«Спас на шаурме» в «ночь длинных ковшей»: почему мы шутим о сносе самостроя

Материал подготовлен исследовательской группой «Мониторинг актуального фольклора» РАНХиГС при Президенте РФ.

В ночь с 8 на 9 февраля в Москве было снесено около 100 торговых павильонов, в просторечье «ларьков», возле центральных станций метро. Строго говоря, мэр Москвы Сергей Собянин — не первый мэр, который начинает бороться с не устраивающими его постройками и застройками. Лужков и Черкизовский рынок закрывал, и открытые рынки в центре Москвы запрещал, да и вообще сильно изменил облик вверенного ему города. И возмущение в те времена тоже было сильным, однако ни разу резкое неприятие подобных мер не «канализировалось» в мощную фольклорную реакцию через «слово, образ и дело». Почему же так получилось?

Давайте на секунду отвлечемся. Вот представьте себе, что Вы сидите у себя на кухне и пьете чай, и тут к Вам приходит социолог и говорит: «Скажите, как Вы относитесь к сносу ларьков?» Вы излагаете ему свое мнение, и он его фиксирует. Но так ли на самом деле живет наше мнение? Возникает ли наша точка зрения только в разговоре с социологом на кухне и развоплощается ли она после его ухода? Нет, мы не стремимся держать ее в себе, выдавая только по запросу, наоборот, мы хотим ее распространить, и это нормальное свойство человеческого общества, по крайней мере, современного. И не только распространить, но и сделать так, чтобы твоя точка зрения была воспринята другими. Как же сделать так, чтобы твой текст и твое мнение копировали и пересказывали? Ответ прост: надо сделать его, с одной стороны, достаточно привлекательным, чтобы его захотели знать другие члены сообщества, а с другой стороны, достаточно простым, чтобы его легко можно было запомнить. И в том и в другом случае помогает, когда в качестве такого приема мы используем фольклорную оболочку. Анекдот вызывает смех или, по крайней мере, улыбку, слушающий получает удовольствие от такого текста и поэтому хочет его передать дальше, а клишированное, стереотипное содержание гарантирует, что текст легко запомнят, потому что он не будет противоречить «цензуре коллектива».

Такая передача мнений «фольклоризированным путем» характерна для многих обществ современного типа, и возникшая фольклорная реакция в нормальной ситуации не будет значимым явлением. Но вот представьте себе, что в культуре складывается ситуация, когда передача своего мнения по поводу социального или политического события возможна только таким, «горизонтальным путем», от одного члена сообщества к другому, а доминирующий класс (в терминах антрополога Джеймса Скотта) не захочет это мнение услышать. В этот момент передача общественного мнения через фольклорные жанры превращается из спонтанного явления в «оружие слабых», которое не просто передает, но уже и формирует повестку мнений той группы людей, которая к этому «оружию слабых» прибегает («я же не один так думаю, посмотри: все вокруг нас это говорят»).

Чем меньше общественному мнению остается «выходов на поверхность», тем быстрее происходит превращение простых незатейливых текстов в «оружие слабых», и тем больше людей оказываются втянуты в передачу «голосов недовольных». При этом размножение сдерживается теми факторами, о которых говорили выше: все, что нарушает стереотипное восприятие внутри данного сообщества, передаваться не будет; ответственность потенциально может быть переложена на другого члена социума («это не мое мнение, это репост из социальных сетей»), а наличие юмора повышает удовольствие при передаче.

Итак, вернемся к нашим ларькам. Первые шутки о разрушении ларьков появились в Сети синхронно событию (то есть ближе к полуночи 8 февраля, когда у станций метро началась работа по демонтажу «самостроя») и продолжали появляться вплоть до 13 февраля, когда «мощный поток» шуток превратился в тоненький ручеек. Четыре-пять дней — это нормальный период для краткосрочной фольклорной реакции: в этот момент носители «оружия слабых» выплескивают все свое недовольство и формируют внутри своего сообщества устойчивое общественное мнение по данному вопросу.

