Когда слепой ведет слепого: демократия как жертва

В одном из последних интервью перед свержением Николай Чаушеску отвечал на вопрос западного журналиста, почему румынские граждане не могут свободно выезжать за рубеж, хотя свобода передвижения гарантирована Конституцией. Ответ Чаушеску был выдержан в лучших образцах сталинской софистики: несомненно, Конституция гарантирует право на свободу передвижения, но также она гарантирует право людей на безопасность и благополучие дома. Поэтому мы сталкиваемся здесь, говорил Чаушеску, с возможным конфликтом прав: если разрешить румынским гражданам свободно покидать страну, под угрозой окажется благополучие их отечества, и тем самым право на преуспеяние отечества будет попрано. Если есть конфликт двух прав, приходится делать выбор, и право на благополучное и безопасное отечество явно стоит выше.

Думается, что тот же дух сталинистской софистики живет и здравствует в современной Словении, где 19 декабря 2012 года Конституционный суд постановил, что референдум о суверенном холдинге по управлению предприятиями и о создании «плохого банка» будет неконституционным, тем самым по сути запретив народу голосовать по этому вопросу. Референдум был предложен профсоюзами, протестующими против неолиберальной экономической политики правительства, и предложение собрало достаточное количество подписей для постановки на всенародное голосование. Идея «плохого банка» состоит в том, чтобы перенести все невыплаченные кредиты из основных банков в новый «плохой банк», где они будут покрыты из государственного бюджета (т.е. за счет налогоплательщиков), что не позволит провести сколь-либо серьезного расследования о том, кто отвечает за эти кредиты. Такая мера, как вопрос финансово-экономической политики, обсуждается уже несколько месяцев, и даже специалисты по финансам еще не пришли ни к какому согласию по ее поводу. Тогда почему надо запрещать референдум? В 2011 году, когда правительство Папандреу вынесло на референдум вопрос о требуемой политике жесткой экономии, это вызвало панику в Брюсселе, но никто не посмел напрямую запрещать его.

Как заявил Конституционный суд Словении, референдум «может привести к неконституционным последствиям». Каким именно образом? Конституционный суд согласен с тем, что референдум — конституционное право, но он заявил, что применение этого права поставит под угрозу другие конституционные ценности, которые должны быть на первом месте в ситуации тяжелого экономического кризиса: эффективное функционирование государственного аппарата, особенно в плане создания условий экономического роста, реализация прав человека, особенно права на социальное обеспечение и свободу экономической деятельности… Короче, предполагая какие-то «следствия» референдума, Конституционный суд просто принимает за непреложный факт доводы международных финансовых организаций, оказывающих давление на Словению с требованием ввести более жесткие экономические меры: если не смириться с диктатом международных финансовых организаций (и не соответствовать их требованиям), то это ввергнет страну в политический и экономический кризис, что неконституционно. Если говорить прямо: раз подчинение диктату/ожиданиям есть условие поддержания конституционного порядка, то они (ожидания) стоят выше Конституции (и, следовательно, государственного суверенитета).

Неудивительно, что решение Конституционного суда повергло в шок многих правоведов. Д-р Франце Бучар, старый диссидент и один из отцов независимой Словении, заявил, что если следовать логике Конституционного суда, можно запретить любой референдум, потому что любое такое действие имеет социальные последствия:

«Данным решением конституционные судьи выдали себе карт-бланш, позволяющий им запрещать все, что только можно выдумать. Откуда у Конституционного суда право решать, каким должно быть состояние экономики или какими должны быть банковские институты? Он может решать только, соответствует ли какое-то правовое положение Конституции или нет. Вот и все!»

Действительно, конфликт между различными правами, гарантируемыми Конституцией, возможен: например, группа граждан выдвигает на референдум откровенно расистские требования, призывая людей узаконить издевательства и пытки со стороны полиции, — такой референдум следует запретить. Но причиной запрета здесь будет прямой конфликт принципов, провозглашаемых референдумом, со статьями Конституции.

А в рассматриваемом нами случае причина запрета — никакие не принципы, но (возможные) прагматические последствия экономической меры.

