О чем Кремль собирается говорить с Трампом

И понимают ли в Вашингтоне, о чем идет речь

1.

Много пишут о том, что Трамп — прагматик, рационалист, потому что «бизнесмен», «ты мне — я тебе», а это значит, что политика при нем примет как бы характер «торга». А это ведет к тому, что появляются публикации о том, что могло бы быть предметом торга между США и Россией при новой администрации. Центр Саймса опубликовал свой текст о будущей политике на «русском направлении», центр Киссинджера — свои соображения, отдельные эксперты дают интервью. И в целом все это сводится к тому, что Трамп, соблюдая, разумеется, «национальные интересы США», должен, однако, начать очередную «перезагрузку». Разумеется, эта перезагрузка должна учитывать и «национальные интересы» России. В противном случае, нет предмета торга.

Проблема в том, что узловые точки позиции Кремля в этих высказываниях описываются по состоянию на 2006–2010 годы. В те времена Кремль позиционировал себя как «региональную державу», озабоченную безопасностью. И повестка дня сводилась к ПРО в Восточной Европе, нерасширению НАТО и внеблоковому статусу стран СНГ, требованию признать Таможенный союз в качестве коллективного партнера, ограничить давление Евросоюза в вопросах прав человека и т.д. Возникает впечатление, что администрация Трампа может предложить Путину пакет решений, которые счастливым образом учитывают его скорбь периода Мюнхенской речи и дают возможность сказать: вот мы, как вы и хотели, готовы оставить вас в покое.

Под всем этим лежит грандиозное заблуждение, полное непонимание той эволюции, которую прошел за последние пять лет «путинский политический класс». Не только сам Путин, но весь «коллективный Путин» сейчас находится совершенно в другой точке маршрута. И глобальная ситуация в оптике этого политического класса видится совершенно иначе, чем в 2007 году.

2.

Дело в том, что весь этот политический класс ментально переместился в футурологическое пространство, он в нем живет, и эта футурологическая картина стала «повседневным мышлением». Как оно выглядит?

Во-первых, вся глобальная архитектура, возникшая после Второй мировой войны, исчерпала себя, смысл ее выветрился, ее институты больше не вызывают никакого доверия и не являются эффективными. Они больше не соответствуют новому состоянию мира. НАТО больше не может существовать, потому что нет «Варшавского договора». Мир вступил в эпоху нового самоопределения глобальных игроков, результатом которого будет «новая Ялта» — глобальный альянс между теми, кто попадет в пул победителей. И мы (Россия) теперь участвуем не в защите своей старой «постсоветской» безопасности, а вступили в борьбу за место в «новой Ялте». Евросоюз как политическая институция не состоялся, никакой европейской солидарности больше нет. Структуры Евросоюза находятся в процессе демонтажа, от них останутся какие-то неполитические институции. Практически мы находимся на пороге нового договора о европейской безопасности, и надо наращивать свое военно-политическое присутствие в Европе до той поры, пока не начнется новый переговорный процесс в направлении «Хельсинки-2». Евроатлантический военно-политический союз с центром в США, возникший после Второй мировой войны, исчезает, поскольку США из него выходят. А раз так, то остаются отдельные крупные и мелкие европейские игроки, с каждым из которых предстоит отдельная работа. Сейчас эта работа уже идет, мы закладываем сегодня фундамент будущих отношений с отдельными обществами европейских стран, минуя их нынешние правительства, которые во многом не понимают происходящих процессов. Пока. Но скоро уже поймут.

Никто не слушает того, что говорит Путин. А он неоднократно говорил, что международные институции утратили силу представительства, а некоторые правительства отдали свой суверенитет США. Россия, как он неоднократно говорил в последнее время, вовсе не борется за возвращение своего «приставного стула» ни в G8, ни в ПАСЕ, ни в различных «партнерских комиссиях», нигде. Поскольку Россия живет уже в мире, где началась совершенно новая эпоха «глобального передела». И Россия работает на то, чтобы быть на третьем стуле в «новой Ялте» — США, Китай, Россия.

С точки зрения Кремля сегодня — то есть после Украины и Сирии — вся оптика устроена прямо обратным образом, чем в период Мюнхенской речи. Тогда речь шла о том, чтобы НАТО отодвинулось от границ РФ, чтобы не было ПРО, чтобы американские и европейские структуры не работали в соседних с Россией государствах в направлении интеграции этих стран в «Запад».

Теперь обратная оптика: Кремль смотрит на все эти коллективные и индивидуальные меры Запада и отдельных стран лишь как на симптомы приближения окончательного кризиса, который ведет дело к «новой Ялте». Путинский политический класс находится в полной уверенности, что ни у США, ни у коллективного Запада, ни у Евросоюза, ни у Германии, Британии, Франции и т.д. нет никаких инструментов для того, чтобы остановить процессы распада послевоенного глобального порядка. И нет никаких инструментов препятствовать Кремлю в действиях, которые ускоряют процессы распада.

Вся история третьего срока Путина — Крым, «минские соглашения по Донбассу», так называемые санкции, так называемые меры по борьбе с кремлевской пропагандой, так называемые разоблачения «кремлевских денег» в офшорах и в европейской политике, сбитый «Боинг», допинговый скандал, кибервойна — все эти сюжеты совершенно убедили путинский политический класс в том, что Запад институционально не может ответить ни на один вызов. И наоборот, российское общество ежедневно получает подтверждение правильности своей оптики. Вот Обама, уходя, со скорбью сказал, что «37% республиканцев поддерживают Путина, Рейган бы перевернулся в гробу». Ну, и что? Ну, и перевернулся Рейган. И что из того? Фактом является несомненный рост электоральной поддержки Путина в борьбе за пост «председателя земного шара». Еще два года назад, возможно, лишь 10% республиканцев поддерживали Путина, а сейчас уже 37. Плохо ли?

