#Ускорение: манифест политики акселерационизма

Акселерационизм предлагает более современную модель будущего, альтернативную современность, которую неолиберализм по своей сути не в состоянии произвести.

01. Введение: о положении дел

1. В начале второго десятилетия XXI века глобальная цивилизация столкнулась с новой волной катаклизмов. Грядущие апокалипсисы показывают убожество норм и организационных структур политики, рожденной одновременно с национальным государством, подъемом капитализма и беспрецедентными войнами XX века.

2. Самое главное — крушение планетарной климатической системы. В перспективе оно угрожает самому существованию нынешней глобальной человеческой популяции. Хотя это наиболее сильная из угроз, с которыми сталкивается человечество, есть и другие менее значимые, но потенциально дестабилизирующие проблемы, существующие наряду с данной угрозой и взаимосвязанные с ней. Окончательное истощение ресурсов, особенно водных и энергетических, в перспективе ведет к массовому голоду, саморазрушению экономических парадигм и новым холодным и горячим войнам. Затянувшийся финансовый кризис вынудил правительства прибегнуть к парализующей, смертельной и набирающей обороты политике жесткой экономии, к передаче в частные руки служб социального обеспечения, а также вызвал массовую безработицу и стагнацию заработных плат. Рост автоматизации производственных процессов, в том числе и «интеллектуального труда», свидетельствует о затянувшемся кризисе капитализма, который в ближайшее время сделает его неспособным поддерживать современные стандарты жизни даже для среднего класса глобального Севера.

3. Перед лицом этих постоянно нарастающих катастроф сегодняшняя политика не способна генерировать новые идеи и способы организации, необходимые для преобразования нашего общества, чтобы иметь возможность противостоять новым угрозам. В то время как кризис набирает силу и скорость, политика ослабевает и отступает. Паралич политического воображения отменяет будущее.

4. Начиная с 1979 года преобладающей глобальной политической идеологией был неолиберализм, в том или ином варианте представленный ведущими экономическими державами. Хотя новые глобальные проблемы создавали структурные вызовы для него (прежде всего кредитные, налоговые и финансовые кризисы — после 2007–2008 годов), развитие неолиберального проекта происходило исключительно в сторону углубления. Этот неолиберализм 2.0 был ознаменован очередным этапом структурных изменений, связанных в основном с поощрением очередных агрессивных вторжений частного сектора в то, что оставалось от социальных демократических институтов и услуг. И это несмотря на немедленно проявившие себя экономические и социальные негативные последствия данной политики и долгосрочную перспективу выстраивания новых барьеров, связанных с новыми глобальными кризисами.

5. То, что силы правого крыла правительственной, неправительственной и корпоративной власти смогли ускорить неолиберализацию, отчасти явилось результатом продолжающихся паралича и бездейственности большей части тех структур, которые остались от левого крыла. За тридцать лет неолиберализма даже самые радикальные левые партии утратили былой радикализм, выдохлись и лишились народного мандата. В лучшем случае они реагируют на нынешние кризисы призывами вернуться к кейнсианской экономике, хотя очевидно, что условия, которые благоприятствовали развитию послевоенной социал-демократии, больше не существуют. Мы не можем в приказном порядке вернуться к массовому промышленному производству — не можем, даже если бы захотели! Даже неосоциалистические режимы Боливарианской революции в Южной Америке, привлекающие своей способностью противостоять догмам современного капитализма, по-прежнему не в состоянии предложить альтернативу, которая бы не сводилась к социализму ХХ века. Организации трудящихся, систематически ослабляемые изобретательным неолиберальным проектом, институционально выродились и — в лучшем случае — способны лишь слегка микшировать новые структурные изменения. Однако сейчас без системного подхода к созданию новой экономики или к использованию структурной солидарности для продвижения каких-либо нововведений трудящиеся остаются сравнительно беспомощными. Новые социальные движения, возникшие после окончания Холодной войны и после 2008 года получившие второе дыхание, также не смогли выработать новую политическую идеологию. Вместо этого они тратят много энергии на внутренние процессы прямой демократии и аффективного самоуправления вместо стратегической эффективности, а порой и выдвигают варианты неопримитивистского местничества (localism), противопоставляя абстрактному насилию капиталистической глобализации хрупкую и эфемерную «подлинность» коммунальных связей.

