Миф о «восточной политике»?

Политика «перемены через сближение» не оправдала себя уже во время Холодной войны. Сейчас она снова показала свою несостоятельность.

Было бы разумным согласиться с итогами российской агрессии против Украины? Принесет ли признание нового статус-кво столь желаемую разрядку в историю немецкой «восточной политики»? Цель подобных предложений, возможно, и кажется благородной, но она также свидетельствует о пренебрежении международным законодательством и о молчаливом неуважении суверенитета Украины. Подобный подход задним числом легитимирует агрессию и захват. И от него следует отказаться еще по одной причине — он основывается на ложных допущениях: Путин — это не Брежнев. «Перемены через сближение» в конечном счете оказались иллюзией. Они были таковыми уже во время Холодной войны и остаются иллюзиями сейчас. Осознанию этого препятствует миф о «новой восточной политике», который необходимо привести в соответствие с исторической реальностью.

«Новая восточная политика» ФРГ возникла во время Холодной войны. Правительство Вилли Брандта пыталось смягчить мировое напряжение. Бонн был готов признать ялтинские договоренности, чтобы добиться разрядки. Договоры с Москвой, Варшавой и Восточным Берлином стали фундаментом для дальнейшего построения взаимоотношений с коммунистическими государствами. Однако при этом они закрепляли гегемонию Москвы на территории восточнее Эльбы. После первоначальных споров немецкая общественность посчитала договоры с восточными соседями разумными. С помощью своей «восточной политики» Берлин получил инструмент, с помощью которого Холодная война становилась управляемой. По крайней мере, так казалось.

«Перемен через сближение» не было

Но уже в конце 70-х годов «восточная политика» обозначила пределы своих возможностей. Столь часто упоминаемые перемены из лозунга «перемены через сближение» просто не произошли. Напротив, на территории, подконтрольной СССР, усиливаются репрессии, Советский Союз продолжает гонку вооружений. От «восточной политики» остались лишь прямой канал между Бонном и Москвой, прибыльный бизнес и внутригерманская разрядка. Конечно, все это было важно. Но исторически верным является и то, что к концу Холодной войны «восточная политика» не проводилась последовательно и убедительно. Перестройка в Москве зародилась из-за осознания советской элитой того, что созданная в СССР система не была более конкуренто- и жизнеспособна. Этот факт не помешал авторам «восточной политики» после 1990 года именовать «перемены через сближение» решающим фактором в мирной смене системы власти в СССР.

С 1991 года Германия продолжила выстраивать свои отношения с Россией. «Восточная политика» после Холодной войны должна была предоставить Германии экономические возможности и нейтрализовать риски, которые исходили от постсоветской России. При этом внутреннее развитие России последовательно упускалось из виду. И хотя государство после 2000 года всего в течение нескольких лет превратилось в автократию, Берлин оценивал свои отношения с Москвой как «стратегическое партнерство». Газопровод «Северный поток», построенный вопреки протестам Польши, свидетельствовал, что немецко-российское сотрудничество не считалось с интересами стран Восточной Европы. Немецкая политика поддерживала, в итоге, российские претензии на власть, поскольку именно «Северный поток» сделал возможной войну России в Украине.

После объединения Германии ни одно из правительств не задумывалось о принципах, по которым выстраивалась «восточная политика». Министерство иностранных дел исходило из того, что экономические связи обяжут Москву проводить умеренную внешнюю политику. «Сотрудничество в модернизации» велось даже тогда, когда было ясно, что Кремль интересует создание сильной политической оси с Берлином, которая была бы способна ослабить Европу и Запад. Гвидо Вестервелле согласился с этим предложением в 2011 году и проголосовал вместе с Китаем и Россией в Совбезе ООН по ливийскому вопросу против союзников. Это стало популистским нарушением табу, хотя оно и не было воспринято с должной серьезностью в Германии, поскольку в целом соответствовало пацифистским настроениям общества.

События на Украине в начале года и последующее вторжение России стали новым часом истины для «восточной политики». Она не достигла своих целей — мира и стабильности. Фактически, на востоке Европы идет война. Это уже во второй раз доказывает, что «восточная политика» строится на допущении, которое не выдерживает проверки. Взаимность в двусторонних отношениях между Москвой и Берлином оставалась всегда лишь желательной, а не действительной. Дипломатические усилия Берлина летом 2014 года ясно показали, что правительство не имеет никакого влияния на Кремль. Деэскалации достигнуть не удалось. Россия действует как суверенное государство, для которого и применение силы является инструментом политики. В конечном итоге, остается лишь констатировать, что привилегированные отношения между Берлином и Москвой не содействовали укреплению стабильности в регионе. Они создавали впечатление раздвоенности Запада и способствовали тому, что Москва осмелилась взять Крым.

Выбранная изоляция

Кризис в Украине положил конец эре «восточной политики». Но как можно восстановить мир и безопасность в Европе? Ясно одно: Германия не должна перекрывать свои каналы переговоров с Москвой. Это положительное наследие «восточной политики», и им следует пользоваться в дальнейшем. Но при этом Берлину необходимо помнить, что Москва решила обеспечить внутреннюю легитимность за счет внешней агрессии. А это опасный путь. С начала года личный престиж властителя зависит от дальнейших символических и, что важно, военных успехов. Эмоциональная мобилизация населения России вкупе с экономическим кризисом становятся взрывоопасной смесью. Берлин должен и далее пытаться показать Москве выход из изоляции, которую она для себя выбрала. Но настоящая разрядка станет возможной только тогда, когда Кремль признает право суверенных государств на самоопределение — даже тех, кто находится на постсоветском пространстве. Вместе с тем Москва также должна закончить войну против Украины. Это кажется на сегодняшний день самым большим препятствием, но без выполнения данного условия возврата России в международное сообщество не будет.

Россию, которая воспринимает себя как ревизионистская сила, следует сдерживать. А потому политика Германии должна и далее ориентироваться на опоры стабильности континента, а именно Европейский союз и НАТО. Десятилетия после 1989 года доказали их привлекательность и необходимость. Ошибочно полагать, что НАТО и ЕС угрожают России. Нет, и Россия также будет извлекать выгоду от стабильного развития Восточной Европы. На сегодняшний день для Германии важно помнить, что нельзя блокировать путь Украины на Запад. Новое кредо «восточной политики» ФРГ должно звучать как «международное законодательство и национальный суверенитет действуют также и в Восточной Европе». Демократическая Украина имеет право сама выбирать союзников. Берлин же обязан протянуть руку помощи демократической Украине вместе с нашими европейскими партнерами, даже если это будет против России.

Источник: Internationale Politik und Gesellschaft