Назад к Ялтинской системе? Стивен Коэн и украинский кризис

От редакции: Статья является частью проекта «Россия в глобальном диалоге», создаваемого в сотрудничестве с Институтом гуманитарных наук в Вене (IWM). Проект связан с соответствующей программой стипендий в IWM, финансируемой фондом «Открытое общество».

Международная нестабильность возрастает с каждым днем в связи с украинским кризисом, знаменуя возникновение нового этапа в международных отношениях. Критикуя американского историка Стивена Коэна за неправильное освещение кризиса, Николай Копосов призывает Запад разработать совершенно новые способы взаимодействия с Россией.

Стивена Коэна, почетного профессора русской истории Нью-Йоркского и Принстонского университетов, часто называют главным американским апологетом Владимира Путина [1]. Коэн практически безгранично поддерживает российского президента. Он утверждает, что видит недостатки путинского режима, но оправдывает их как неизбежные для такой страны, как Россия. Радикализм позиции Коэна нехарактерен для американских интеллектуалов. Но у подобных идей, хотя и выраженных в более сдержанной форме, немало сторонников в Соединенных Штатах, не говоря уже о Европе, где они широко распространены среди представителей крайне правых и ультралевых группировок, а также в некоторых сегментах бизнеса.

В своих недавних публикациях и интервью [2] Коэн заявляет, что политика Путина в отношении Украины — не что иное, как защита легитимных национальных интересов России, и что ответственность за украинский кризис всецело лежит на Соединенных Штатах, которые отказываются считаться с этими интересами: «Не Путин спровоцировал это (…) Это последнее, чего он хотел. Но теперь он реагирует». Коэн упрекает американские медиа в «неустанной демонизации Путина», «наименее авторитарного из всех российских правителей последних веков». По словам Коэна, «резонное убеждение» Путина заключается в том, что «борьба за Украину — это просто продолжение возглавляемого США натиска Запада против постсоветской России», вдохновляемого принципом Вашингтона «победитель получает все». Соединенные Штаты предстают агрессором, который бездумно посягает на права России и таким образом ставит мир на грань «не просто новой Холодной войны (…), но фактической войны между возглавляемым США блоком НАТО и Россией». Коэн считает, что донбасские «повстанцы» не несут ответственности за гражданскую войну на Украине: «Не они начали войну; их страна подверглась нападению» со стороны нелегитимного правительства. Киев, а в конечном итоге Вашингтон, но никак не Путин с его «зелеными человечками», несут политическую ответственность за каждую трагедию, произошедшую на Украине, включая крушение малазийского Боинга.

Среди защитников Путина Коэн, вероятно, имеет самый высокий академический статус как специалист по России. Его также можно причислить к тем, кого французы называют медийными интеллектуалами (intellectuels médiatiques): он регулярно появляется в медийном пространстве и публикует статьи о России в ведущем американском либеральном журнале The Nation (его жена, иногда выступающая его соавтором, Катрина Ван ден Хойфель — главный редактор и совладелец журнала).

Коэн заслужил репутацию ведущего ученого-русиста в 1970-х. Его интерес к советской истории был обусловлен его сочувствием левым политическим взглядам [3]. Исследовательский интерес Коэна всегда был сосредоточен на «утраченных альтернативах» сталинизму и возможности построения «социализма с человеческим лицом» [4]. В 1980-х он горячо поддерживал предпринятую Михаилом Горбачевым попытку реформировать советское общество. Но, возложив большие надежды на перестройку, он тем сильнее был разочарован «демонтажем» СССР при Борисе Ельцине. Коэн считает реформы Ельцина «самой ужасной экономической и социальной катастрофой из когда-либо постигавших большую страну в мирное время» [5] и даже рассматривает их как «демодернизацию» высокоразвитого общества. Отсюда его симпатия к Путину, которого он отказывается обвинять в «де-демократизации» России просто потому, что построенное Ельциным общество не имело (согласно Коэну) ничего общего с демократией. Тем не менее, Соединенные Штаты всецело поддерживали Ельцина и предприняли «непродуманный и в конечном итоге катастрофический крестовый поход, целью которого было превращение посткоммунистической России в “нужную нам Россию”» или в нацию по американскому образцу [6]. По мнению Коэна, это была исключительно мессианская и абсолютно нереалистичная цель.

