Запрос на новую коллективизацию

Новый жесткий внутриполитический курс, избранный Владимиром Путиным и его окружением, который некоторыми публицистами в 2012 году был охарактеризован фразой «бей своих, чтобы чужие боялись», не является сиюминутным выбором правящего класса России, его случайным и необдуманным ответом на действия внутренней оппозиции или США. И уж тем более, это не ностальгия по Советскому Союзу, коммунизму или тоталитарному прошлому. Даже такие действия, как запрет на усыновление российских детей из детских домов, в том числе инвалидов, гражданами Соединенных Штатов — просто ответ власти на запрос со стороны большей части общества на «новую коллективизацию».

Общим местом в последние годы стали дискуссии о том, насколько общество в России атомизировано, общественные связи разрушены, слаб институт семьи, понятие «местного патриотизма» выродилось, в лучшем случае, в ненависть жителей деревни к «городским», а обитателей провинции — к москвичам. Способность к самоорганизации у такого общества практически нулевая, оно постоянно обращается за решением даже самых простых проблем к органам власти. Однако само не имеет потенции, чтобы нормально сформировать их из-за неспособности достичь консенсуса по самым простым вопросам. Все это исследователями называется «проявлениями традиционного для российского общества патернализма», хотя очевидно, что именно такая форма патернализма — это результат советского и, в значительной мере, даже постсоветского генезиса этого общества.

События 2012 года, резкий рост общественной активности, массовые митинги протеста в Москве и многих других городах, помимо политических предпосылок, безусловно, имели и социальные предпосылки. Это было первое массовое, публичное выступление той части общества, которая за 20 лет постсоветского существования перешла от организации сверху к самоорганизации. Отметим, социальной причиной выхода на Болотную и Сахарова было как раз ограничение государством в последние годы возможностей для самоорганизации, хотя большинством протестующих эта причина не осознавалась и не декларировалась как главная причина их выхода на протестные акции. Однако на фоне ответных действий властей она стала самоочевидна, особенно к концу 2012 года.

Именно их способность к самоорганизации не только позволила так активно провести протестные митинги в 2012 году, но и стала катализатором артикуляции большинством общества запроса к власти на защиту от активного меньшинства. Власть уловила этот запрос и после первых метаний начала 2012 года противопоставила индивидуальной самоорганизации на символическом уровне модель «новой коллективизации». Она предусматривает руководящую роль государства, и значительная часть общества открыто ее поддерживает.

Впервые четко манифестировал эту модель, пожалуй, в своем послании Федеральному собранию РФ Владимир Путин в 2012 году. Этот содержательно пустой документ, тем не менее, включал очень важный призыв — к объединению под эгидой государства всех, кто не способен сам решить свои проблемы самостоятельно. Одновременно давалось понять, что власть осознает — для этого необходимо сломить очаги самоорганизации, угрожающие коллективистскому спокойствию и стабильности большинства.

Предложение это — интуитивный, вряд ли вполне осознанный, а тем более навязываемый обществу ответ власти на запрос значительной части населения России. Речь идет, в первую очередь, о людях, привыкших в бытовой своей жизни нарушать нормы, навязываемые обществом как традиционные ценности. Это дети классического постсоветского двоемирия. С одной стороны, они сами смотрят исключительно криминальные сериалы, в быту восхищаются успехом некоторых криминальных авторитетов, вроде недавно убитого Аслана Усояна по кличке «Дед Хасан». Однако на словах постоянно жалуются на «моральный упадок» российского общества, на его криминализованность, и продолжают при помощи ремня и подзатыльника вбивать своим детям «традиционные ценности».

Именно эта группа населения с удовольствием рассуждает о повсеместной коррумпированности — и сама берет взятки, при первой же возможности. Они же ругают российское телевидение за развратность, поддерживают такие меры, как введение строжайшей цензуры, и смотрят условный «ДОМ-2». Наконец, они опасаются любых форм самоорганизации — она непонятна и подозрительна им как явление. Это, разумеется, не самая значительная группа российских обывателей, зато весьма агрессивная, заметная и влиятельная, поскольку именно ее во власти сегодня считают реальным лицом российского народа.