Но мы должны всегда помнить, что юмористические (иногда с некоторой натяжкой) тексты, распространяемые преимущественно в социальных сетях, неоднородны, а количество стереотипных мнений, передаваемых таким «фольклорным путем», ограничено. Это позволяет нам проследить четкую динамику общественного мнения. На графике ниже отражены основные темы, «закодированные» в актуальном юмористическом фольклоре, возникшем в период с 9 по 12 февраля включительно.

График 1. Динамика основных тем, обыгрываемых в юмористических текстах, по твиттам и блогам ЖЖ через сервис Yandex’a, в % по отношению к общему количеству репостов этих текстов в день

«Спас на шаурме»

Большинство текстов, возникших в «ночь длинных ковшей» и в последующие два дня (28% за 9 февраля и 23% за 10 февраля), описывают ситуацию как заведомо абсурдную, бессмысленную и непонятную. В таких текстах нет никакой политической или экономической трактовки, а есть только эмоциональное неприятие этого зрелища, которое наблюдали многие москвичи, поздно возвращающиеся домой. Оно выразилось, например, в большом количестве гифок с Траволтой, где он удивляется разрушениям:

В тот же день представитель РПЦ предложил «построить на месте снесенных торговых павильонов в Москве небольшие церкви», что немедленно привело к появлению антиклерикальных шуток (26%), содержащих пародийное название для будущих церквей («Храм Спаса на шаурме») или предположение о том, что «иконы в новых церквях будут мироточить майонезом». Все подобные тексты связаны с представлением о том, что РПЦ будет претендовать на освободившиеся в результате демонтажа «самостроя» городские территории: «За ночь в Москве не было снесено ни одной палатки, где продаются свечки и церковная утварь. Это ли не чудо Господне?» (что характерно, это твит из пародийного аккаунта православного активиста Энтео, ставшего в этот день весьма популярным).

В Сети стала распространяться картинка, предлагающая «вернуть любимый бассейн “Москва” вместо уродливого самостроя».

Ну и, наконец, третья по популярности тема в фольклоризированных текстах 9 февраля связана с переживаниями (часто облеченными в одежды «детского, несерьезного текста») о том, что потеря ларьков возле метро нанесет большой ущерб жителям Москвы:

Экскаватор Собянина уже нашел твою станцию метро, ищет твою хинкальную, твой ларек.

Вы все так расстраиваетесь, будто у вас все еще есть деньги на шаурму.

Враги и жертвы: штаб ИГИЛ и «Же суи ларьки»

Уже вечером 9 февраля восприятие ситуации меняется. Уничтожение ларьков экскаваторами вызвало массовое сопоставление с уничтожениями санкционных продуктов, погибшие магазинчики сравниваются с военными жертвами, в Сети начинают набирать обороты тексты, чей лейтмотив можно сформулировать так: «сегодня разрушаются ларьки, завтра — наши дома, послезавтра примутся за нас» (15,4% за 9 февраля и 19,6% за 10 февраля). В таких текстах власть выступает как агрессор, а разрушенный «самострой» становится жертвой, причем оппозиция «агрессор-жертва» становится очевидной через антропоморфизацию «ларьков».

Эта тема становится доминирующей в течение двух дней, и неслучайно ее «закрепление» начинается с поиска названия. Все возникшие варианты так или иначе ассоциируются с известными историческими прецедентами внесудебных расправ и погромов на этнической или религиозной почве: «ночь хрустальных ларьков», «Варфоломеевская ночь самостроев», «собянинский погром», «ночь длинных ковшей». Последнее выражение стало самым популярным: за первые сутки оно набрало в сетях Твиттер, Livejournal и «Вконтакте» свыше полутора тысяч упоминаний (хотя оно не ново под луной: оно было использовано летом 2011 года по схожему поводу, когда в Москве были снесены два исторических здания — флигель усадьбы Шаховских на Б. Никитской и дом купца Феоктистова по Б. Ордынке).

График 2. Динамика «народных наименований» ночного сноса ларьков по твиттам и блогам ЖЖ через Yandex (абсолютные цифры)

Сотрудники «Альфа-банка» выставили на своей странице рекламу, построенную на этих фольклорных мотивах: банкомат «Альфа-банка», уцелевший при разрушении киоска, сравнивается с героем одноименного фильма.

Такая «антропоморфизация» приводит к солидаризации с ларьком как жертвой, для этого используется конструкция “Je suis X”, ставшая после французских терактов в январе 2015 года способом идентификации с жертвой.

