Где оскорбленному есть чувству уголок

Сентиментализм и чувство: немного об эмоциях в современной России

Дебаты 21.12.2016 // 3 066

Не так уж давно в России посмеивались над постоянно оскорблявшимися мусульманами. То женские наряды в Европе их возмущают, то ель рождественская, оттого и возникли датские карикатуры, вызвавшие яростные исламские демонстрации (и да, в России все еще посмеивались над бурностью реакции), а вот когда оскорбленные карикатурами расстреляли всю редакцию «Шарли Эбдо», реакция в России изменилась. Потому что тут уже сварили новый контекст. Религия стала неприкасаемой, а идея, что можно убить, если что не так, — допустимой. Общественное мнение, то, которое следует за официальными установками, выражалось тогда фразой: «Убивать, конечно, нехорошо, но». С сочувствием смотрели трансляцию по телевизору миллионного митинга в Грозном — против этих самых карикатуристов «Шарли», только что убитых.

Карикатуристы какими были в течение веков, такими и остались, во всех странах. А ценности народные меняются почти по щелчку пальцев. Пару лет, пару арестов, пару расстрелов — и готово.

С рождения и до моих тридцати лет самым святым была Революция. Ее герои, чьими именами стали все улицы и станции метро, убивали ради победы революции, и мысли ни у кого не возникало, что мужественных цареубийц, истребителей «белых», буржуев и кулаков можно осуждать. Ленин — самый человечный человек. «Террор» было словом с положительной коннотацией, «красный террор» — без него не было бы нашего счастливого детства и светлого будущего.

Конечно, были «инакомыслящие», самиздат и тамиздат (как страшно звучали названия «Грани», «Посев», «Хроника текущих событий»!), но все понимали, что в публичном пространстве не встретишь отклонений от священных советских канонов. Карикатура на пророка, в нашем случае Ленина, обернулась бы высшей мерой наказания — расстрелом.

Сажали не только «антикоммунистов», но и марксистов, которые хотели всего лишь улучшить, подправить советскую систему. «Вернуться к ленинским нормам жизни» — так эти крамольные мысли назывались. Хотя «нормы» эти были не отсылкой к утраченной реальности, а символом веры. Всего несколько лет, и «Николашку Кровавого» признали святым и стали именовать Государем, а серийных убийц прокляли одного за другим, снимая их имена с уличных табличек.

На сегодняшний день святое советское присовокупилось к святому дореволюционному, служителями культа выступают их святейшества-богатейшества, правящие ныне и присно и во веки веков аминь. А поскольку такой бездны взаимоисключающих святынь общественное сознание переварить не в силах, оно просто отключилось. Включенной осталась одна функция: возмущаться. Ворчание можно видеть каждый день по любому поводу, но настоящие цунами возмущения следуют после подсказки пропагандистских ресурсов. Вопрос «Дождя» о том, можно ли было обойтись без блокады Ленинграда, привел к массовой истерике («как посмели такой вопрос задать? Закрыть их и повесить»). А не раз публиковавшиеся историками данные о том, как партийные начальники жировали в блокаду в то время, как люди съели уже всех крыс и перешли к людоедству, никакого возмущения не вызывали. Поскольку начальство, в том числе историческое, относится к разряду святого (кроме тех, кто не совпал с нынешней генеральной линией). Поскольку в последние годы нас погрузили в историю, прежде всего в главную войну, и мы как бы проживаем ее заново, то задаваться вопросами — естественно. Но нам велят двигаться к Победе бравурным строем и быстро, чтоб каждый день просыпаться воюющими, а засыпать победителями.

Официоз сегодняшней РФ карикатурен, но он ведь может и всю историю аранжировать в этом регистре. Депутатша — героиня крымской кампании гордится, что нигде никогда не бывала, считает, что знаменитые строки Грибоедова написал полководец Суворов, а могла бы и поинтересоваться историей родного края, где Грибоедов провел несколько месяцев, впав в депрессию, о причинах которой спорят. Вспомнила в связи с этим эпизод из своего детства.