6. При отсутствии радикально нового социального, политического, организационного и экономического видения, давление правых сил будет продолжаться, и они будут продвигать свои близорукие фантазии вопреки всякому здравому смыслу. Левые же, в лучшем случае, способны на недолгое сопротивление некоторым из худших их атак. Однако это больше похоже на борьбу Кнуда Великого с непреодолимой силой морского прибоя. Чтобы учредить новую левую глобальную гегемонию, необходимо восстановить утраченное «возможное» будущее и, разумеется, собственно будущее как факт.
02. Interregnum: Об акселерационизме

1. Если какая-либо система и была связана с идеями ускорения, то это капитализм. Капиталистический метаболизм требовал постоянного экономического роста и конкуренции между отдельными капиталистическими агентами, задействующими технологический прогресс в попытке достижения конкурентных преимуществ, причем при нарастании общественного разделения. В своей неолиберальной форме капитализм идеологически репрезентирует себя как один из вариантов освобождения энергии творческого разрушения, запускающей свободное ускорение технологических и социальных инновационных процессов.

2. Философ Ник Ленд наиболее точно отразил это достаточно близорукое гипнотическое убеждение, что капиталистическое ускорение само по себе способно генерировать глобальный переход к беспрецедентной технологической сингулярности. При таком представлении о капитале человеческое в конечном итоге может быть отброшено как пережиток абстрактного планетарного интеллекта, который быстро выстраивает себя на основе разнородных фрагментов прежних цивилизаций. Однако неолиберализм в стиле Ника Ленда путает ускорение со скоростью. Возможно, мы движемся быстро, но только в строго определенных капитализмом рамках, которые сами по себе никогда не меняются. Мы чувствуем нарастание скоростей внутри локального горизонта — бессмысленный натиск, а не ускорение, являющееся управляемым экспериментальным процессом поиска в незамкнутом пространстве возможностей. Именно этот последний режим и есть ускорение.

3. Более того, как утверждают Делёз и Гваттари, капиталистическая скорость с самого начала, с одной стороны, детерриториализует, а с другой — ретерриториализует. Прогресс оказывается ограничен координатной сеткой из прибавочной стоимости, резервной армии труда и свободного капитала. Современность сводится к статистическому измерению экономического роста, а социальные инновации окружены китчем пережитков «общего коммунального прошлого». Таким образом, тэтчеровско-рейгановское дерегулирование непротиворечиво соседствует со «старой доброй» викторианской семьей и религиозными ценностями.

4. Внутреннее напряжение неолиберализма, по его собственному убеждению, является «проводником» в современность — в буквальном смысле синонимом модернизации, обещающим будущее, которое он… по определению неспособен обеспечить. Действительно, неолиберализм по мере своего развития все более сковывает, а не поощряет индивидуальное творчество, приближаясь к ликвидации когнитивной изобретательности в пользу аффективного воспроизводства заранее заданных взаимодействий, вкупе с глобальными цепочками поставок и неофордистской производственной зоной на Востоке. И без того исчезающе малое число представителей интеллектуальной рабочей элиты с каждым годом сокращается, — это связано с тем, что алгоритмическая автоматизация проложила себе путь в сферы аффективного и интеллектуального труда. Неолиберализм, предлагающий себя в качестве необходимого этапа исторического развития, на самом деле был лишь случайным сочетанием мер по преодолению кризиса стоимости 1970-х годов. Неудивительно, что те только сублимировали кризис — взамен его окончательного преодоления.

5. Маркс, как и Ленд, является ярким примером мыслителя-акселерациониста. Вопреки всем известной критике и даже действиям некоторых современных марксистов, мы должны помнить, что сам Маркс использовал самые передовые теоретические инструменты, а также эмпирические данные, что только были доступны в его время, чтобы познать и преобразовать мир, в котором он жил. Он не противился современности, а стремился анализировать и менять ее, понимая, что, несмотря на эксплуатацию и коррупцию, капитализм на сегодняшний день остается наиболее передовой экономической системой. Его достижения не должны быть отброшены — наоборот, их следует ускорить и вывести за пределы ограничений капиталистической формы стоимости.

