Геополитика: соблазн подделки

Геополитика соблазняет своей псевдонаучностью. Геонарратив оформлен вроде бы научно, а на поверку — плутовство. Штука в том, что именно отказ от научного метода — залог успеха геополитики как объяснения международных отношений. Признание и распространение геополитики как научного взгляда на международные отношения указывает на кризис социальных наук в России. Политическая ориентация здесь не имеет никакого значения. И условный либерал, и условный консерватор одинаково подвержены интеллектуальному разложению.

К счастью, интеллектуальный отпор геополитике нарастает. Но роковой удар еще впереди. Сергей Медведев, например, дает критику геополитики с точки зрения либеральной теории международных отношений («Соблазн геополитики»). Сильно упрощая, в этой теории политика определяется не национальным интересом и борьбой за ограниченные и потому ценные ресурсы, а бизнес-интересами основных внутриполитических игроков. Критика, безусловно, справедливая, но это критика «внешняя», поскольку она основана исключительно на научных допущениях, которые игнорируют основные построения противной стороны. С другой стороны, Василий Жарков совершенно справедливо указывает, что география как основной объясняющий фактор геополитических писаний не операционализирована и не квантифицирована. Все настолько плохо, что воздействие географического фактора иногда есть, а иногда нет. А когда есть — непонятно, насколько и почему. Мне критика Жаркова («Фейк геополитики») представляется не только совершенно справедливой, но и теоретически сильной.

Понятно, что в ряде случаев давление ландшафта, наличие или отсутствие природных ресурсов либо подталкивает, либо налагает серьезные ограничители на экономическое и внешнеполитическое поведение. Но последствия подобного давления вряд ли жестко детерминированы. Огромные ресурсные преимущества Нигерии или Венесуэлы никак не желают превращаться в национальное благосостояние. Страны, замкнутые сушей, безусловно, не имеют прямого доступа к дешевой транспортировке своих товаров, но политика и экономика Венгрии, Пакистана, Зимбабве качественно различаются. Принимая воздействие географии во внимание, политическая и деловая элита руководствуется самыми разными соображениями, от структурного положения собственного государства в мировой системе до идиосинкразических идей и ситуативных выгод. То есть географию следует принимать во внимание как «вмешивающийся» фактор, а не объяснительную переменную. Брать географию в качестве объясняющего фактора по меньшей мере рискованно. Если же не брать географию в качестве независимой переменной, то вообще непонятно, в чем, собственно, решающее отличие геополитического рассуждения от аргументов, рожденных в рамках иных теорий. Иначе получается общая теория всего и аспекты разного.

По мнению адептов геополитики, Россия расширяется за счет Украины потому, что, во-первых, РФ более богата ресурсами и населением, чем более бедная и менее населенная Украина. Но Россия превосходит Казахстан, Белоруссию, страны Балтии по тем же параметрам. Относительное и абсолютное превосходство РФ над поименованными странами было очевидно задолго до 2014 года. Чем именно Украина и Грузия отличаются от других постсоветских государств в геополитической рамке, непонятно. Если брать большие промежутки времени (начиная с 1991 года), то статистическая значимость наблюдения сильно снижается. Решение о расширении могло быть принято в любой год из этого промежутка времени (ведь любой год соответствует заявленному объяснительному параметру), но его не было. Отвлекаясь от украинской обсессии, можно взять и другие случаи. ЮАР намного превосходит Лесото и Свазиленд по территориальной и экономической мощи, но территориальный суверенитет этих небольших африканских стран пока не нарушен. Канада превосходит Данию, но Гренландия не стала четырнадцатой провинцией своего соседа. Значит, территориально-ресурсное преимущество значения не имеет. То есть имеет, конечно, для успеха военного вторжения, но не для принятия решения по поводу территориального расширения.

Геополитика вводит понятие «центральность», то есть шансы стран, окруженных опасными соперниками, стать жертвами агрессии гораздо выше. У Украины, похоже, никакого враждебного окружения не было и нет. Не было двадцать лет назад, нет и сейчас. Значит, «центральность» не меняется, а поведение северного игрока по отношению к Украине принципиально иное. Если объяснительная переменная не меняется, а зависимая меняется, то это должно наводить на критические размышления, каковы причинно-следственные связи между тем и этим. Если уж на то пошло, шансы Белоруссии быть поделенной между соседями должны быть выше, чем шансы Украины. Но почему этого не происходит, геополитический нарратив объяснять не желает. Значит, концепт «центральности» как географического положения не только не работает, но и попросту подменяет другой показатель, а именно враждебность или дружественность стран-соседей. От чего именно зависит дружественность и враждебность, можно объяснить с точки зрения реализма или конструктивизма, и голая география здесь ни при чем. Состав военных альянсов не является функцией географии. А враждебность не всегда приводит к военному вторжению. Если речь идет о противостоянии НАТО, то реализм это объясняет лучше и проще. Суммируя, идеей «центральности» можно пожертвовать как нерелевантной и приводящей к путанице.

Если уж какая-то страна расширяется, то в подобном расширении должна быть какая-то выгода. Прежде всего, материальная, ресурсная, если речь идет о географии. Если никакие выгоды не просчитываются, то следует признать, что принимающая решения элита действует на основании идеологических, нормативных, психологических оснований. Политический и военный контроль над богатыми ресурсами территориями Азии и Африки был безусловно необходим в эпоху колонизации ради выкачки природных ресурсов, которые превращались в товары, предметы потребления уже в метрополии. Сегодня экономическое доминирование осуществляется за счет международных институтов и организаций. Пример — институт интеллектуальной собственности, защищающий производителей оригинальных фармацевтических препаратов с помощью ВТО.

И, напротив, расширение территориального контроля приводит к просчитываемым издержкам, которые сложно компенсировать. Если, конечно, не эксплуатировать беззастенчиво население присоединенных территорий. Но подобная эксплуатация сегодня вряд ли возможна. Не нуждается в напоминании судьба саддамовского Ирака, оккупировавшего Кувейт. Закономерный вопрос: какие именно ресурсы получила Россия в результате расширения? Экономика не выросла, Крым затратен, международный престиж падает, внутренняя легитимность Путина была высокой и до присоединения Крыма. Не ради же нескольких процентов рейтинга идет большая игра? Для успешного функционирования и даже существования Таможенного союза или ОДКБ территориальное расширение скорее опасно, чем полезно. Расширение ради расширения — это сильный ход, но какой-то он неимоверно инфантильный. А проверку на инфантильность российский политический класс не проходит.

Почему же так привлекательна геополитика сегодня? В лихие девяностые геополитические нарративы отражали нормативный отказ от либерального взгляда на роль демократического общества и групп интересов во внешней политике. Геополитические нарративы облегчали травму от ослабления государства и усиления транснациональных акторов в контексте глобализации. Для многих откровенных ретроградов они давали облегчение от коллапса той модели мирового устройства, которая исчерпала себя с окончанием Холодной войны. Но ни тогда, ни сейчас, после тучных нулевых, российская политическая верхушка не руководствуется географическими императивами, даже если и использует это сладкое слово «геополитика».