Из беседы Михаила Гефтера с Глебом Павловским

Надо ли нас бояться? Беседа Михаила Гефтера с Глебом Павловским // «Век XX и мир». — 1987. — № 8.

— Итак, если я вас правильно понял, Сталин и есть тот человек, который приготовил нам нынешнюю роль в мире и ввел нас, волей-неволей, во всемирный контекст?

— Я удлинил бы фразу: в тот мировой контекст, где сегодня мы и наш общий лидер ставим здесь, у себя дома, вопрос о новых основаниях жизни. Не о новой жизни, и тем более не о «новых людях», а о тех, что есть, и о жизни, перестройка которой подразумевает один категорический запрет: запрет на катастрофу, на политический, национальный, социальный Чернобыль! Задумаемся: в те немногие мгновенья, когда оператор четвертого реактора еще мог прервать смертоносный процесс, какие мысли, какие приказы из недр его совести успели пронестись в его голове? Не о профессиональной выучке его я думаю, а о нравственной, человеческой «квалификации». Его — и нашей — готовности к альтернативным решениям, отвечающим и масштабу нашей деятельности, и масштабу современных угроз.

— Утрата внимания к альтернативам, на мой взгляд, — проявление некомпетентности. Разве Сталин несет ответственность за нашу персональную некомпетентность?

— Я предпочел бы говорить не об утрате альтернативы, а об уничтожении ее. Альтернатива ведь это еще и выбор. Выбор как норма, как быт социализма, который по определению своему противен любой монополии. Поворот 1917 года был единственным решением, противостоящим неизмеримо большей кровавой перетасовке, развалу без всякого смысла. Выбор начался вслед за тем. Выбор — это Ленин и его оппоненты на послеоктябрьской почве. Выбор — это кронштадтские мятежники либо Х съезд. Выбор — это продналог и не более, либо «нэповская Россия»… Мы еще не вдумались как следует в значение таких дат, как 1923-й, 1928-й и даже 1934-й. В каждой из них прощупывается выбор, и в каждой — нарастающее сужение поля выбора. Сужение, шаг за шагом делающее Сталина из «случайного» — необходимым и единственным.