавшийся до долгожданного вида, — это разные манеры смотреть.

Но вот мир уже стал глобальной деревней, трудно понять: чей же он? Принадлежит коренным жителям или приезжим, туристам, зевакам? Какой город вы хотите видеть: туристический и экзотический или домашний и близкий?

Парадокс, что случайный проезжий, путник, смело описывает чужой незнакомый город, в котором случайно или намеренно очутился, и, наоборот, неожиданной и редкой кажется попытка местного уроженца посмотреть на родной город как бы со стороны, рассказать свою собственную городскую историю, увиденную сквозь сотни повседневных мелочей. Но ведь это самый интересный взгляд! Поэтому, когда случайно находишь в книжном магазине рассказ об одном из самых известных городов Италии, о столице Ренессанса Флоренции, составленный настоящей урожденной флорентийкой, а не случайным наемным работником издательства, специалистом по туристическим путеводителям, сразу хочется взять эту небольшую книгу в руки, как ключ от города.

Когда открываешь книгу или переворачиваешь обложку, видишь сразу две аннотации. Первое краткое предисловие, рядом с копирайтом, уверяет: «Элена Станканелли рассказывает о том, что скрывается за роскошными фасадами, о проблемах города, о важных событиях в его истории, о флорентийцах, их характере и привычках». Вторая аннотация на обороте обложки еще увереннее сообщает: «Станканелли рассказывает о том, как возникли многие нынешние обычаи и традиции Флоренции и как складывался непростой характер истинных флорентийцев».

И то и другое звучит натянуто и фальшиво, язык рекомендации настолько казенный, что возникает желание поставить книжку обратно на полку. Не ставьте! Фальшиво только предуведомление.

Не будет подробного отчета о важных событиях флорентийской истории, что и невозможно при скромном объеме книги, но будут упоминания и воспоминания о событиях истории личной и семейной. Не будет сенсационных разоблачений. Меньше всего можно ожидать от человека, рассказывающего о городе детства, желания разоблачить то, «что скрывается за роскошными фасадами». Да и с какой стати родные и привычные стены будут называться роскошными фасадами в этом рассказе о дорогом уголке памяти? И какие эрудитские исторические экскурсы может дать человек, который первым делом признается, что никого и ничему не может научить и застывает в ужасе, не в силах вспомнить ответы на самые банальные вопросы, зато, добавим от себя, сразу и легко находит ответы на вопросы незаданные, которые оказываются насущными. Элена Станканелли — это человек, который может неожиданно открыть для себя и для нас самый умопомрачительный и никем не описанный вид на Флоренцию с высоты городской синагоги, но при этом не может не путать постоянно слова «синагога» и «мечеть».

Нет, эта книга — не бравурные поучения для туристов, не обещание «всей правды и сразу», не шоу с непременным разоблачением магии. Здесь никого не инструктируют, как не потеряться, — наоборот, читатель вместе с автором теряет нить повествования и медленно находит взамен — себя и свой город. Книга Станканелли — это не просто очень личные, очень фрагментарные, но яркие воспоминания. Это случайные страницы, может быть с болью вырванные из книги семейной истории или истертые от частых прикосновений. Да и сама эта семейная реликвия, книга была почти потеряна, но счастливым образом нашлась (в рассказе Станканелли есть такой эпизод).

Автор, она же героиня рассказа, оставила родину как отрочество, выросла из семейных историй и детских сказок, окружавших ее столько лет, но снова и снова оборачивается назад, не пытается возвратиться в страну своего детства, во Флоренцию, а, действительно, как бы даже нехотя, возвращается и заодно проводит нас, читателей, по привычному пути.

Уехать в другой город для итальянца — это безжалостная и тяжкая эмиграция. Элена Станканелли ее прошла, работая в столице, в Риме, совсем в другом мире, где даже привычную выпечку к кофе называют иначе. В рассказах Станканелли есть что-то от воспоминаний детства Набокова и Шмелева, совсем другого литературного исполнения, но той же подлинности чувства потерянного и вновь обретаемого детства.