Оппоненты Коэна объясняют его восхищение Путиным разными причинами: желанием всегда плыть против течения, ярым антиельценизмом или же неприятием «американского империализма», побуждающим Коэна закрывать глаза на проблемы, связанные с его противниками. Некоторые даже подозревают его в антиамериканизме. Со своей стороны Коэн называет себя «политическим реалистом» и американским патриотом, заинтересованным в безопасности Соединенных Штатов, которую, по его мнению, постоянно подрывают американские политики и эксперты, чья некомпетентность и «путинофобские глупости» лишили Соединенные Штаты «лучшего во всем мире потенциального партнера, сотрудничество с которым позволило бы нам обеспечить нашу национальную безопасность».

Для интеллектуала, исповедующего левые взгляды, это не самая естественная «презентация себя». Тем не менее, она отражает противоречивую ситуацию, в которой может оказаться «сторонник левых взглядов старой школы, который плавно перешел от анти-антикоммунизма к анти-антипутинизму [7]». Конечно же, путинская Россия, «страна коррумпированного кланового капитализма (…) с ее репрессивным государственным аппаратом, который все больше склонен опираться на зависимую от него церковь, выступающую в качестве морального авторитета», представляет собой «все то, что сторонник левых идей должен ненавидеть» [8]. «Попутчики» СССР 1930-х годов умудрились не заметить ГУЛАГа, поскольку их мечты о «светлом будущем» были связаны с Советским Союзом. В современном мире уже нет места для подобных мечтаний: «Россия больше не является воплощением их (бывших советских “попутчиков”) идеологических фантазий, а лишь вместилищем их накопленного недовольства», — пишет Джонатан Чейт [9].

Я ценю призывы Коэна к критической переоценке внешней политики США, равно как и к пересмотру российской истории. Тем не менее, этот пересмотр не должен вести к поддержке откровенно недемократического режима и к отождествлению его интересов с легитимными интересами страны, в которой этот режим существует. Понимание Коэном украинского кризиса основывается на методологически несостоятельных исходных положениях и фактически неверных утверждениях.

Противники обвиняют Коэна в некритическом воспроизведении кремлевской пропаганды [10]. Безусловно, существует поразительное сходство между российской официальной риторикой и трудами Коэна. «Не Путин спровоцировал это», — говорит Коэн. «Нынешняя ситуация на Украине возникла не по нашей вине», — утверждает Министерство иностранных дел России [11]. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров практически цитирует Коэна (или Коэн цитирует его?), когда отказывается признавать принцип «победитель получает все», который оба они считают типичным для политики США после Холодной войны [12]. Коэн говорит о Крыме как об «исторически российской области». «Крым — исторически русская земля», — заявляет Путин [13]. Фраза Коэна «Нет единой Украины или “единого украинского народа”» напоминает печально известную реплику Путина «Украина — это даже не государство!» (я вернусь к этой важной фразе позже).

Общность языка выдает схожий образ мыслей. Неудивительно, что Коэн не подвергает сомнению факты, приводимые российскими СМИ, хотя как специалист по истории России не может не знать, насколько ненадежным источником эти последние могут быть.

Критики убедительно продемонстрировали неточности в использовании Коэном фактов. Он доверяет результатам инсценированных Кремлем «референдумов» в Крыму и в Донбассе, но игнорирует данные социологических опросов, согласно которым большая часть населения обоих регионов предпочла бы остаться в составе Украины. Он преуменьшает значение результатов президентских выборов на Украине в мае 2014 года, когда ультраправые кандидаты получили два процента голосов. Он не упоминает о зверствах, совершенных «повстанцами», но говорит только о жестокостях со стороны украинской армии. Он видит коктейли Молотова в руках сторонников киевской власти, штурмующих здание Дома профсоюзов в Одессе, но не замечает их же в руках у его пророссийских защитников.

Коэн заостряет внимание на ультранационалистической составляющей антироссийского протеста в Киеве, но игнорирует подобный компонент антикиевского движения в Донбассе, равно как и решающую роль «зеленых человечков» в его развитии. Он молчаливо предполагает, что донбасские «повстанцы» — преимущественно местные активисты, и пренебрегает многочисленными фактами, свидетельствующими о том, что среди их лидеров практически нет представителей местной элиты: большинство «повстанцев» принадлежат к русским националистам и «православным экстремистам», часто тесно связанным с русскими спецслужбами. В 1990-х многие из них прошли подготовку в военно-патриотических клубах, финансируемых Русской православной церковью. Некоторые из них принимали участие в различных вооруженных конфликтах в разных странах, от Югославии до Чечни и Сирии. Многие учились в Московском педагогическом институте и серьезно увлекались историческими реконструкциями. Поклонники белого движения, в частности, его лидера Антона Деникина, они теперь «играют в войну» все на том же Дону [14].

