С кем Ленин. А кто с ним?

Слово «рейтинг» еще не было в ходу, но популярность личностей выясняли. В том мировом опросе наивысшую ступень популярности — равно притом — разделили трое: Иисус, Ленин и Чарли Чаплин

Публицистика 17.05.2012 // 2 601
© Фото: Marco Fieber [CC BY-NC-ND 2.0]

Что сказать о человеке, вокруг имени которого клокочут страсти?

Что следует сказать, не поступаясь собою и не поддакивая моде?

Коли и сегодня он не оставляет равнодушными множество людей, так не свидетельство ли это если не о величии, то — по крайней мере — о глубине следа, оставленного им?

Так и хочется призвать оппонентов: масштаб, масштаб! Приложим его к себе, к тому, что вокруг! Может, это отвадит нас от предвзятости?!

Но — нет. Знаю, что этим не перешибешь. Слышу в ответ: и Сталин, и Гитлер были величиной в планету. Да, и они. Но ведь не  они одни из числа людей, соразмерных веку, какой не знаешь, как и назвать, оглядываясь на им добытое и им погубленное.

Держа в памяти разных людей. СУГУБО РАЗНЫХ! И тогда не ответ, а вопрос: Ленин в каком ряду? Злостных? Лучших? Или он не то и не другое. А непредусмотренно срединный. «ЦЕНТРОВОЙ». В центре проблем. В центре действия. В центре планетарных сдвигов и планетарных же катастроф.

…Полвека назад попалась мне публикация международной анкеты. Слово «рейтинг» еще не  в ходу,  но популярность выяснили. Так наивысшие баллы распределились — равно притом — среди троих. Это были —   Иисус Христос, Ленин и Чарли Чаплин. Странно не правда ли?  Не галлюцинацией ли страдали тогдашние люди?  Или наоборот, это мы в заблудившихся?

По себе знаем: человек не прозрачен. Он же, Ленин, — тайна. С внутренним миром, подобным сейфу, который он сам закрыл, а шифр унес с собой. Весь — в суррогатных мифах, в исторических подделках, начиная с вмененных ему слов: «Нет, мы не пойдем таким путем»  (и это в тот час, когда пришло известие, что брат повешен) — вплоть до вошедшей даже в киномиражи сцены в Горках, в 1923 году, когда он, навсегда уже онемевший, разговаривает с рабочей депутацией.

Срежем, как катаракту, все легенды — и что ж, прозреем в миг? Сомнительно. Ибо не чей-то умысел — чересполосица из того, что притягивает к нему и из того, что отталкивает.

Столкнем (взяв лишь постоктябрьские годы) : Декрет о земле» и  — комбеды, «военный коммунизм» — и НЭП, призыв, адресованный юным: овладевать всеми духовными богатствами, что наработало человечество, — и жестокие, сумбурные гонения на инаковерующих. Столкнем Сталина, возведенного им в НАРКОМНАЦЫ и ГЕНСЕКИ, и полные укора (себе!) предуходные ленинские диктовки, его мысли о Союзе суверенных государств как СПАСЕНИИ ОТ ГИБЕЛИ.

Сопоставимо? Уравновешивается одно другим? Или в глаза бьет НЕСВОДИМОСТЬ? Несводимость к чему-то одному, к единственному основанию, к единственной всеразрешающей формуле.

Вот он, камень преткновения. И уже о нем, Ленине, вопросы. Не о нем прямо, а об этой самой НЕСВОДИМОСТИ — его и нашей. Несводимости евразийской громады к одному способу жить. Несводимости Мира, который в ХХ-м веке противится яростнее, чем когда-либо, противится тому, чтоб его УМЯЛИ, ВОГНАЛИ в единственное ложе, в кем-то отмеренную раз навсегда — рамку. В любое «только так!».

Поговорим об этом с ним. С ним и друг с другом. Не спеша. Без позорящих нас свар и перебранок. Вслушиваясь в любого, с тобой несогласного. Помятуя, что это не только о прошлом разговор.  А и о том, что нас ожидает. К чему мы еще не готовы… И САМИ МЕШАЕМ СЕБЕ ИЗГОТОВИТЬСЯ.

24 апреля 1992

Источник: Гефтер М.Я. С кем Ленин. А кто с ним? // Континент. №21 (68). 1992. С. 4

Комментарии

Самое читаемое за месяц