Гоббсианская политическая философия как эмпирическая наука

Мне всегда казалось странным, что исследователи, занимающиеся историей политической философии, уделяют так мало внимания эмпирическим данным.

Я размышлял об этом, когда посещал некоторые секции, посвященные вопросам политологии, на ежегодной конференции Ассоциации политологов Среднего Запада в Чикаго. Большинство докладов, прочитанных на конференции, представляли собой интерпретацию классических и современных работ по истории политической философии, от Платона и Аристотеля до Ролза и Нуссбаум. В большинстве случаев участники этой конференции дискутировали о том, является ли некая интерпретация верной, не обращаясь к эмпирическим данным, которые и должны были бы подтверждать или опровергать утверждения политических философов. Мне это кажется странным, так как в этих текстах делается достаточно много утверждений о политической жизни, требующих эмпирического подтверждения, и логично было бы предполагать, что исследователь, изучающий эти тексты, будет стремиться к тому, чтобы собрать и анализировать данные, с помощью которых можно будет подтвердить правильность сделанных утверждений.

Например, большинство споров в начальный период политической философии Нового времени было порождено утверждением Томаса Гоббса о том, что государство возникло как средство усмирения естественной склонности к насилию человека, пребывающего в естественном состоянии, бытующего, как одинокое животное, в состоянии постоянного конфликта. Сам Гоббс считал это эмпирическим фактом, подтверждения чему мы находим в его отсылках к американским индейцам, живущим в «естественном состоянии», а также в его рассуждениях о «поведении животных». В то же время он отрицал, что человек — политическое животное по природе. Мне-то кажется, что для того, чтобы судить об истинности или ложности аргумента Гоббса, мы должны обращаться к релевантным биологическим и антропологическим доказательствам.

В самом деле, современники Гоббса, критически относящиеся к его теории, занимались поиском подобных доказательств. Например, Ричард Камберленд в своем «Трактате о естественных законах» (Treatise of the Laws of Nature, 1672) говорит о том, что биологические доказательства подтверждают точку зрения Аристотеля, который, в противоположность Гоббсу, утверждал, что человек — это политическое животное по самой природе своей. Камберленд заявлял, что все те «естественные» причины, которые побуждают животных к социальному взаимодействию, вроде заботы о потомстве, взаимной помощи и взаимовыгодного обмена, точно так же воздействуют на человека, как и на иных животных. Он полагает, что такие способности человека, как разум и язык, являются «естественными» инструментами, при помощи коих человек стал в большей степени политическим существом, чем остальные политические животные; то же самое утверждение есть у Аристотеля в сочинениях, посвящаемых биологии.

Сейчас мы располагаем гораздо большим количеством биологических и антропологических доказательств, чем в свое время Гоббс и Камберленд, и эти новые доказательства могут помочь нам разрешить этот спор. Я бы сказал, что Гоббс был в чем-то прав, а в чем-то ошибается.

Гоббс был отчасти прав, когда говорил, что жизнь человека в период охоты и собирательства была в высшей степени полна насилия, а установление формального государства способствовало его усмирению. В последние десятилетия благодаря археологическим находкам, исследованным Лоуренсом Кили и другими учеными (включая Азара Гата и Стивена Пинкера), стало ясно, что в этом Гоббс был прав, а Руссо, пожалуй, ошибался. Например, исследования человеческих останков, проведенные Ричардом Стекелем и Джоном Валлисом, показали, что уровень насилия в период охоты и собирательства был гораздо выше, чем в период первых поселений. Пинкер использовал это и прочие свидетельства как доказательство того, что Гоббс был прав относительно «процесса усмирения» (pacification process), который явился первым шагом к снижению уровня насилия, совершаемым от 5 до 10 тысяч лет назад, во времена неолитической революции, наряду с распространением земледелия, образованием городов и соответствующими формами правления.

Доказательство того, что действительно происходил процесс усмирения, заставило меня сменить мнение относительно Гоббса. И хотя я критиковал его много лет, теперь я убеждаюсь в том, что здесь Гоббс был прав.

В то же время Гоббс ошибается относительно того, что человек во времена охоты и собирательства жил одиноко и изолированно. Свидетельства относительно жизни человека в этот период, существующие в нашем распоряжении, указывают на то, что и тогда наши предки были социальными животными, связанными друг с другом узами родства и взаимности. Таким образом, был прав Камберленд, признав идею Аристотеля, что человек — политическое животное. На самом деле, Гоббс и сам указывал на то, что человек в естественном состоянии ведет не вполне одиночный образ жизни, так как существует «государство маленькой семьи» (“the government of small families”), зиждущееся на «естественных желаниях».

Гоббс также был не вполне прав относительно того, что первые государства были «благом» для всех, так как их появление способствовало снижению уровня насилия; ведь они были по сути своей диктатурами, поскольку позволяли правящим элитам эксплуатировать остальных, так что Локк прав, говоря о необходимости ограничивать власть государства. Как события античной истории, так и события истории современной могут служить этому подтверждением.

А подобное использование данных биологии и антропологии для разрешения спорных вопросов политической философии могло бы стать частью новой биополитической науки.

Источник: Darwinian Conservatism by Larry Arnhart