Да, это не гид, не инструкция, не объективное свидетельство, и только тем оно и ценно. Книга написана не для туристов, но и не для флорентийцев: ни с теми, ни с другими автор записок не пытается наладить особой связи. Это монолог, вполне в чем-то самодостаточный, в чем-то исповедальный. Но тот, кто выслушает эту исповедь флорентийки, прочтет книгу Элены Станканелли, наверняка сможет даже за несколько часов и дней во Флоренции почувствовать себя не туристом, штурмующим город, но человеком, живущим во Флоренции, а это, думается, ценное достижение для чужака.

Очень помогает читателю грамотный, удачный перевод и толковые, но не избыточные примечания. Эти два плюса почти заставляют забыть о неудачной рекламе книги, пропечатанной прямо на обложке, хотя первое впечатление о книге по ним складывается невыигрышное. Но будьте уверены: автор воспоминаний еще привлечет Вас, читатель, на свою сторону, и совсем другим способом — именно полным нежеланием предлагать расхожий товар и рекламировать свой труд.

При этом сами «истинные флорентийцы», судя по рассказу Станканелли, как раз не очень озабочены идеей своей избранности, «характером истинных флорентийцев», — во всяком случае, не так, как это чудится неведомому автору описания на обложке. Наоборот, Элена не устает высмеивать благоговение среднего «культурного» обывателя перед флорентийским происхождением.

Нигде не встречается банальных рассуждений о том, что «флорентийцем надо родиться». Много раз Станканелли упоминает о переезде отца во Флоренцию с юга, что случилось лишь по окончании молодым человеком учебы. Студент поменял место жительства вслед за знакомым профессором (кстати, этот итальянский модус академический жизни — весьма примечательная вещь).

Несколько ярких страниц рассказа Станканелли повествуют о стараниях юноши вжиться в ритм и стиль города, прогнать одиночество и преодолеть отчуждение: в годы молодости отца Элены Италия еще не была страной приезжих, но при этом коренной итальянец, переехав в другой город, тем более южанин в Тоскане, чувствовал себя настоящим чужаком, с непривычными для местных акцентом и манерой одеваться.

Усилия отца Элены ужиться с капризной Флоренцией вполне увенчались успехом: даже южный акцент сменился флорентийским произношением, у вчерашнего чужака появились излюбленные местечки в городе, где он стал своим. Забегая вперед, скажем, что затем на его глазах все полученные у города пароли и уголки уюта беспощадно изменились, подстроились под туристов и новый пришлый люд настолько, что стоило ли труда так бороться за право быть на ты с Флоренцией?

Станканелли с удовлетворением заключает, что теперь «в городах, подобных Флоренции, разрыв между коренными жителями, хранителями орфических тайн, и туристами или новопоселенцами сократился». Он был, этот разрыв, и его вынуждено поддерживали флорентийцы, почувствовавшие себя, как в осаде, под напором приезжих. Но будущее, очевидно, за мигрантами всех мастей, как признает Станканелли. «Нет больше заветных тайн и секретов», и «если благодаря этому какой-нибудь бедный приезжий студент перестанет чувствовать пронзительное одиночество, это уже неплохой результат». Аминь! — остается добавить нам, приезжим.

Но все же усилия отца, его робкие ухаживания за Флоренцией не пропали даром: дочь уродилась флорентийкой настолько, что останется ею навсегда, неважно, куда занесет ее судьба. В сущности, на примере отца и дочери мы понимаем, как работает этот принцип преодоления отчуждения. Главный пароль и пропуск — воспоминания, город становится своим, когда о нем есть своя, лучше всего детская память, или память заемная: рассказы родных, их переживания.

Однако, как видим, Элена Станканелли очень далека от того, чтобы считать себя по праву рождения носительницей тайн Флоренции, и от желания разоблачать эти тайны для туристов за гонорар. Тем не менее, некоторые приметы города вырисовываются ею весьма четко и притом в ином свете, нежели их видят туристы и авторы стандартных путеводителей. Все наполнено личным ощущением: и центр, и окраина, Флоренция-по-ту и по-эту-сторону Арно, вид с высоты от ц. Сан Миньято и знаменитое Английское кладбище Флоренции.