Интересное совпадение: в мае 2009 года Путин возложил цветы на могилу Деникина в Донском монастыре в Москве, где по его инициативе был воздвигнут памятник этому генералу (останки генерала были перезахоронены в 2005 году вместе с останками любимого философа Путина, Ивана Ильина). Деникин (как и Ильин) был русским националистом, который игнорировал чаяния нерусского населения, включая украинцев (это стало одной из причин поражения белого движения в 1920 году). Во время церемонии в Донском монастыре Путин процитировал слова Деникина о том, что Россия никому не позволит вмешиваться в ее отношения с Украиной [15].

Все эти «нюансы» никак не соответствуют образу народного движения против пронацистского киевского режима, и Коэн игнорирует их. Итак, приводимые им факты ненадежны.

Что касается методологии Коэна, он говорит о национальных интересах как об объективной данности. Нет сомнений в существовании постоянных экономических и географический факторов, которые любое правительство должно брать в расчет. Однако Коэн игнорирует культурное измерение международных отношений. Характер национальных интересов во многом зависит от того, кто их интерпретирует. Эта интерпретация зависит, в частности, от различных культурных факторов. Коэн же не учитывает их, предпочитая «нормализующий» геополитический подход.

Украинский кризис не может быть понят вне контекста культурной политики Путина, в частности, в сфере исторической памяти. Эта политика базируется на культе Второй мировой (или, точнее, Великой Отечественной) войны, который стал «мифом происхождения» путинской России. Этот миф, изобретенный в 1960-х, но восходящий к сталинской пропаганде, подчеркивает единство советского государства и народа в борьбе против внешних врагов. Целью этого мифа было похоронить другую память — о сталинских репрессиях и преступлениях государства против народа. Культ войны утратил свою актуальность при Горбачеве и Ельцине, но был восстановлен в 2000-х. Он пришел на смену гораздо более демократической (хотя и непоследовательной) политике памяти, превалировавшей в 1990-х, которая подчеркивала достижения культуры в XVIII и XIX веках и культивировала память о великом русском поэте Александре Пушкине — создателе современной русской литературы, которую многие русские считают одним из величайших достижений своей страны [16].

Культ войны был активно поддержан машиной государственной пропаганды и имел ряд достоинств с точки зрения путинского режима. Он позволил активно использовать огромную советскую инфраструктуру музеев, союзов ветеранов, фильмов и т.д. для создания широкого идеологического консенсуса. Кроме того, он обладал высоким мобилизационным потенциалом, который давало ему использование сталинской формулы «кто против коммунизма (теперь — России), тот за фашизм» [17].

В этом выборе войны вместо культуры в качестве символа национальной идентичности — корни крымского кризиса. Это объясняет, почему российские медиа и даже дипломаты называют украинскую революцию фашистским движением: это та призма, через которую они видят историю. Неудивительно, что взгляд на мир со сталинистской точки зрения приводит к возникновению полностью искаженной, причем часто намеренно искаженной, картины сегодняшней политической ситуации.

Миф о войне прославляет СССР/Россию как борца за мир и спасителя мира от фашистской угрозы. По данным социологических опросов, большинство россиян рассматривают победу над гитлеровской Германией как самое значимое событие XX столетия, которое дает России право на всеобщую благодарность, а также на те регионы Восточной Европы, которые Сталин оккупировал с согласия западных союзников. Характерно, что холокост не является частью этого нарратива. Русские, а не евреи, считаются главными жертвами Гитлера. Неоднозначная роль СССР в развязывании Второй мировой войны полностью игнорируется российским мифом. Советская оккупация Восточной Европы преподносится в качестве освобождения. Поэтому Восточная Европа, включая Украину, оказывается в сфере «естественных» интересов России. Коэн говорит о том, что Россия отстаивает «легитимные национальные интересы (…) на своих границах». Но при этом он не уточняет, что именно подразумевается под российскими границами. Украина простирается с востока на запад на 1300 километров, она граничит с Польшей, Словакией, Венгрией, Румынией, Молдовой… Где заканчивается сфера легитимных интересов России?

Русский миф о войне не является однозначно антизападным. Напротив, он оправдывает сближение России с Западом при условии, что Запад признает Ялтинскую систему (по иронии судьбы, Ялта — самый красивый город в Крыму). Но если Запад не примет эту систему, русский миф легко может превратиться в антизападный, что и произошло в последние годы.

