Первые Гефтеровские чтения. Круглый стол «Авторитарный человек и его языки»

Первое заседание на тему «Авторитарный человек и его языки» прошло 20 января. 25 февраля состоялись Вторые Гефтеровские чтения, озаглавленные «Понятие справедливости в русском политическом дискурсе». 2 марта прошла третья встреча цикла на тему «Оскорбление».

Мы предлагаем вниманию наших читателей стенограмму Первых Гефтеровских чтений, посвященных теме «Авторитарный человек и его языки».

Участники обсуждения:

Валентин Гефтер, правозащитник, директор Института прав человека, член президентского Совета по содействию и развитию институтов гражданского общества и правам человека

Денис Драгунский, филолог, политолог, писатель, журналист

Гасан Гусейнов, доктор филологических наук, профессор кафедры классической филологии филологического факультета МГУ

Глеб Павловский, главный редактор «Русского журнала»

Александр Марков, литературовед, культуролог, редактор «Русского журнала»

Марина Литвинович, российский политический деятель, политтехнолог, политолог, журналист, главный редактор Besttoday.Ru

Ирина Чечель, доцент РГГУ, руководитель образовательных программ Фонда эффективной политики

Полина Колозариди, журналист, социолог, член редколлегии сайта Гефтер.ру

Дмитрий Травин, экономист и журналист, профессор ЕУ СПб, научный руководитель Центра исследования модернизации ЕУ СПб

Андрей Хохлов, политолог и социолог, директор центра «Новая политика»

Модератор: Александр Морозов, шеф-редактор «Русского журнала», директор Центра медиаисследований УНИК

Александр Морозов: У нас сегодня два события. Во-первых, мы открываем Гефтеровские чтения 2012 года. Это первое заседание, дальше будет несколько сессий на разные темы. Вскоре должен открыться интернет-портал «Гефтер». Это новый проект Глеба Павловского.

Это одна сторона. Но темы, которые будут обсуждаться в рамках Гефтеровских чтений, не являются сугубо специальными, историческими, обращенными в 91-й год или в конец 80-х годов. Они касаются того, что происходит здесь и сегодня. Мы не случайно выбрали для первой встречи тему «Авторитарный человек и его дискурсивные практики». Да, это имеет отсылку к Михаилу Гефтеру, поскольку он думал над этой тематикой, как и многие люди в начале девяностых годов. Я хорошо помню, что уже тогда — во времена острой критики тоталитаризма — многие интеллектуалы говорили не только об «авторитарной власти», которая находится над человеком, но и о том, что сам человек авторитарен. Слишком проста схема: власть авторитарна, а человек по своей природе свободен, прекрасен, благороден, и стоит только убрать чудовищную бетонную оболочку власти, как немедленно обнаружится абсолютно не авторитарный человек. Вот тогда это обсуждалось.

Сейчас эту тематику можно проблематизировать заново. Потому что, глядя в социальные сети, на то, как строятся социальные дискуссии, мы видим во всей красе «дискурс вражды», «язык ненависти». Вот почему мы с Ириной Чечель предложили для первого заседания Гефтер-центра эту тему.

Прежде чем мы перейдем непосредственно к нашей теме, хочу передать слово Глебу Павловскому.

Глеб Павловский: Я много говорил о Гефтере и сейчас не хочу повторяться. Мою статью о Гефтере, которая была напечатана в «Эксперте», желающие могут посмотреть. Проблема в том, что ситуация с архивом Гефтера и наследием Гефтера отличается от ситуации с наследием покойного историка вообще в силу того характера работы с историей, который был ему присущ, который не так просто определить без обращения ко всяким неприятно звучащим фамилиям. Я избегу этого. Речь шла о том, что он пытался восстанавливать события как актуальные, а не писать историю. Поэтому он всегда это делал в каком-то обществе, то, что сегодня назвали бы, возможно, социальными сетями. И с его уходом акт восстановленного события проседает. От него остаются какие-то бумажные элементы, какие-то записи и так далее, но все это не позволяет реконструировать вещи. Во всяком случае, мы хотели бы для начала предложить возможность рассмотреть эти останки безумно интересного и важного действия с историей, к которому он относился очень серьезно и которое было продуктивно. Потому что, реконструируя событие, он восстанавливал такие его элементы, которые тогда он просто не мог знать. Сегодня же они подтверждаются документально.