Площадь Витторио-Эмануэле II и располагавшееся рядом знаменитое кафе «Джуббе Россе», в начале XX века — приют или притон мятежных поэтов-футуристов, Станканелли, наверное, видит глазами бабушки Ренаты, юной нимфеткой, прибывшей, никем не опекаемой, искать счастья во Флоренции, пока ее отец, костюмер знаменитого актера, колесил со своим маэстро по Европе, добравшись, наконец, до самой Одессы. Бабушка — стенографистка и, возможно, модель: начало века, прекрасная эпоха, уродливая площадь как символ процветания и новизны на месте убогого гетто, оплот футуризма — «Джуббе Россе»… Эти красные, ах, почти «малиновые пиджаки», на самом деле — фирменная одежда официантов, давшая название кафе, врезаются в память, как и строчки поэта-абсурдиста Тоти Шалойя, книгу которого подарила маленькой Элене бабушка-вольнодумка.

Семейных реликвий и преданий в книге можно встретить немало, при этом в воспоминаниях и рассказах совсем нет места желанию представить Италию стереотипно: домашней и чадолюбивой. Честно говоря, мне хотелось видеть лицом Флоренции некоторый аналог мамы Ромы, неважно, какой судьбы — трудной или легкой, нравственной или легкомысленной жизни, но несомненно сосредоточенной на заботе о семье и потомстве, с семейными альбомами и историями, с домашней кухней.

Элена Станканелли упорно повторяет обратное: «в нашей семье, по-видимому, есть лишний ген, из-за которого мы особенно скептически относимся к будущему, к идее, что… единственная наша задача производить на свет себе подобных». Двое из детей любимой бабушки Ренаты не завели своих чад, а дядюшка, любитель футуристической поэзии, так и прожил всю жизнь в материнском доме, не желая взрослеть и оставаясь для родственников и соседей вечным Карлино — стареющим человеком с детским именем (такой маменькин сынок, «маммоне», весьма характерен для Италии).

Однако кажется, что и бездетный дядюшка, и его племянница Элена при этом обречены нести груз семейной памяти в той мере, в какой это просто не нужно «нормальным людям», вовлеченным в новые семейные заботы и отношения. Автор книги о Флоренции только и делает, что рассказывает нам о семье, о Флоренции глазами семьи в разные годы, о семейных фотографиях и реликвиях, которые освещают мрак прошлого яркими лучами. Элена Станканелли, прогрессивная журналистка, чайлд-фри, к тому же ненавидящая традиционную флорентийскую отбивную с кровью, решительно не устроила бы меня в качестве посредника для обращения к Италии и Флоренции, если бы особенности натуры не обеспечивали такой заостренности чувств рассказчицы на переживаниях и памяти детства, и на городе ее семейной истории — Флоренции.

Мировая литература знает такие повествования о детстве: детство Набокова и Шмелева, детство Пруста — но это же не добросовестные и наивные дневники детства, а именно высокая литература. Утраченное время не только достойно постоянного поиска, не просто воспевается и идеализируется этой литературой — дивный удачный невероятный опыт мага и алхимика преображает простые вещи, составные элементы перевоплощаются. Не ходите по направлению к Свану: вы никуда не придете. Не ищите Москву Шмелева: ее нет и не было нигде, кроме воображения пожилого усталого изгнанника. Элена Станканелли, во-первых, не великий писатель и не умеет превращать глину в чистое золото, т.е., на наше счастье, на счастье любопытствующих чужестранцев, не обладает таким высоким мастерством подмены, которое становится ремеслом для классиков литературы. Во-вторых, детство, а значит, и город детства, для Элены Станканелли — не сладкий сон немолодого человека о радостном былом, не вечный поиск утерянного детства. Элена как будто осталась на всю жизнь подростком, который не просто очень ярко помнит детство, но все еще живет в детской, пусть только иногда, на каникулах, но вовсе не радуется тому, что никуда из этой детской уйти не может.

Рассуждения Станканелли на тему эстетического восприятия и природы красоты, в частности красоты исторического города, которые попадаются в книге, несколько наивны, но ощущения богаты. Степень совпадения авторского характера с характером города кажется все более заметной по мере повествования. В конце концов, городу-загадке Элена Станканелли ставит тот же диагноз, что и себе: Флоренция не стремится сохраниться. «Флоренция действительно красива, потому что не прилагает никаких усилий к тому, чтобы сохранить себя».

