Конец ЕС: вклад Франции

Миграционный кризис свидетельствует не только о провале европейского проекта, но и о крушении пространства солидарности и демократии. И Франция внесла в это вклад прежде всего тем, что бросила в беде своего немецкого партнера.

Ведущая еженедельная газета Франции в полной драматизма редакционной статье сообщила о «клинической смерти Европы, оказавшейся неспособной подойти к решению миграционного кризиса коллективно. Очевидно, что историки будут считать этот эпизод началом распада Европы» [1]. Как ни прискорбно, но нет необходимости дожидаться вердикта историков. Мы уже имеем дело со свершившимся фактом. И его последствия будут катастрофическими не только для «европейского проекта» или для ЕС как институции, но и для народов, составляющих Евросоюз, и для каждого из нас как индивида и гражданина. И это не потому, что Евросоюз, про который нам теперь говорят, что он продолжает эффективно функционировать лишь в сфере «управления единым рынком», был своего рода пристанищем солидарности и демократии. Ничего подобного. Но потому, что в краткосрочной перспективе его дезинтеграция будет означать еще меньше демократии в смысле коллективного суверенитета народов; еще меньше возможностей для противостояния глобальным экономическим и экологическим вызовам; и еще меньше надежды на то, что однажды удастся преодолеть кровожадный национализм, от которого, по крайней мере в теории, Евросоюз должен был нас защищать.

Однако — хотя все мы (и я не исключение) разделяем этот мрачный взгляд на будущее — я полагаю, что в нем, как и в других мнениях на этот счет, серьезно не хватает одного элемента: особого вклада Франции в то, что произошло. Без сомнения, нельзя возлагать всю ответственность только на нее. Но, умалчивая о ее роли, мы сами себя дурачим; такой способ действия означает уклонение от лежащей на нас ответственности. Как гражданин Франции и Европы, я не могу и не хочу с этим мириться.

В конце лета прошлого года канцлер Меркель приняла одностороннее решение о смягчении условий Дублинского соглашения (по предоставлению убежища в странах Евросоюза), чтобы Германия могла принять беженцев, спасающихся от бойни, творящейся в Сирии (которых теперь сотни тысяч, так что многие говорят о геноциде, осуществляемом несколькими воюющими сторонами одновременно) или на других театрах военных действий на Ближнем Востоке. В этой ситуации можно поступить двояким образом: либо прийти на помощь Германии в осуществлении ее инициативы и поддержать усилия ее населения, либо организовать саботаж этой инициативы. Помявшись и повздыхав, французское правительство сделало вид, что выбрало первый способ, но на практике применяет второй. Наконец-то одобрив план Юнкера по размещению беженцев в Европе — первый шаг в решении проблемы, хоть и явно недостаточный, но необходимый, — Франция сделала все возможное, чтобы этот план не был претворен в жизнь. До сих пор она приняла всего несколько десятков беженцев из двадцати четырех тысяч, которым, как предполагалось, она должна была дать убежище. Нам говорят, что беженцы «не хотят» ехать во Францию. Даже если допустить, что это правда, никто тем не менее не задается вопросом, почему страна, которая в прошлом была «землей приюта», стала так отвратительна для потерявших все людей. А если Франция бросила в беде другое сильное государство Европы, то что же? Это должно убедить немцев, что им придется решать проблему в одиночку, — это ведь только их дело, не правда ли? Не нужно было воображать себя лучше других…

Да, правда, это их дело, вот только мы пытаемся в него лезть. И как! В январе под предлогом необходимости скоординировать меры обеспечения безопасности после террористических актов (и я менее, чем кто-либо, склонен недооценивать серьезность вопроса о необходимых защитных мероприятиях) премьер-министр Мануэль Вальс поехал в Мюнхен, чтобы заклеймить проводимую Ангелой Меркель политику. Он был (хронологически) вторым после Виктора Орбана главой правительства одного из европейских государств, прибывшим на немецкую землю, чтобы оказать помощь местным крайне правым, которые открыто заявляют о том, что хотят добиться от канцлера либо капитуляции, либо отставки. А в четверг [25 февраля] министр внутренних дел Франции Бернар Казнёв выразил крайнее удивление тем, что Бельгия ужесточает пограничный контроль, тогда как он сам положил начало процессу демонтажа «джунглей» в Кале, приводя в действие план, согласованный с его британским коллегой, по которому предполагалось выбросить на улицу сотни находящихся в отчаянном положении людей.