В этом и состоит главное: миф о войне отрицает политическую субъективность восточноевропейских стран и предлагает Западу сделать то же, как это уже произошло в 1945 году. Коэн поддерживает эту позицию: «Мы, а не Путин, сместили границу новой Холодной войны из Берлина, где она была сравнительно устойчивой, к границам России». Как мы можем интерпретировать эту фразу, если не как призыв отдать кесарю кесарево?

К счастью, взаимодействие между Россией и Западом в соответствии с Ялтинской системой в современном более сложном и разборчивом в средствах мире больше невозможно. Многие новые государства, включая восточноевропейские, возникли в послевоенный период. Их мнение нельзя игнорировать, что ограничивает способность великих держав следовать правилам Realpolitik (даже если бы они хотели этого).

Трудно сказать, предвидело ли правительство Владимира Путина, озабоченное укреплением поддержки внутри страны, реакцию восточноевропейских стран на раздувание культа войны. Но предугадать ее было легко. Исторический опыт этих стран сформировал у них «резонное убеждение» в том, что Россия является потенциальной (даже если временами и неактуальной) угрозой для них. В 1990-х годах они использовали свой шанс «уйти на Запад» с помощью международных альянсов настолько далеко, насколько могли. Они воспринимали Запад в качестве модели для подражания и в качестве защиты. Украинский кризис еще раз показал, что их подозрения были полностью оправданы и что Россия не отказалась от сталинского наследия. Коэн обвиняет Билла Клинтона в «расширении блока НАТО на Восток» в ущерб российским интересам. Возможно, он считает, что Клинтона должна была прежде всего беспокоить проблема безопасности России, а не, например, Эстонии? Но Россия оккупировала Эстонию в 1940 году или Эстония оккупировала Россию? У кого больше оснований ощущать угрозу своей безопасности? Или только ядерные гиганты имеют право на безопасность? «Зачем нам спрашивать мнение украинцев, если это неприятно России?» — иронично вопрошает Джулия Иоффе, обобщая позицию Коэна [18].

Коэн отмечает, что «многие отвратительные кремлевские политические установки (…) коренятся в ельцинской России». Но это не является причиной изображать Россию как страну, которая всегда была авторитарной, и игнорировать решающий вклад Путина в ее недавнее отступление от демократии. Несмотря на все несовершенства Ельцина, у России был момент относительной свободы (особенно свободы слова) в 1990-х, сохранявшейся до формирования путинского режима. Равным образом и конфликты между ельцинской Россией и ее восточноевропейскими партнерами по вопросу толкования истории были редки. Войны памяти, столь характерные для 2000-х, начались тогда, когда правительство Путина освоило неоимперскую риторику.

Война памяти между Россией и Украиной достигла своего пика в период между 2005-м и 2010 годом во время президентства Виктора Ющенко (чья политика в сфере исторической памяти также была достаточно манипулятивной). Эта война шла, прежде всего, вокруг вопроса о голодоморе (организованном голоде 1932–33 годов, явившемся ключевым моментом сталинской коллективизации сельского хозяйства). Одно из самых трагичных событий советской истории, голодомор унес жизни не менее трех миллионов украинцев. В ответ на обвинения в голодоморе российские медиа неустанно культивировали образ Украины — особенно Западной Украины — как страны бандеровцев (последователей Степана Бандеры, лидера Организации украинских националистов) или «нацистов». Сегодня Россия заявляет, что она должна защитить от бандеровцев тех русских, которые живут на Украине (преимущественно Восточной).

Позвольте мне прояснить свою позицию по этому болезненному вопросу: нет никаких сомнений в том, что у нацистов были коллаборационисты в Восточной Европе (в том числе на Украине и в России) и некоторые из них принимали участие в холокосте. Сегодня некоторые восточноевропейские политики используют политику памяти в националистических целях, что типологически сходно с российским культом войны (и отлично от западной модели памяти, сконцентрированной на холокосте и культурном наследии). Националисты, в том числе ультраправые активисты, сыграли свою роль в украинской революции. Но они были в явном меньшинстве (хотя и были весьма заметны). Большинство украинцев просто хотели демократии и интеграции в Евросоюз, что никак не связано с фашизмом. Мы должны быть осторожны и не уподобляться тем русским националистам, которые любого украинца, стремящегося к национальному самоопределению, называют националистом (если не фашистом). Движения за национальное освобождение необязательно должны быть националистическими движениями, даже если обычно они активно поддерживаются националистами.