6. Действительно, как писал В.И. Ленин еще в 1918 году в работе «Детская болезнь левизны в коммунизме», «социализм немыслим без крупнокапиталистической техники, построенной по последнему слову новейшей науки, без планомерной государственной организации, подчиняющей десятки миллионов людей строжайшему соблюдению единой нормы в деле производства и распределения продуктов. Об этом мы, марксисты, всегда говорили, в том числе с людьми, которые даже этого не поняли (анархисты и добрая половина левых эсеров)».

7. Маркс знал, что капитализм не может быть признан агентом истинного ускорения. Следовательно, оценка левого движения как противника технического и социального ускорения также — по крайней мере, отчасти — является большим заблуждением. В самом деле, если левые стремятся к какому-либо будущему, то это должно быть такое будущее, где максимально раскрыта эта подавленная акселерационистская тенденция.

03. Манифест: О будущем

1. Мы считаем, что наиболее важное разделение внутри современных левых проходит между теми, кто придерживается традиционной политики местничества, прямого действия и горизонтализации, и теми, кто настаивает на чертах, присущих политике акселерационизма, иначе теми, кто с легкостью обращается с современностью — полем абстракций, сложности, глобальности, технологий. Первым остается довольствоваться созданием небольших временных зон некапиталистических общественных отношений, находясь в стороне от реальных проблем, связанных со всеми теми им ненавистными феноменами, что неизбежно нелокальны, абстрактны и глубоко укоренены в нашей повседневной инфраструктуре. Но эта политика с самого начала была обречена. Напротив, политика акселерационизма стремится сохранить завоевания позднего капитализма и шагнуть вперед, за пределы того, что могут позволить система его ценностей, структуры управления и т.д.

2. Все хотят меньше работать. Интересный вопрос, почему ведущий мировой экономист послевоенной эпохи считал, что просвещенный капитализм неизбежно продвигается в сторону радикального сокращения рабочих часов. В работе «Экономические возможности для наших внуков» (написанной в 1930 году) Кейнс предсказывал, что в будущем при капитализме люди будут работать не более трех часов в день. Вместо этого происходит постепенное стирание различий между работой и жизнью, теперь работа пронизывает каждую сферу жизни формирующихся социальных фабрик.

3. Капитализм начал сдерживать производительные силы технологии или, по крайней мере, направлять их на бесполезно узкие задачи. Такие феномены, как патентные войны и монополизация, указывают на то, что капитал пытается отбросить принцип свободной конкуренции и придерживается ретроградного отношения к технологии. Собственно неолиберальное ускорение не привело к уменьшению рабочего времени или стрессов. Вместо мира космических путешествий, футуристических потрясений и революционного технологического потенциала мы существуем в мире, где единственное, что быстрее всего развивается, — это индустрия вокруг потребительских гаджетов. Постоянное воспроизведение одного и того же основного продукта ведет к предельному увеличению потребительского спроса в ущерб человеческому ускорению.

4. Мы не хотим возвращения к фордизму. И невозможно идти к нему вновь. «Золотой век» капитализма был основан на парадигме упорядоченного производственного социума, где (мужчины)-рабочие получали безопасность и базовый уровень жизни в обмен на отупляющее скучное существование и социальное подавление. Эта же система была положена в основу глобальной иерархии колоний, империй и слаборазвитой периферии; национальных иерархий расизма и сексизма; жесткой семейной иерархии с подчинением женщин. Несмотря на ностальгию, испытываемую столь многими, возвращение к этому режиму нежелательно и практически невозможно!

5. Акселерационисты хотят высвободить скрытые производительные силы. Этот проект не требует разрушения материального базиса неолиберализма. Его нужно просто перенаправить на общие цели. Существующая капиталистическая инфраструктура не должна быть уничтожена; она послужит трамплином, с которого произойдет рывок в посткапитализм.