График 3

В данном случае это идентификация ироническая: как правило (но не всегда), текст «Же суи ларек/ларьки» встречается в провластном сегменте Интернета и высмеивает готовность оппозиционно настроенных пользователей критиковать любые начинания власти (как, например, демотиватор, где Лия Ахеджакова будто бы держит плакат с надписью “Je suis Larek”).

Даже лишенная цели высмеять оппозицию шутка «Же суи ларьки» снижает изначально серьезный смысл текстов с конструкцией “Je suis Х”.

Однако, несмотря на ироническую форму сочувствия разрушенным магазинам, использование конструкции “Je suis Х” работает на воспроизведение смысловой оппозиции, на одном полюсе которой располагается власть-террорист, а на другом — ее невинные жертвы.

Тема жертв-ларьков органично соединяется с августовской темой уничтожения санкционных продуктов, о которых мы тоже шутили через различные формы антропоморфизации еды (пармезан как партизан, уничтожение сыра как сыроцид или продуктовая инквизиция и т.д.):

Если эта блестящая операция затянется, то хватит ли у нас бульдозеров и другой тяжелой техники для того, чтобы одновременно продолжать давить овощи, фрукты, сыры и прочую враждебную еду?

Сыр, гуси, ларьки. В России нет проблем, которые нельзя решить экскаватором.

Американский фольклорист Алана Дандес утверждал, что одна из функций фольклора в том и состоит, чтобы обеспечить социально приемлемые формы для выражения тех страхов, тревог и надежд, которые не могут быть проговорены прямым образом. В этом отношении фольклор практически выполняет ту же психологическую функцию, что и остроумие или сновидение в концепции Фрейда. Глядя на руины возле станций московского метро (в реальности или на фотографиях), субъект проецирует картину разрушения на себя и испытывает страх оказаться следующим объектом агрессии со стороны власти. Антропоморфизация ларьков и солидаризация с «ларьком-жертвой» — косвенное выражение этого страха. После «ночи длинных ковшей» появились шутки, в которых он проговаривается почти напрямую, например: Твое е..ло не согласовано с администрацией района. Мы будем вынуждены снести его без разрешения администрации.

От власти исходит угроза, потому что ее агрессия может быть направлена не только на ларьки, но и на жилые дома и на самих жителей города:

Валютный ипотечник виноват, что взял ипотеку. Предприниматель виноват, что открыл ларек. Скоро ждем: ты виноват, что еще на свободе.

Живу в типовой многоэтажке, очевидно уродующей облик города. Тревожусь.

Если есть тексты, где ларьки — это жертвы, то должны быть и тексты, где ларьки изображаются врагами. Оправдываясь за разрушенные здания, воображаемый голос власти апеллирует к внешним врагам в виде НАТО или ИГИЛ (запрещена на территории РФ):

Одним штабом ИГИЛ меньше. pic.twitter.com/bNrz57SJ5v

— Санкционный фрукт (@Buddy_Judge) February 9, 2016

Эффекта можно достичь, например, с помощью пародии на пропагандистский дискурс, весьма популярный во время конфликта на Донбассе и в Крыму. Так благодаря фальшивому аккаунту sandy moustache весь текст читается как «комментарий Пескова»:

@Sandy_mustache Если бы мы вчера ночью не снесли ларьки, то сегодня там бы стояли войска НАТО. — Андрей Уваров (@andrejuwarov) February 10, 2016

Тема получает дальнейшее развитие в самых многочисленных вариантах:

«Нельзя прикрываться бумажками»

11 февраля от темы «мы с ларьками потенциальные жертвы власти» и «где же теперь покупать шаурму простому человеку» пользователи Интернета резко переключаются на обсуждение трех новых тем, связанных с правовой сферой в РФ. Эта новая фольклорная волна была спровоцирована 10 февраля высказыванием мэра Москвы в «ВКонтакте»:

Как мы видим на первом графике, а также на графике ниже, фольклорное творчество немедленно отреагировало на язык власти, и фраза нельзя «прикрываться бумажками о собственности» стала порождать фольклорные ответы.