Можем ли мы свести украинскую революцию лишь к ее националистической составляющей? Скорее, имеет смысл рассматривать недавние события на Украине в контексте новой волны демократических движений, от «цветных революций» 2004 года до Арабской весны и событий на Болотной площади в России (протестов против фальсифицированных выборов 2011 года, которые привели к столкновениям с полицией на Болотной площади в Москве в мае 2012 года). Некоторые из этих движений имели религиозные и/или националистические элементы. Это является отличительной и прискорбной чертой нашего времени, для которого характерен упадок универсальных ценностей. Консервативные, популистские и демократические политические движения в равной мере разделяют эту черту. Угроза со стороны ультраправых на Украине сильно преувеличена российской пропагандой, но ее ни в коем случае нельзя игнорировать.

Является ли ультраправая угроза на Украине реальной проблемой для российского правительства? Я так не думаю, потому что российское правительство поддерживает националистов (включая ультранационалистов) как в России, так и за рубежом, а они, в свою очередь, часто поддерживают российское правительство. Партия власти «Единая Россия» представляет Путина в качестве модели «консервативного» лидера, которым восхищаются во всем мире [19]. В свою очередь, такие крайне правые лидеры, как, например, Марин Ле Пен во Франции, Хайнц-Кристиан Штрахе в Австрии или Герт Вилдерс в Нидерландах, выражают симпатии Путину и свою поддержку российской агрессии против Украины. Для Марин Ле Пен Путин является защитником «ценностей европейской цивилизации» [20]. «Кремлевские чиновники понимают, что традиционные либеральные и консервативные партии в Европе постепенно теряют свои позиции и что сейчас наступило время, чтобы начать с осторожностью объединяться с новыми силами — крайне правыми националистами», — пишет Елена Серветас [21]. Сталин поступал так же в 1930-х, когда стремился к союзу с Гитлером.

Чем настойчивее российские СМИ изображают новую украинскую власть как фашистскую хунту, тем яснее становится, что настоящей мишенью для российских стрел, выпущенных по Майдану, является Болотная. Мало кто в мире поверит этой антиукраинской пропаганде. Но ее целевая аудитория — в основном российская. Каждый, кто выступает против путинского режима и его союзников, должен смотреться немного нацистом в глазах его лояльных подданных.

Демократический протест 2011–12 годов против путинского режима произвел сильное впечатление на российское руководство. Новый период в истории режима начался весной 2012 года. Второе издание путинизма — это, прежде всего, политика радикального культурного консерватизма, от дела Pussy Riot до закона о гей-пропаганде. Эта политика пришла на смену прошлому маневрированию между агрессивными националистами и сторонниками либеральной модернизации. С целью маргинализировать «креативный класс» (основную силу протестного движения) режим попытался усилить разрыв между двумя Россиями, либеральной и традиционалистской. Перед угрозой экономической депрессии правительству Путина практически нечего предложить стране в сфере социальной и экономической политики. Радикальный культурный консерватизм является его последним ресурсом.

Программа радикального культурного консерватизма включает в себя стремление к стабильности и отвращение к переменам, особенно революциям; акцент на традиционных ценностях и союз с православной церковью; возрождение советского антиинтеллектуализма и крестовый поход против «девиантного поведения» (включая так называемое «нетрадиционное» сексуальное поведение). Эта политика дополняется карательными мерами и новым законодательством, значительно усилившим полицейский контроль над российским обществом. В частности, в мае 2014 года Путин подписал «мемориальный закон», вводящий уголовную ответственность за «распространение заведомо ложной информации о действиях СССР во время Второй мировой войны» [22]. Ненависть к Западу, который предстает аморальным и антирусским по своей сути, является общей чертой всех этих тенденций. Никогда еще обличения «сторонников нацизма» не были столь громкими в России, как сегодня.

В некотором, и весьма глубоком, смысле аннексия Крыма также является выражением культурного консерватизма с его совершенно средневековым стремлением к приобретению земель и страстью к осязаемым символам власти. Культурный консерватизм, авторитаризм и агрессивная внешняя политика часто идут рука об руку.

Политика Путина в сфере исторической памяти является отнюдь не невинным выражением «нормальных» чувств его соотечественников по отношению к прошлому и даже не прагматическим использованием этих чувств. Это глубоко усвоенное мировоззрение оказало влияние на его видение национальной безопасности и внешней политики. Украинский кризис недвусмысленно свидетельствует об этом.