6. Учитывая тот факт, что технонауки оказались порабощены теми целями, которые ставит перед ними капитализм (в частности, с конца 1970-х годов), мы, наверняка, даже не можем себе представить, на что они способны. Кто из нас в полной мере осознает невостребованный потенциал уже развитых технологий? Мы делаем ставку на то, что истинные преобразующие потенциалы многих наших технологических и научных исследований остаются неиспользованными, а те функции (или преадаптации), которые в настоящий момент представляются избыточными, после смены близорукой капиталистической парадигмы могут стать решающими.

7. Мы хотим ускорить процесс технологической эволюции. Но то, за что мы боремся, — это не техно-утопизм. Не верьте, что технология может нас спасти. Она безусловно необходима, но без социально-политического действия совершенно недостаточна. Технология и общество тесно связаны друг с другом, и изменения, происходящие в одном, вызывают и усиливают изменения в другом. Если техно-утописты выступают за ускорение, ожидая, что оно автоматически позволит преодолеть социальные конфликты, то наша позиция состоит в том, что технология должна быть ускорена именно потому, что к этому располагает решение социальных конфликтов.

8. Мы считаем, что любой посткапитализм требует посткапиталистического планирования. Вера в то, что после революции люди спонтанно начнут создавать новый социально-экономический строй, а не вернутся к строю капиталистическому, в лучшем случае наивна, а в худшем — невежественна. Чтобы чего-то достичь, мы должны одновременно разрабатывать и когнитивную карту существующей системы, и спекулятивный образ экономической системы будущего.

9. Для этого левые должны пользоваться каждым технологическим и научным успехом, который стал возможен благодаря капиталистическому обществу. Мы заявляем, что калькуляция — это не зло, которое должно быть искоренено, а инструмент, который надо использовать наиболее эффективно. Экономическое моделирование — это попросту необходимость понимать мир во всей его сложности. Финансовый кризис 2008 года показал, сколь рискованно слепо принимать на веру математические модели, однако это проблема некорректного применения модели, а не самой математической модели. Такие инструменты, как сетевой анализ, агентное моделирование, анализ больших данных, неравновесные экономические модели, являются необходимыми когнитивными посредниками для понимания таких сложных систем, как современная экономика. Левые акселерационисты должны разбираться в этом техническом инструментарии.

10. Любое социальное преобразование должно включать экономическое и социальное экспериментирование. Чилийский проект «Киберсин» в этом отношении особенно показателен: он объединил продвинутые кибернетические технологии со сложным экономическим моделированием и демократической платформой, встроенной в саму технологическую инфраструктуру. Аналогичные эксперименты предпринимались в 1950–1960-х годах советской экономикой, когда кибернетика и линейное программирование были применены, чтобы преодолеть проблемы первой коммунистической экономики. То, что оба эти эксперимента в конечном счете потерпели неудачу, объяснимо политическими и технологическими ограничениями, под влиянием которых находились первые кибернетики того времени.

11. Левое движение должно бороться за социотехническую гегемонию — как в сфере идей, так и в сфере материальных оснований. Основаниями являются инфраструктуры глобального общества. Они задают основные параметры возможного — как поведенчески, так и идеологически. В этом смысле они материально воплощают трансцендентный уровень общественной сферы: именно они делают некоторый отдельно взятый набор действий, отношений и сил возможным. В том, что большая часть современного глобального основания смещена в сторону капиталистических общественных отношений, нет неизбежной необходимости. Эти материальные основания, состоящие из производства, финансов, логистики и потребления, могут быть и будут перепрограммированы, отформатированы для посткапиталистических целей.