Александр Морозов: Главное, что Павловский взял и засканировал весь личный архив Гефтера.

Глеб Павловский: Личный архив — это только часть того, что можно назвать архивом Гефтера. Потому что он распределен между разными участниками его бесед, и здесь тоже лежит дополнительная проблема. Нет всего архива. Мы начали работу по реконструкции этого архива, которая сама по себе является теоретической проблемой. Надо просто понять, что является архивом Гефтера, одновременно выкладывая материалы. Поэтому был принят банальный, в каком-то смысле тупой вариант: «журнал» рядом с архивом. С одной стороны, интернет-журнал, в котором публикуются материалы в каком-то актуальном контексте, естественно, с точки зрения участвующих в этом процессе. С другой стороны, архив, в котором обрабатываются и выкладываются материалы Гефтера, и это достаточно длинная история.

Александр Морозов: Теперь переходим непосредственно к нашей теме «Авторитарный человек». Передаю слово Гасану Гусейнову.

Гасан Гусейнов: Гефтер внутри авторитарного языка вырос и жил, я тоже внутри его вырос, жил, да так и не выбрался за его пределы. У нас было много, конечно, благодаря Глебу, разных встреч. Особенно интенсивно общались в Бремене в начале девяностых годов, когда он приезжал в Институт Восточной Европы, в архив самиздата, где я тогда работал. Встречаю его на вокзале на своем «Фиате-типо». Михаил Яковлевич вышел, у него маленький чемоданчик, клетчатый, матерчатый, под стать моей машине. Я даже удивился, почему он приезжает на два месяца с таким маленьким чемоданчиком. М.Я. сел в машину, хлопнул меня по спине и говорит: «Гасан, везите меня в рабочие кварталы!» Это было страшно трогательно. Я думаю, что если бы он нас сейчас слышал, то он бы очень посмеялся. Непонятно было, куда везти, мы поехали куда-то в какие-то кварталы, которые когда-то были рабочими. Что такое «рабочие кварталы»? С одной стороны, это обозначение некоторого места. С другой стороны, это мыслительная конструкция, которая пришла из девятнадцатого столетия, переползла через весь XX век в начало девяностых годов. С третьей стороны, это словосочетание обозначает то, что человек всю жизнь изучал как историк, а вот тут, сейчас впервые захотел увидеть. То есть увидеть этот объект, которого до сих пор в реальности для него не было. И наступил момент, когда мы оба вдруг осознали, что его и нет, этого объекта. Это, в свою очередь, напоминает эпизод из «Жизни Клима Самгина», где он переживал оттого, что считал, что памятник Минину и Пожарскому, который стоит в Москве, — это копия другого, настоящего, который стоит в Нижнем. Едет туда и видит, что нет этого оригинала. И не было никогда.

Вот это центральная проблема, с моей точки зрения, того языка, того авторитарного дискурса, внутри которого мы находимся. У нас есть огромный речевой аппарат, состоящий из таких словосочетаний, вроде рабочего квартала, и мы можем бесконечно это продолжать, вплоть до слов «спрут», «власть», «народ». И за этими словами нет никакой реальности, а мы, тем не менее, внутри этого разговора живем всю жизнь, доживаем до седин и лысин, и в какой-то момент с тоской обнаруживаем, что нет этого предмета. Авторитарный человек в нас тоже из этого поля. Что происходит внутри этого поля — это громадный вопрос. И внутри этого вопроса сидит еще один вопрос, тоже маленький авторитарный человечек, который сидит в каждом из нас: мы приходим в некую компанию, мы сидим здесь, смотрим друг на друга, мы хотим выглядеть умными. Это мысль простая, но она мне не кажется совсем банальной. Это человеческая проблематика. Хочется добиться чего-то существенного, что-то такое сказать, что было бы значительным и что понравилось бы окружающим нас людям разного пола и возраста. И это тоже часть авторитарного человека. Потому что это диктуется некоторыми условиями, предзаданными условиями человеческого существования. И третье, о чем, мне кажется, тоже очень важно сказать: это такая трагическая, не политическая вещь. Она объединяет разные страны независимо от того, как там организуется политический процесс, это современное состояние, текущее, связанное с конфликтом внутри каждого человеческого существа. Это «вот этими вашими интернетами» усилено, это конфликт, обострившийся в последние годы, конфликт между аутизмом и эксгибиционизмом.