Как-то дед говорит мне: пойдем сегодня в гости к великой женщине. Я сразу: к Розалии Землячке? — Да нет, что ты, она и умерла давно, — к Милице Васильевне Нечкиной (историк, академик, автор книг о Грибоедове и декабристах). Но я-то знала, что великая женщина — это Землячка, соратница Ленина, героиня без страха и упрека. Она утопила в крови Крым, за короткое время там расстреляли несколько десятков тысяч «белых» и их семей, бежавших от красного террора, но он их вскоре настиг и там. Землячка была секретарем Крымского обкома, при Сталине занимала высокие должности, награждена двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени, медалью «За освобождение Москвы», урна с ее прахом захоронена в Кремлевской стене, ее имя носят улицы в разных городах России, в Москве улице Землячки вернули историческое название (Б. Татарская).

Как же понять сегодня, героиня товарищ Землячка или изверг? Защитник ленинско-сталинского государства или серийный убийца? Министерство пропаганды выработало миф про Сталина, но никак не справится с мифом про Ленина. Вроде и памятники всюду (когда соседи по бывшему лагерю их сносят, это называют вандализмом), и возлежит в сердце родины, оставаясь ключом к ней, и основатель государства СССР, единственным недостатком которого было отсутствие офшоров. Но ведь — революционер, а это самое страшное слово для тех, кто ныне и присно и во веки веков аминь. Потому и ленинских соратников трудно рассортировать. В отличие от древнегреческой мифологии, где все сложно, взаимосвязано и взаимозависимо, в мединско-прохановской мифологии все просто декретируется. Это святое, о том не вспоминать, нарушителей гнобить.

Ехать убивать на Донбасс — доблесть. Историки, публикующие факты, противоречащие советским мифам, — конченые мрази. Но психологические законы никто не отменял. В каком регистре задают повестку, в том же регистре ей и оппонируют. Это произошло с Андреем Бильжо, который выдал не рисованную, а словесную карикатуру про Зою Космодемьянскую. Нормальной реакцией было бы не заметить, пройти мимо. Как происходит во всех случаях, когда какие-нибудь байкеры или депутаты выдают перлы про то, что Киев надо брать, либералов к стенке, Цой писал песни по заказу ЦРУ, а все написанное в сети Интернет является собственностью государства. Патриоты путинизма говорят: «Чего вы кипятитесь, мало ли, кто что сказал, не обращайте внимания». Но вот и Бильжо сказал, и никто бы даже не узнал об этом, кроме посетителей его блога, да не тут-то было. Пропагандисты как с цепи сорвались: пресса, телепередачи на всех каналах — главное событие в стране, где уже почти три года единственное содержание — война. В Украине, в Сирии, а Великая Отечественная мифологическими усилиями продлена в наше время, предлагалось даже, чтобы погибшие в ней голосовали на выборах в Думу.

В моем детстве и юности эта война тоже была инструментом пропаганды, но иначе, поскольку живы были участники, свидетели, война коснулась каждой семьи, в каждой кто-то погиб — надо было быть скромнее. Мифология строилась как аллея славы всех советских героев: Павка Корчагин, Олег Кошевой, Мересьев, Космодемьянская, 26 бакинских комиссаров, 28 панфиловцев, Папанин, Челюскин, Стаханов, Матросов. Настоящая, трагическая тема война была тем убежищем, где можно было не кривить душой. Астафьев, Быков, Алексиевич — литература о войне, как и военные песни Высоцкого, была выходом из казематов советской мифологии, эти книги, фильмы и спектакли потрясали до глубины души. Потому что это было живое переживание, а не барабанная дробь.