12. Мы не считаем, что прямого действия достаточно для достижения этих задач. Привычная тактика митингов с плакатами, а также создание т.н. «временных автономных зон» рискуют стать утешительной подменой эффективных действий. «По крайней мере, мы что-то делаем» — таков боевой клич всех, кто заботится о самооценке больше, чем об эффективности своих усилий. Единственным критерием стóящей тактики является то, насколько она успешна. Мы должны покончить с фетишизацией отдельных методов. Политика должна рассматриваться как набор динамических систем, с ее заданностью конфликтами «на разрыв аорты», со всеми ее приспособлениями и контрприспособлениями, со всей ее стратегической «гонкой вооружений» Это равнозначно пониманию, что каждый отдельный тип политического действия с течением времени выдыхается и становится неэффективным, чуть только к нему привыкнут оппоненты. Ни один режим политического действия не является исторически неприкосновенным. Действительно, со временем появляется потребность отбрасывать усвоенные тактики, по мере того как силы, против которых те направлены, учатся защищаться и эффективно контратаковать. Но именно неспособность левых поступать в подобном ключе лежит в основе современной слабости.

13. Необходимо преодолеть представление о привилегированном положении демократии-как-процесса. Фетишизация открытости, горизонтальности и инклюзии современными «радикальными» левыми зачастую ведет к снижению их эффективности. Но что как не секретность, не вертикальность и не эксклюзия — важнейшие игроки на поле эффективного политического действия (хотя, конечно, не главные)?

14. Демократию нельзя определить с помощью ее методов — таких как голосование, дискуссия и всеобщие собрания. Реальную демократию надо определять через ее назначение — коллективное самоуправление. Это проект, который должен объединить политику с наследием Просвещения в том смысле, что, только наращивая нашу способность понимать себя и мир вокруг нас (наш социальный, технический, экономический, психологический мир), мы можем получать возможность им управлять. Мы должны сами создать контролируемую легитимную вертикаль власти в дополнение к распределительным горизонтальным формам социальности, чтобы не стать рабами тиранического тоталитарного централизма или прихотливого порядка, все норовящего и норовящего выйти из-под нашего контроля. Господство Плана должно идти рука об руку с импровизационным порядком Сети.

15. Мы не представляем какой-то особой организации, служащей идеальным средством воплощения данных векторов развития. Что необходимо — и всегда было таковым, — это экология организаций, плюрализм сил, резонирующих и взаимодействующих на основе сравнения их сильнейших сторон. Сектантство является приговором для левого движения в той же мере, в какой и централизация, и поэтому мы всегда готовы экспериментировать с различного рода тактиками (даже с теми, с которыми мы не согласны).

16. У нас есть три среднесрочные конкретные цели. Во-первых, мы должны построить интеллектуальную инфраструктуру. Нечто наподобие общества «Мон Пелерин» неолиберальной революции, которому должно быть поручено создание новой идеологии, экономических и социальных моделей и общее видение блага, чтобы заменить и превзойти те истощенные идеалы, которые управляют нашим миром на сегодняшний день. Это именно инфраструктура, поскольку речь идет не только об идеях, но и о конкретных учреждениях и материальных способах внедрения, воплощения и распространения идей.

17. Нам необходима масштабная реформа медиа. Несмотря на видимую демократизацию, пришедшую с Интернетом и социальными медиа, традиционные средства массовой информации остаются решающими в выборе и оформлении нарративов, а также обладают всеми средствами для того, чтобы создавать препятствия журналистским расследованиям. Создание действенного общественного контроля за этими организациями имеет решающее значение для смены господствующего представления о положении дел.

18. Наконец, мы должны переучредить различные формы классовых сил. Такое восстановление должно выходить за рамки того представления, что органически возникший глобальный пролетариат уже существует. Вместо этого необходимо связать воедино разрозненные массы отдельных пролетарских идентичностей, зачастую воплощенных в постфордистских формах прекарного труда.

19. Каждое из этих положений уже разрабатывается группами и индивидуально, но, взятые по отдельности, они бессильны. Необходимо, чтобы они пересекались и отражались одно в другом — так, чтобы каждое из них оказывало влияние на их сочетание таким образом, чтобы остальные становились все более и более эффективными. Положительный результат должен объединить инфраструктурные, идеологические, социальные и экономические трансформации, которые породят новую комплексную гегемонию, новое посткапиталистическое техносоциальное основание. История показывает, что именно широкий набор тактик и организационных структур приводил к системным сдвигам; нам необходимо извлечь из этого урок.