Разумеется, эти «электоральные успехи» Кремля — метафора. Но борьба за «третий стул» при новом разделе мира — это не метафора, а совершенно ясная политическая цель, которая следует из всей риторики Путина и его многочисленных спикеров. В Кремле понимают, что некоторые политические лидеры Запада застряли в прошлом, в архаической «ялтинской картине мира», в старой «политике ценностей», которая целиком основана на борьбе западного и восточного блоков, либерализма и коммунизма. Такие люди, как, например, Меркель, в оптике путинского политического класса просто безнадежно отстали от истории. Они ставят ногу на уже не существующую бетонную плиту евроатлантического ценностного единства. Этих людей жаль. С ними не о чем говорить. Возможно, президент Трамп окажется более умным и прозорливым человеком и ему тоже откроется та очевидная картина мира, в которой живет Кремль и его политический класс.

Такова вкратце «переговорная позиция» Кремля. Надо еще раз подчеркнуть, что концепция региональной безопасности РФ в обмен на услуги в борьбе с глобальном терроризмом — это уже позавчерашняя повестка для Кремля. Перевалочная база НАТО в Ульяновске в обмен на отказ от радаров в Чехии — это вообще больше не предмет диалога. Предметом диалога — о чем Путин многократно и прямо говорил — является сама концепция нового глобального порядка с участием России в качестве равного партнера с теми игроками, которые сами себя мыслят частью нового пула «новой Ялты».

3.

Вот с этим выходит Кремль. Тут надо спросить: а с чем выходит Трамп? Несмотря на всю его «загадочность» и «новизну», у него всего три опции, а вовсе не десять или двадцать, просто в силу институциональности гигантской машины американской и мировой политики.

Одну опцию представляет группа республиканцев, предлагающих простую, понятную схему описания России: Кремль возрождает худшие стратегии империи и надо найти такой болезненный ответ, который бы поставил Кремль на место (чего не сделал Обама, предлагая слабые символические меры).

Вторую опцию представляют те, кто предлагает просто затеять новые переговоры на базе «национальных интересов». В европейской политике таких называют «путинферштейерами», т.е. политиками, которые продолжают мыслить в категориях Мюнхенской речи и готовы теперь признавать прошлую «озабоченность» Кремля какими-то ошибочными действиями Запада. «Мы в прошлом недооценили, насколько болезненными для Кремля были… и т.д. Давайте теперь начнем процесс переговоров с признания прошлой вины Запада и попробуем вернуть Кремль обратно в лоно мировой политики с тем, чтобы Кремль вернулся на путь демократического транзита, и т.д., и т.п.». То есть это опять ПРО, разведение войск в Центральной Европе, поддержание старых договоров о ракетах, сотрудничество в отдельных обоюдно важных областях, и т.д., и т.д. Одним словом, «перезагрузка».

Третья опция: признание «кремлевской картины мира» в качестве одной из рабочих карт XXI века. Собственно, этого и ожидает Кремль от Трампа. Политический класс России экзальтированно верит, что Трамп — это политический мыслитель, который в состоянии мыслить так же масштабно, как Путин. Разумеется, он будет строить свой XXI век для США, выполняя свой план great again. Но этот план предполагает полную замену мировой политической архитектуры. И в этой оптике Россия может быть ему партнером и сможет обосновать свое право на «третий стул». Ну, дальше можно спорить — третий или четвертый. Но это в любом случае уже новое место в новой мировой архитектуре.

4.

Встает вопрос: где вообще здесь место для какого-либо торга? Для концепции «улучшения отношений» на базе «ты мне, я тебе»? На мой взгляд, этого пространства нет вообще. Если будет выбрана опция «Маккейн и борьба с империей», то это означает, что США и союзники должны перейти от институциональных действий на уровень ниже, на уровень «борьбы без правил» периода Холодной войны. Кремль этого ждет, на мой взгляд, с радостью. Поскольку «темнеет перед рассветом» и усиление «антагонических противоречий на последней фазе империализма» говорит лишь о неизбежности скорой победы Коминтерна. Если будет выбрана вторая опция, то это превращение российско-американских отношений в глобальный «минский процесс», т.е. в комиссию о согласовании «национальных интересов», которая будет бесплодно функционировать весь срок президентства Трампа. Де-факто это окажется продолжением политики Обамы, построенной на том, что «давайте подождем, либо ишак сдохнет, либо шах». В целом такой всеобщий «минский процесс» тоже устраивает Кремль, поскольку оставляет ему руки совершенно свободными. Что касается третьей опции — то есть Трамп надевает «волшебные очки» Путина и начинает видеть новую мировую архитектуру как свою политическую цель, а Путина как одного из глобальных партнеров в ее построении, — то эта перспектива вообще не является предметом торга, предметом переговоров об «улучшении отношений».

Все это говорит только об одном. Республиканцы при Трампе не смогут ничего предложить Путину, если они не вдумаются в реальное состояние умов в Кремле и политической России и не выдвинут новую глобальную концепцию мировой политической архитектуры, которая опрокинет всю эту коминтерновскую футурологию путинского политического класса.