График 4

Тема отмены прав, в том числе прав на собственность, набирает обороты, и если 10 февраля она появлялась только в 16% текстов, то на следующий день почти половина анекдотов и картинок, опубликованных в Сети, была посвящена ей (45%):

Гражданам России пора перестать прикрываться Конституцией, этой бумажкой о правах человека, приобретённой явно жульническим путём.

— Пeрзидент Роисси (@KermlinRussia) February 11, 2016

Реакция была и стихотворной — в сетях передается четверостишие поэта Льва Рубинштейна: Как трудно жить с грехами тяжкими В российской жизни непростой Кто прикрывается бумажками Кто накрывается… и ответ на него филолога Романа Лейбова: Говорит поэт, что тяжко. Да не тяжко, а смешно: без бумажки ты букашка, и с бумажкой ты говно. Фраза «нельзя прикрываться бумажками о собственности» стала настольно популярной, что в буквальном смысле визуализировалась. В центре Москвы прошла акция «Нельзя прикрываться бумажками»:

А 14 февраля на московском митинге «Теплый стан против точечной застройки» (фотография группы МАФ) появился плакат такого же содержания, которым автор прикрывалась:

Угроза, связанная с потенциальным лишением всех прав на собственность, которую ощущает (всерьез или иронично) житель Москвы, часто оформляется в своеобразный детский текст. Такую намеренную «инфантилизацию угрозы» можно видеть на примере известной детской книжки «Чиполлино», где облеченный властью злодей сеньор Помидор выселяет из домика несчастного беззащитного кума Тыкву. Эти цитаты начинают массово распространяться после высказывания Собянина:

При этом вербальные (из книги) и визуальные (из мультфильма) цитаты предваряются указаниями на аналогичность коллизий, переживаемых и героями Дж. Радари, и москвичами («где-то я уже читал про эти ларьки»):

Размышления в Сети на тему реплики Сергея Собянина приводят к развитию двух противоположных тем, чья популярность 11 февраля также стремительно вырастает: «власть пользует двойными стандартами и, предлагая нам соблюдать закон, сама его не соблюдает» (19,2%) и «мы, российский народ, сами пользуемся двойными стандартами: поддержали внеправовую аннексию Крыма, и что теперь жалуемся на несоблюдение прав» (17,8%). Сторонники такой точки зрения проводят параллель между аннексией Крыма и текущей ситуацией:

У Украины тоже все документы на Крым были выправлены. И чего? А вы говорите ларьки…. — liberast_rus (@liberast_rus) February 10, 2016

Согласно нескольким фоторепортажам очевидцев в ночь «длинных ковшей», владельцы палаток вывешивали на окнах портреты Путина в надежде, что здания не снесут, если их владельцы проявят таким образом свою лояльность власти.

Это не первый подобный случай даже за последнее время: работники рынка в Евпатории прямо в эфире канала «Евпатория ТВ», завернувшись в российские флаги и держа портреты президента, просили Путина спасти их от сноса.

В многочисленных текстах, получивших распространение в этот период, «ларечник», сторонник провластной позиции, подвергается осмеянию:

Он стоял в футболке «Крым наш», смотрел как сносят его ларек, с надписью на двери «Обаме вход запрещен» и кричал: Путин, помоги! :)))

— ЕжоFF Band (@M_EzhoFF) February 12, 2016

Владельцы ларьков, которым грозит снос,повесили на двери портрет Путина,в надежде,что это их защитит. Глупцы!Надо вешать портрет Кадырова! — ANTON (@AntonCom47) February 9, 2016

«Сплошной уродливый самострой»: чужой Собянин и власть-варвар

Спустя три дня после события дискуссия сходит на нет закономерным образом, потому что актуальный фольклор — это всегда «кратковременная память». 12 февраля, когда вся острая социально-политическая риторика была исчерпана, на первое место (57,3%) выходит «антисобянинский московский текст», который эксплуатирует тему варварского уничтожения «старой Москвы». Становится невероятно популярной фейковая новость, согласно которой «власти Москвы по ошибке снесли Большой театр и Третьяковскую галерею»:

По словам мэра Москвы Сергея Собянина, «несмотря на неоднократные обращения, в мэрии так и не увидели собственников этих зданий. Соответственно, мы не смогли получить основополагающие документы, которые говорят о законности создания таких объектов». По его словам, Третьяковская галерея была построена по подложным документам, которые «сфабриковал купец Павел Третьяков». Уже после уничтожения музея мэрия выяснила, что Третьяковка представляла историко-культурную ценность.