Эта группа, которой власть во время предвыборной кампании 2011–2012 гг. внушила, что она является главным субъектом политического процесса в стране, наконец начала формулировать собственный запрос. Осмотревшись вокруг, эти люди объективно приходят к пониманию того, что ситуация в стране развивается в неверном направлении (что подтверждают почти все соцопросы последних двух лет). Однако самоорганизоваться, чтобы бороться с проблемами, они не хотят, поскольку это потребует идти на самоограничения, к чему они не готовы. Пусть даже такие простые, как перестать бросать окурки с балкона на улицу и курить в подъезде собственного дома, доносить мусор до мусорного бака, а не бросать его посреди улицы, соблюдать правила дорожного движения, даже когда ты торопишься, не говоря уже о том, чтобы, например, не воровать, в том числе и у государства.

Далее происходит переход на привычную ментальную схему — установление порядка сверху, который заставил бы не то чтобы вновь ходить строем — этого никто не хочет — но общаться по-человечески друг с другом. Запрос изначально именно на это, а вовсе не на казарменно-лагерную систему. Учить долго и непродуктивно (по себе знаем, говорят новые «коллективисты»), но кто-то должен заставить врачей, чиновников и продавцов — не хамить, водителей — уважать друг друга, учителей — хотя бы делать вид, что они любят детей. Это и есть запрос на «новый коллективизм» — коллективизм мягкий, без сталинских «перегибов», позволяющий снова объединить атомизированное российское общество. Но не снизу, на основе выстраивания горизонтальных связей, которых в нем практически не было в 20-м веке, не появилось и сейчас, а «сверху» — через выстраивание «общественной вертикали», которая удовлетворяла бы большую часть граждан.

Хочется, чтобы декларируемая система ценностей меньше расходилась с реальной, чего нет в нынешней системе общественного порядка, а значит — хотя бы условно соответствовала набору социально-приемлемых ценностей, не пересматривавшемуся с позднесоветских времен. При этом, как думает каждая отдельная «коллективистская личность», система будет достаточно гибкой, чтобы лично он смог по-прежнему, в случае необходимости, лихачить на дороге, бросать, где попало, мусор, вместо слов в споре в общественном транспорте пускать в ход кулаки и так далее. И эта надежда, скорее всего, ошибочна, поскольку новая система как раз подразумевает, что слова все меньше будут расходиться с делами.

Власть этот запрос по-своему чувствует и дает соответствующим образом настроенным элементам в обществе возможность сформировать соответствующую повестку дня. По некоторым вопросам она даже идет значительно дальше пока еще слабо сформулированного запроса «новых коллективистов». Самый яркий пример — запрет на усыновление детей из детских домов, в том числе инвалидов, гражданами США. Разумеется, как собственно ответ на «акт Магнитского» — это неадекватная мера. Зато весьма эффективная в качестве видимости сплочения общества для решения серьезной проблемы, как защита морали и нравственности, как «коллективистское» решение для проблемы детских домов в стиле их создателя Феликса Дзержинского, устроившего для беспризорных детей жесткую систему «детдомов» в привычном ему казарменном стиле.

Вне зависимости от того, совмещается ли это решение, как в случае с ответом на «акт Магнитского», еще и с внешнеполитической демонстрацией позиции России, это ответ в стиле «нового коллективизма». И в таком же стиле, скорее всего, будут даваться ответы на основные социальные проблемы в ближайшие месяцы. Этот запрос, разумеется, будут удовлетворять и в 2014 году настолько, насколько он не противоречит интересам самого российского правящего класса, который, кстати, сам является в значительной мере симпатизантом «новой коллективизации». Причем настолько же подсознательным симпатизантом, как и условные «рядовые россияне», что прекрасно иллюстрирует история с возвращением после терактов в Волгограде смертной казни. Интересам правящего класса эта норма явно не соответствует, однако она настолько в русле происходящих изменений, что не вернуться к этой идее российская власть оказывается просто неспособна.