Пока вся эта литература не хлынула целым потоком, открыв реальность войны, мы, дети, распевали между собой переиначенные песенки, где герои обыгрывались так, что никакому Бильжо не снилось. Причем в этом не было злой интенции — то была детская народная смеховая культура Средневековья, реакция на пропагандистский целлулоид. Вот у меня в семье погиб на фронте дядя, в двадцать лет, — так это святое, а несколько абстрактных для меня, ребенка, персонажей, к которым как бы и сводилась победа в войне, потому что они совершили подвиг, — нет. Потому что они представали как бы персонажами комиксов, без чувств, сомнений, смятений, ужаса, надежды. Просто veni vidi vici, и жизнь отдали легко, в этом подвиг — что одна их жизнь оказалась победой для всех. А мой дядя, по которому всю жизнь убивались бабушка и мама, не совершил подвиг, пойдя добровольцем на фронт в первый же день войны, а через год был убит? У меня есть письмо с фронта его командира: что совершил подвиг, представим к ордену. Но нет, все это забылось, никто даже не узнал, в какой братской могиле он оказался. Бабушке и не нужен был орден, ей нужен был сын. И победа. И вот победа есть, а сына нет. «Праздник, со слезами на глазах». «Наши павшие как часовые». И мне, конечно, отвратительно все это «победобесие». 28 панфиловцев? Да я все детство провела прямо напротив того леса, где шли бои за Москву, в Крюково, и все оставалось нетронутым с 1941 года. Все видела: окопы, каски, бомбы, гильзы, траншеи, фляжки… Тысячи погибших, они что, не все совершили подвиг? 16-я Армия Рокоссовского, в которую тогда входила и дивизия Панфилова, спасла Москву и не только, Смоленск, Сталинград, Берлин — Рокоссовский, его военный гений. Он выжил, командовал Парадом Победы, но ведь был репрессирован в 1937-м, ему выбили зубы и сломали ребра, дважды выводили на расстрел во внутренней тюрьме НКВД, чтоб дал, наконец, ложные показания на себя и других, а он не дал. Не герой?

В общем, посмотрела я одну передачу «про Бильжо». Проханов ни к селу ни к городу говорил, что либералам не понять, что есть другая мотивация, кроме денег, и герои едут воевать на Донбасс за идею. Шахназаров (и Прилепин там, разумеется, был, и какой-то депутат) сказал, что у него есть объяснение, почему либералы, в данном случае Бильжо, пытаются разрушить мифы о героях войны. Чтоб ослабить государство. А это — чтоб вывезти из России все ценности.

Смотря и слушая все это, не веришь своим глазам и ушам. Компании пропагандистов не хуже, чем всем, известно, кому принадлежит Россия со всеми ее ценностями, вывезенными и невывезенными. Но им поручено атаковать и оскорбляться, увлекая за собой народ, чтоб он знал, кого атаковать и на что оскорбляться в данный момент. И сколько бы Навальный ни публиковал документов и фотографий замков, офшоров и прочего виолончельного хозяйства по всему миру, оправдываться никто не будет. Хозяева дискурса не оправдываются, но оскорбляться — безотказный прием на все случаи жизни.

А ведь все эти перебранки по поводу войны, которая закончилась семьдесят лет назад, введены в оборот ради того, чтоб забыть о войнах и убитых героях недавнего времени. Сколько полегло в Чечне, сколько на «Норд-Осте» и в Беслане и сколько персонально, прицельно убитых не теми, былинными уже, фашистами, а сегодняшними, оскорбленными расследованиями Юрия Щекочихина и Анны Политковской, политическим оппонированием Галины Старовойтовой и Бориса Немцова.

Удивительным образом классический оскорбленный, униженный и гонимый («пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок») превратился в нахрапистого, требовательного, расчетливого мужика с дубиной. Который, наоборот, «в уголок поволок», кого смог.

Редакция Gefter.ru оставляет за собой право не соглашаться с мнением автора

Темы:

Комментарии

Самое читаемое за месяц