Название книги совершенно точное: перед нами не просто Флоренция, не город вечного искусства и гармонии, а город детской памяти — город детства с его обидами, страхами, потерями, радостями и праздниками, накрепко привязанный к ранним годам жизни самой Элены или одного из домочадцев рассказчицы.

Как же четко запоминает нервная девочка именно те мелочи, которые ее окружали в детстве, и как же долго помнит их, но в этой памяти нет ни капли сладкого умиления: запоминались досадное, неприятное и неудобное. Это какое-то зазеркалье ностальгических описаний Шмелева, ощущения детства как праздника. Маленькую Элену угнетает все: положенное по традиции для первого причастия, старомодный карнавальный костюм, доставшийся от семьи отца, трудность произнесения первого адреса — дома детства на улице деи Делла Роббиа. Никакой традиционалист, воспевающий старинный обычай, не смог бы так детально и любовно, выпукло, рельефно передать каждую фактуру, каждый звук прошлого, как это делает Станканелли, бунтуя против власти воспоминания.

Каким-то странным образом отрицание и недоумение маленькой Элены приближает нас к сути вещей, делает своими для нас как бы отвергнутые героиней предметы и приметы.

Первое же воспоминание, которым открывается биография, особенно поражает. Точнее, это и не воспоминание вовсе, как признается Элена Станканелли, — слишком мала была она, рассказчица. И все же описание присутствует, и оно знаковое: это образ реки, поглощающей город, и в то же время реальное историческое событие. То было наводнение, разлив Арно 4 ноября 1966 года: проникающая всюду грязная жижа и плывущий город, навсегда оставшиеся темные линии — отметины, оставленные рекой за два дня, прошедших до спада вода. Может, это и был залог того, что воспоминания всегда будут проступать, как линия затопления на камне стены после многих и многих побелок.

В момент, когда вышел русский перевод книги, в год трагедии Крымска, этот образ разбушевавшейся реки и всепроникающего, всепоглощающего речного ила особенно запоминался читателю. В отзвуке недавней беды то произошедшее с Флоренцией несчастье как-то особенно остро воспринимается. Но Флоренцию Станканелли гораздо беспощаднее, чем стихия, поражает обыденность.

Книга воспоминаний Станканелли расскажет не только о ее детских переживаниях, но и о совершенно детской — на взгляд постороннего — обиде флорентийцев на открытие в центре города магазина удобной спортивной обуви «Фут Локер», о вольных правилах парковки былых лет и манере вождения Фиата-500, о мытье флорентийских улиц, о совершенно незаметном со стороны входе в прекрасную библиотеку Маручеллиана, о флорентийском мороженом и лакомстве скьяччата, о флорентийской футбольной команде, новаторских театральных студиях и модельерах-бунтарях, о модных вечеринках и дискотеках, о странном мире Изолотто на окраине города.

От Элены Станканелли и из рассказов ее домашних, по фотографиям их семейного альбома мы можем узнать о таких героях своего времени, какими были мэр Флоренции, мечтатель и аскет ла Пира, который, как революционер, реквизировал пустующие дома на нужды неимущих, или о таком же мечтателе-священнике, близком окрестным беднякам, который отважился еще до реформ Второго Ватиканского собора развернуть алтарь coram popolo — лицом к народу, т.е. к жителям нищего Изолотто, выбитым из колеи жизни безработным и беднякам.

Только так: через верного посредника, не очень знаменитого знатока и уроженца, не самого ученого и даже не самого удачливого жителя можно знакомиться с великим историческим городом, чтобы история не превратилась в набор штампов и не стала глянцем путеводителей.

Флоренцию, переведенную не на русский язык, а на другой, глубинный язык детских воспоминаний будет так просто узнать читателю, без туристических указателей и обязательных для туристов ритуалов этот читатель придет в город, как в гости к знакомой. Если у вас нет еще своей Флоренции, возьмите ее взаймы вместе с семейным альбомом девочки Элены, которая росла во Флоренции.