Да, с каждым днем процесс разложения Европы заходит все дальше, и отчасти не без нашего влияния. А значит, мы пострадаем от его последствий на всех уровнях. Речь идет и о потери чести, роль которой в политическом конструировании исторической легитимности не столь ничтожна, как мы могли бы предположить; и об утрате коллективной безопасности и личной защиты — базовых условий общественной жизни. Если только сейчас — у самой точки невозврата — просвещенные течения в общественном мнении в сочетании с рефлексом храбрости у тех, кто нами управляет (или по крайней мере у некоторых из них), не вызовут изменения курса. Само собой, я не испытываю особой уверенности в том, что это произойдет, учитывая то, чему мы были свидетелями до сих пор. И тем не менее я сформулирую два фундаментальных условия такого сдвига, как они мне видятся.

Первое: нужно в конце концов четко и ясно заявить, что Меркель была права и что нельзя допустить, чтобы ее инициатива (которую она до сих пор официально не отозвала, хотя ей пришлось обороняться) провалилась. Это не вопрос о мотивах, которыми она руководствовалась, — мы и дальше будем отделять то в ее инициативе, что касается экономического интереса, от того, что затрагивает нравственность. Скорее речь идет о признании политической справедливости за ее решением, проводящим демаркационную линию между двумя концепциями Европы, и о важности той ответственности, которая проистекает из этого решения и лежит на всех нас. Конечно, Меркель расплачивается за изоляцию от европейского общественного мнения в годы «силовой политики» и за введение жестких экономических мер в Европе; однако вопрос не в этом — и в любом случае нам самим нечем похвастаться в этом отношении, потому что мы следовали за ней тогда, когда необходимо было сопротивляться. Таким образом, президенту Франции следует отправиться в Берлин на сей раз для того, чтобы обратиться к историческому моменту, который мы сейчас переживаем, и вместе с Германией призвать другие государства Европы начать поиск путей выхода из сложившейся ситуации — в их собственных интересах и ради их собственного будущего.

Второе: немедленно и решительно отказаться от изоляции Греции, на территорию которой сейчас выдавливают огромную массу беженцев. Мы должны отказаться от исключения Греции из системы европейских государств, которого не смогла добиться Тройка путем финансово-политического диктата, но которое сейчас осуществляется на практике путем закрытия границ от Венгрии и Австрии до Македонии и Албании, превращая целую страну в центр предварительного заключения на пленэре. В Греции растет насилие во всех формах, оно чинится от нашего имени и находится на нашей совести; и когда оно станет неконтролируемым, тогда уже не останется времени для того, чтобы «сокрушаться» о происходящем. И дело не спасут лицемерные проповеди в адрес наших балканских соседей и самих греков, когда мы, обещая подкинуть им немного денег, отправляем их на поклон к туркам, которые сами гораздо активнее вовлечены в войну на Ближнем Востоке! Не спасет ситуацию и поручение НАТО о проведении операций на море против «нелегальных перевозчиков беженцев». Как и в прочие времена коллективных катастроф, ситуация требует крупномасштабных экстренных мер. Самая очевидная из них — на лодках и вертолетах переместить на север Европы тех беженцев, которые уже прошли регистрацию, и тех, кто только собирается ее пройти. То есть переместить их в те страны — включая нашу страну, — где есть возможности для того, чтобы их принять, мобилизуя гражданские и военные ресурсы, которыми мы располагаем.

Скажете, я предаюсь мечтам? Вовсе нет: я открываю дискуссию, потому что пока еще у нас нет уверенности в том, что произойдет самое худшее. Самое худшее — это покорность, слепота и исторический пужадизм [2], даже облаченные в одеяния «реализма». Поэтому, прошу вас, давайте дискутировать. Но не будем ожидать слишком многого, потому что обратный отсчет уже начался.

Примечания

↑1. Crise des réfugiés: l’Europe vit un moment historique // Le Monde. 26.02.2016. http://www.lemonde.fr/idees/article/2016/02/26/crise-des-refugies-l-europe-vit-un-moment-historique_4872353_3232.html (дата обращения: 28.04.2016).

↑2. Пужадизм — крайне правое движение мелких и средних собственников в 1950-х годах во Франции, названное в честь основателя Пьера Пужада, книжного торговца из г. Сен-Сере. Сторонники движения выступали за сохранение колониальной империи, денационализацию, ограничение социального страхования, контроль над профсоюзами. — Прим. ред.

Источник: Verso