В апреле 2005 года Путин назвал «распад Советского Союза» «главной геополитической катастрофой века» [23]. Три года спустя, в апреле 2008-го, он сердито протестовал против возможного союза НАТО с Украиной: «Украина — это даже не государство. Что такое Украина? Часть ее территорий — это Восточная Европа, а часть, и значительная, подарена нами» [24]. В настоящее время «подарок» пытаются забрать обратно. Память о Российской империи, рассматриваемой в качестве единственной исторической реальности на постсоветском пространстве, питает агрессивную внешнюю политику. Говоря о существовании «по крайней мере, двух Украин», Коэн демонстрирует такое же, как и Путин, чувство исторической реальности, которое мало кто разделяет в Восточной Европе.

В течение десятилетий главной чертой украинского общества было то, что большинство украинцев признавали сохранявшиеся между ними различия, но хотели жить вместе. Это было структурным фундаментом украинской демократии (что делало Украину столь отличной от «моноцентричной» России, но схожей с такими странами, как, например, Канада и Великобритания). Можно попытаться навязать видение «глубоко разделенной страны» и даже помочь «двум Украинам» начать воевать друг против друга. Такой сценарий Путин, конечно, приветствовал бы. Но даже если Россия сохранит Крым и займет Донецк, она окончательно потеряет остальную Украину, как и всю Восточную Европу, которая теперь неизбежно примеряет украинскую ситуацию на себя. Позвольте мне спросить Коэна: в интересах ли России стать страной без друзей, за исключением нескольких других диктатур?

Я считаю, что в национальных интересах России — стать демократической страной. Для достижения этой цели Россия обладает потенциалом, прежде всего, культурным и интеллектуальным. Она должна сотрудничать с другими демократиями, включая восточноевропейских соседей. Завоевать их дружбу будет сложной задачей, но культурные и личные взаимосвязи могут сделать ее решаемой. Для этого Россия должна признать право стран Восточной Европы не доверять ей. И, конечно, следует всячески избегать ставить их в положение, когда им придется выбирать между Россией и Западом. Какими бы ни были исторические прегрешения других стран, Россия несет львиную долю ответственности за те проблемы, которые существуют между ней и ее соседями, хотя бы потому, что они управлялись из Москвы, а не Россия управлялась из Киева, Таллина или Варшавы. Россия обязана взять на себя инициативу по мирному урегулированию этих вопросов. Я думаю, что это бы было единственным демократическим способом определения национальных интересов России «на ее границах». Политика президента Ельцина, по крайней мере, на протяжении части его правления исходила из такого понимания.

Стивен Коэн сетует: «Если Россия при Ельцине, по мнению американских СМИ, имела легитимные (…) национальные интересы, сейчас нас заставили верить в то, что у путинской России их нет вообще». Но это вполне нормально: демократические государства часто не могут признать легитимным то, что авторитарный режим считает своим правом.

По каким бы причинам Коэн ни поддерживал Путина, его взгляд на политику этого последнего сильно искажен. В свете путинской политики памяти нет никаких сомнений в том, что ответственность за украинский кризис лежит в первую очередь на России.

Если Россия не вернет Крым Украине (что маловероятно), любые договоренности будут носить временный характер. Пока что рейтинг Путина растет. Но эффект от аннексии Крыма не будет длиться вечно. Попытается ли Путин вновь увеличить свою популярность за счет «маленькой победоносной войны»? Россия вряд ли прекратит дестабилизировать ситуацию на «своих границах». Украинский кризис, возможно, знаменует возникновение гораздо менее стабильного и предсказуемого мира, чем тот, в котором мы привыкли жить за последние десятилетия.

Российская агрессия против Украины решительно расходится с привычным ожиданием, что ведущие мировые державы будут следовать ответственному и предсказуемому политическому курсу, что даст возможность избежать серьезных военных конфликтов. Вот почему нынешний кризис, вне зависимости от того, каким будет его исход, уже привел к возникновению новой эпохи в международных отношениях. Сегодня мы не можем предсказать, где именно проходит «красная линия» для России и других авторитарных режимов, которые могут поддаться соблазну последовать ее примеру. Территориальная целостность, отказ от угрозы применения силы и другие принципы Хельсинкских соглашений 1975 года больше не являются неприкосновенными. Это дестабилизирует всю систему международных отношений и ставит под сомнение многие практики, на которые мы полагались на протяжении десятилетий, включая принцип Never again! («Никогда больше!»), который сложился под влиянием трагического опыта Второй мировой войны и привел к политике разрядки, революции в области прав человека 1970-х годов и падению коммунизма. Сегодня, возможно, в первый раз со времен Карибского кризиса и во всяком случае со времен советского вторжения в Афганистан в 1979 году возникла реальная угроза мировой войны.