Словения, быть может, и крохотная маргинальная страна; но решение ее Конституционного суда — симптом глобальной тенденции ограничения демократии. За всем этим стоит следующая идея: в многосложной экономической ситуации наших дней большинство населения не обладает нужной квалификацией для решений: оно только и ждет сохранения в нетронутом виде своих привилегий, не ведая катастрофических последствий, к которым все движется, будь их требования удовлетворены. Такие доводы не новость. Несколько лет назад в одном телеинтервью Ральф Дарендорф связал растущее разочарование в демократии с тем, что после каждого революционного изменения путь к новому благополучию лежит через «долину слез». После крушения социализма никто не мог перейти непосредственно к изобилию успешной рыночной экономики: требовалось сначала осознать неприятные стороны ограниченного, но реального социалистического благополучия и безопасности. Первые шаги были необходимо болезненными; и то же самое можно сказать и о Западной Европе, где переход от государства всеобщего благосостояния, сложившегося после Второй мировой войны, к новой глобальной экономике вновь вызвал болезненные рецидивы: жизнь стала менее безопасной, а социальное обеспечение — не столь бесспорно гарантированным. Для Дарендорфа проблема заключается в том нехитром факте, что болезненный проход «долиной слез» длится дольше, чем средний период между (демократическими) выборами. Следовательно, велико искушение отсрочить тяжелые, но необходимые реформы, чтобы выиграть на ближайших выборах. Ключевой механизм здесь — разочарованность широких слоев населения посткоммунистических стран экономическими итогами нового демократического порядка. В славные дни 1989 года оно уравнивало демократию с изобилием западных обществ потребления, но десять лет спустя, когда об изобилии приходится говорить только с изрядной долей условности, оно винит во всем демократию.

К сожалению, Дарендорф не обращает должного внимания на другое, противоположное искушение: если большинство сопротивляется необходимым структурным изменениям в экономике, то необходимым логическим выводом будет то, что на срок примерно 10 лет «просвещенная элита» должна брать власть, пусть и недемократическими средствами, чтобы насильно внедрять необходимые меры и тем самым заложить основания по-настоящему «устойчивой демократии» (stable democracy)? Рассуждая в этом ключе, Фарид Закария как-то подчеркивал, что демократия может «прижиться» только в экономически развитых странах: если развивающиеся страны «демократизировались раньше времени», то результатом будет популизм, который грозит экономической катастрофой и политическим деспотизмом. Неудивительно, что самые экономически успешные страны третьего мира (Тайвань, Южная Корея, Чили) восприняли демократию только после длительного авторитарного правления. И что же, разве такого рода мышление не оправдывает лучшим образом авторитарный режим в Китае?

Новация наших дней — то, что в условиях продолжающегося кризиса, берущего начало в 2008 году, недоверие к демократии, ранее не выходившее за пределы третьего мира и посткоммунистических развивающихся стран, находит себе почву в развитых странах Запада, в них самих. Если десятилетие или два назад они смотрели на других свысока, теперь они озабочены своей судьбой. Но оправдано ли подобное недоверие? Неужели только «эксперты» могут нас спасти и неважно, полноценна демократия или нет?

Последнее, что нужно сказать: начавшийся в 2008 году кризис убедительно доказывает, что не только население, но и по большей части эксперты не знают, что творят. В Западной Европе мы всякий раз убеждаемся в нарастающей неспособности правящей элиты решать текущие вопросы: она уже толком не понимает, как управлять. Посмотрите, как Европа «работает» с кризисом в Греции? Она давит на нее, чтобы добиться выплаты долгов, и в то же время разрушает ее экономику требованием жестких мер экономии, которые не позволят Греции выплатить долг, в принципе, никогда. В конце декабря 2012 года МВФ сам выпустил исследование, демонстрирующее, что экономический ущерб от агрессивно-суровых мер может оказаться в три раза большим, чем предполагалось изначально. Тем самым МВФ отрицал собственные рекомендации применять для преодоления кризиса в еврозоне меры суровой экономии. МВФ даже допускает сейчас, что принуждение Греции и других стран-должников к уменьшению дефицита бюджета, слишком поспешно начатое, будет контрпродуктивно… тем более, когда сотни тысяч рабочих мест исчезли из-за «просчетов с подсчетами».

В этом и состоит подлинный посыл «нерациональных» народных протестов по всей Европе: протестующие великолепно понимают, что их знания недостаточны, они не претендуют на быстроту и легкость ответов, но их инстинкт подсказывает им несомненную истину — что облеченным властью также невдомек, как надо действовать. В Европе сегодняшнего дня слепые ведут слепых.