20. Мы полагаем, что для достижения каждой из этих целей на самом практическом уровне акселерационисты должны более серьезно задуматься о потоках ресурсов и о средствах, необходимых для построения новой эффективной политической инфраструктуры. Помимо «власти народа» уличных толп, нам необходимо финансирование, источниками которого могут быть как правительства, учреждения, профсоюзы, так и отдельные меценаты. Мы считаем, что распределение и направление финансовых потоков необходимо, чтобы начать реконструировать экологию эффективных акселерационистских левых организаций.

21. Мы заявляем, что только прометеева политика главенства над обществом и средой его существования способна решить глобальные проблемы и победить капитализм. Это главенство следует отличать от главенства, воспетого мыслителями эпохи Просвещения. Вселенная как часовой механизм Лапласа, которую так легко воссоздавать, имея всего-то достаточную информацию, давно покинула повестку дня серьезного научного дискурса. Но это не значит, что мы подобно старым постмодернистам примемся порицать главенство как протофашистское или авторитарное, как нечто по природе нелегитимное. Вместо этого мы считаем, что проблемы, которые стоят перед нашей планетой и нашим видом, обязывают нас иначе — и по-новому! — модернизировать главенство. Конечно, мы не можем предсказать точнейший результат наших действий, но можем определять вероятный диапазон их результатов. Анализ сложных систем необходимо сопоставить и объединить с новой формой действия — импровизационной и способной к практическому творчеству, имеющей дело с непредвиденным — с тем, что открывается только в процессе действия, в политике геосоциального творчества и хитроумной рациональности. Это форма вероятностного экспериментирования, которое занимается поиском наилучших средств деятельности, позволяющих действовать в усложняющемся мире.

22. Мы должны взять на вооружение аргумент, который обычно приводят в пользу посткапитализма: капитализм — это не только несправедливая и извращенная система, но также система, сдерживающая прогресс. Наше технологическое развитие сдерживается капитализмом — в той же мере, в какой им подстегивается. Акселерационизм основан на убеждении, что технические возможности могут и должны быть высвобождены путем выхода за ограничения, налагаемые капиталистическим обществом. Движение за свободу от наших нынешних ограничений должно быть чем-то большим, нежели просто борьбой за более рациональное глобальное общество. Мы считаем, что оно должно включать в себя возвращение к мечтам, о которых мы забыли в середине XIX века и вспоминаем только на закате неолиберальной эпохи, — к мечтам об экспансии Homo Sapiens за пределы Земли и наших привычных телесных форм. Эти мечты сегодня рассматриваются как реликвии крайне наивной эпохи. Тем не менее, они-то и свидетельствуют о поразительном отсутствии воображения во всем, что увязано с современностью, — они-то и предлагают аффективно бодрящее, а также интеллектуально будоражащее видение будущего. В конце концов, только посткапиталистическое общество, приближаемое политикой акселерационизма, сможет обеспечить выполнение космических программ еще середины ХХ века, а также сменить мир минимальных технических новшеств на мир всеобъемлющих преобразований — на эпоху коллективной самодеятельности и совершенно непредсказуемого будущего (манящего, открывшего новые возможности!), как и на завершение проекта Просвещения с помощью самокритики и самодеятельности, вне всякого его исчерпания…

23. Мы стоим перед непростым выбором: либо глобальный посткапитализм, либо медленная фрагментация и дегенерация, вечный кризис, планетарная экологическая катастрофа.

24. Необходимо конструировать будущее. Оно планомерно уничтожалось неолиберальным капитализмом и дешевыми угрозами большего неравенства, конфликтов и хаоса. Крах идеи будущего является симптомом регрессивного исторического состояния нашей эпохи — никак не признаком зрелого скептицизма, как пытаются нас убедить политические циники новых мастей. Что несет с собой акселерационизм, так это более современное будущее — альтернативу современности, которую неолиберализм по своей сути не в состоянии предложить. Необходимо заново взломать будущее, раздвинув наши горизонты, чтобы обнаружить безграничные возможности Извне.

Источник: Critical Legal Thinking