Это значит, что современный мир вступил в новый этап своей истории. Предыдущий период, который начался кризисом коммунизма и окончанием Холодный войны, завершился. «Количественные» изменения, накапливавшиеся в течение последних лет, наконец, привели к качественной перемене. Запад в сложившихся условиях должен разработать совершенно новую линию поведения в отношении России.

Примечания

1. Chotiner I. Meet Vladimir Putin’s American apologist // www.newrepublic.com/article/116820/vladimir-putin-defended-american-leftist; Young C. Meet Stephen F. Cohen, Vladimir Putin’s Best Friend in the American Media // www.thedailybeast.com/articles/2014/03/16/meet-stephen-f-cohen-vladimir-putin-s-best-friend-in-the-american-media.html; Idem. Putin’s Pal // www.slate.com/articles/news_and_politics/foreigners/2014/07/stephen_cohen_vladimir_putin_s_apologist_the_nation_just_published_the_most.html; Ioffe J. Putin’s American Toady at The Nation Gets Even Toadier // www.newrepublic.com/article/117606/stephen-cohen-wrong-russia-ukraine-america; Kirchick J. How the ‘Realists’ misjudged Ukraine // www.thedailybeast.com/articles/2014/03/03/the-realists-misjudged-ukraine.html; Chait J. The Pathetic Lives of Putin’s American Dupes // nymag.com/daily/intelligencer/2014/03/pathetic-lives-of-putins-american-dupes.html; Pifer S. Kyiv’s Atrocities? A More Nuanced Look at the Ukraine Crisis // www.brookings.edu/blogs/up-front/posts/2014/07/08-kyiv-atrocities-nuanced-look-ukraine-crisis-pifer

2. Cohen S.F. Demonizing Putin Endangers America’s Security // www.thenation.com/article/176191/demonizing-putin-endangers-americas-security; Idem. Distorting Russia: How the American Media Misrepresent Putin, Sochi and Ukraine // www.thenation.com/article/178344/distorting-russia; Idem. Cold War Again: Who’s Responsible? // www.thenation.com/article/179119/cold-war-again-whos-responsible; Idem. The Silence of American Hawks about Kiev’s Atrocities // www.thenation.com/article/180466/silence-american-hawks-about-kievs-atrocities; van den Heuvel K. and Cohen S.F. Cold War against Russia — without Debate // www.thenation.com/article/179579/cold-war-against-russia-without-debate; Idem. Why Is Washington Risking War with Russia? // www.thenation.com/article/180825/why-washington-risking-war-russia; Zakaria F. Ukrainians Reacting to Russia’s Military Movement in Crimea // transcripts.cnn.com/TRANSCRIPTS/1403/02/fzgps.01.html; Schlanger Z. The American Who Dared Make Putin’s Case // www.newsweek.com/american-who-dared-make-putins-case-231388, ‘We Are not Beginning a new Cold War, We Are Well into It’: Stephen Cohen on Russia-Ukraine crisis // www.democracynow.org/2014/4/17/we_are_not_beginning_a_new

3. О длительном «романе» Коэна с Россией см.: Young C. Meet Stephen F. Cohen, статья, указанная в прим. 1.

4. Cohen S.F. Bukharin and the Bolshevik Revolution: A Political Biography, 1888–1938, Knopf A.A., 1973; Idem. Rethinking the Soviet Experience: Politics and History since 1917. Oxford University Press, 1986; Idem. Soviet Fates and Lost Alternatives: From Stalinism to the New Cold War. Columbia University Press, 2009.

5. Idem. Soviet Fates and Lost Alternatives. P. 27.

6. Idem. Failed Crusade: America and the Tragedy of Post-Communist Russia. Norton, 2001. P. xv.

7. Chait J. Статья, указанная в примечании 1.

8. Young C. Meet Stephen F. Cohen, статья, указанная в примечании 1.

9. Jonathan Chait, статья, указанная в примечании 1.

10. См. статьи Steven Pifer and Cathy Young, указанные в примечании 1.