Логическим продолжением этого мотива («разрушением ларьков дело не ограничится») становятся тексты, где демонтаж изображается как воздействие бессмысленной разрушительной силы, которую невозможно остановить.

После сегодняшних ночных сносов павильонов и киосков облик Москвы так неузнаваемо изменился, что москвичи спрашивают у приезжих дорогу.

Вариантом интерпретации «власть как варвар» становятся тексты, где градостроительные прожекты также объясняются двойными стандартами («ларьки сносим, а уродливые здания, приносящие деньги, оставляем»). Ненависть москвичей — в очередной раз — вызвали «Атриум» у Курского вокзала и Петр на Москве-реке:

Многие тексты направлены на то, чтобы с максимальным эффектом показать, что московские власти не являются «своей властью», это варвар, пришедший с целью разрушения:

— Вам не жалко Москву, мой император?
— Нет, конечно. Это же сплошной уродливый самострой. pic.twitter.com/7KI766HZTR

— Пeрзидент Роисси (@KermlinRussia) February 11, 2016

Поэтому совершенно не случайно, что в фольклорных текстах этого момента речь от лица власти исходит из уст Шарикова из «Собачьего сердца», воплощения идеи антикультуры, а житель Москвы соотносит себя, конечно, с профессором Преображенским. В одном тексте Шариков оказывается исполнителем акции по демонтажу «самостроя» («Вчера павильоны сносили-сносили, сносили-сносили»), в другом Шариков-Собянин отказывается принимать «бумажки о собственности»:

В нескольких текстах к мотиву варварства добавляется неявная оппозиция «приезжих» и «местных». Так, например, на популярной карикатуре Елкина бульдозерист-мигрант по ошибке принимает за ларек Мавзолей.

«Однако», воскресшее из анекдотов о чукчах познесоветского периода, привносит в этот антисобянинский московский текст нотку ксенофобии. Это совсем неудивительно, если учесть, что именно в эти дни в социальных сетях москвичи выражают свое эмоциональное отношение к мэру Москвы с помощью уничижительных прозвищ, которыми подчеркивается определение Собянина как «чужого», причем «чужого», лишенного культуры и понимания нужд простых москвичей:

График 5. Прозвища мэра Москвы по твитам и блогам ЖЖ (абсолютные цифры) в период с 9 по 12 февраля

Москва в таких текстах, преображенная Собяниным, превращается в тундру: «В тундре никаких киосков нет, и ничего, живут люди, — сказал Собянин, — а сейчас еще плитку сковырнем, чтобы олени ягель могли добывать».

Ну и, наконец, внимательный наблюдатель за дискуссией в Интернете заметит, что есть тексты, которые являются «квинтэссенцией» всех тем, которые мы обсудили, как, например, это стихотворение:

Смотрело безучастно небо
на снос торгового ларька —
рассадник обуви и хлеба,
мобильников и молока.

Здесь обдирали нас до нитки
торговцы, нэпманы, жулье.
А будет новенькая плитка,
затем элитное жилье.

Дрожи, Обама! Нас не тронешь!
Всех победит народ-герой!
Ну все, пора бомбить Воронеж.
Воронеж, сука, самострой.

Итак, что же на самом деле пользователи социальных сетей сказали о «сносе ларьков» за четыре дня «краткострочной фольклорной реакции»? Эмоциональное напряжение, вызванное сносом привычных мест, где можно было дешево поесть, купить носки или зарядник, довольно быстро, за два дня, пошло на спад. Гораздо резче носители фольклора отреагировали на высказывание власти, не согласившись с мотивировками сноса. И наконец, негодование «канализировалось» в антисобянинских текстах, где «наша» власть оказывается чужой и варварской. Именно эти тексты оказались очень устойчивыми, потому что это уже собственно не скоротечная реакция на политическое или социальное событие, а известная культурная модель, берущая начало в ксенофобской и архаической картине мира. Но это уже совсем другая история.