11. Заявление МИД России о группе поддержки для Украины, 17 марта 2014 // www.mid.ru/brp_4.nsf/newsline/49766426492B6E9644257C9E0036B79A

12. Лавров C. 65-летие Великой Победы // http://www.mid.ru/bdomp/Ns-dos.nsf/44a7dafc231dc11ac32576d6002f70c1/432569d800223f34c32576ac0025f4cd!OpenDocument; Interview of the Russian foreign minister Sergey Lavrov to Bloomberg TV, Moscow, 14 May 2014 // www.mid.ru/brp_4.nsf/0/FC216870BE040E3C44257CD900491440

13. Transcript: Putin Says Russia Will Protect the Rights of Russians Abroad // www.washingtonpost.com/world/transcript-putin-says-russia-will-protect-the-rights-of-russians-abroad/2014/03/18/432a1e60-ae99-11e3-a49e-76adc9210f19_story.html

14. Митрохин Н. Нашествие фарсиан. 2014. 19 мая // grani.ru/opinion/mitrokhin/m.229356.html См. также: Mitrokhin N. Ukraine’s Separatists and Their Dubious Leaders. 2014. 18 April // www.searchlightmagazine.com/news/featured-news/ukraines-separatists-and-their-dubious-leaders

15. Zarakhovich Y. Putin Pays Homage to Ilyin // Eurasia Daily Monitor. 6/106. 2009. 3 June. www.jamestown.org/single/?no_cache=1&tx_ttnews%5Btt_news%5D=35075#.U-wlPSzD9Ms; Kishkovsky S. Echoes of Civil War in Reburial of Russian // New York Times. 2005. 3 October. www.nytimes.com/2005/10/03/world/europe/03iht-soviet.html

16. Tumarkin N. The Living and the Dead: The Rise and Fall of the Cult of WWII in Russia. N.Y.: Basic Books, 1994; Khapaeva D. Historical Memory in Post-Soviet Gothic Society // Social Research. Vol. 76. No. 1. 2009. P. 359–394; Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа // Специальный выпуск журнала «Неприкосновенный запас». 2005. № 40-41. См. также мою книгу «Память строгого режима: История и политика в России» (М.: НЛО, 2011).

17. См. об этом: Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. М.: Ad Marginem, 1998.

18. Ioffe J. Putin’s American Toady, статья, указанная в прим. 1.

19. См., например, главного идеолога партии «Единая Россия» и заместителя председателя Государственной Думы Сергея Железняка в интервью Первому каналу, 20 января 2014: www.1tv.ru/sprojects_edition_p/si=5756&fi=28534

20. Marine Le Pen salue Vladimir Poutine avec qui elle défend des ‘valeurs communes’ // www.lemonde.fr/europeennes-2014/article/2014/05/18/marine-le-pen-salue-vladimir-poutine-avec-qui-elle-defend-des-valeurs-communes_4420810_4350146.html; Marine Le Pen, leader of France’s far-right National Front, blamed the European Union for declaring a new Cold War on Russia that would hurt all concerned // www.reuters.com/article/2014/04/12/us-ukraine-crisis-le-pen-russia-idUSBREA3B09I20140412

21. Servettaz E. Putin’s Far-Right Friends in Europe // imrussia.org/en/russia-and-the-world/645-putins-far-right-friends-in-europe. См. также: Tharoor I. It’s not Just Ukraine: Putin’s Friends in Europe Are Gaining Strength // www.washingtonpost.com/blogs/worldviews/wp/2014/05/07/its-not-just-ukraine-putins-friends-in-europe-are-gaining-strength/; Higgins A. Far-right Fever for a Europe Tied to Russia // www.nytimes.com/2014/05/21/world/europe/europes-far-right-looks-to-russia-as-a-guiding-force.html; Snyder T. Ukraine: The Antidote to Europe’s Fascists? // www.nybooks.com/blogs/nyrblog/2014/may/27/ukraine-antidote-europes-fascists/; Idem. The Battle in Ukraine Means Everything: Fascism Returns to the Continent It Once Destroyed // www.newrepublic.com/article/117692/fascism-returns-ukraine

22. Федеральный закон от 5 мая 2014 года // Российская газета. 2014. 7 мая. www.rg.ru/2014/05/07/reabilitacia-dok.html. См. мои статьи: «Память в законе» // www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Pamyat-v-zakone и «Post-scriptum» // www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Post-scriptum2

23. Владимир Путин. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации. 25 апреля 2005 года // http://archive.kremlin.ru/appears/2005/04/25/1223_type63372type63374type82634_87049.shtml

24. Блок НАТО разошелся на блокпакеты // Коммерсант. 2008. 7 апреля. www.kommersant.ru/doc/877224

Авторизованный перевод с английского

Источник: Transit, пер. по: Eurozine