«Постмодернизм»: может ли современная ситуация быть описана термином «постмодерн»?

1. Введение

Постмодернизм представляет собой отказ от построения «тотальных теорий» (Бойн и Раттанзи 1990, 12), «недоверие к метанарративам» (Лиотар 1984, xxiv), «критику дискурсивной потребности западных теорий в достоверности и абсолюте» (Шолле 1992, 275) и вместе с тем «изменение нашего представления о Вселенной: простая и стабильная модернистская система Ньютона в постмодернизме сменяется сложной, хаотичной и конечной системой» (Долл 1989, 243).

Постмодернизм — это течение в искусстве, архитектуре и критике второй половины ХХ века, которое откололось от модернизма. Для постмодернизма характерны скептические интерпретации культуры, литературы, искусства, философии, истории, экономики, архитектуры, художественной литературы и литературной критики. Его часто связывают с деконструкцией и постструктурализом, поскольку термин «постмодернизм» обрел известность в условиях постструктуралистского поворота в ХХ веке.

Термином «постмодернизм» был обозначен целый ряд течений, в основном в искусстве, музыке и литературе, которые явились реакцией на проявления «модернизма» как империалистической фазы развития капитализма и для которых был характерен принцип использования элементов и техник прежних эпох.

Как интеллектуальное течение постмодернизм крайне противоречив. Против него решительно настроены политики и те философы, которые обеспокоены потерей иллюзорных культурных констант и ниспровержением абсолюта человеческого познания, за который они цепляются в надежде обеспечить покой и безопасность для своей жизни и карьеры.

Это течение также стало предметом множества интерпретаций со стороны своих сторонников, во многом потому что его принципы нашли отражение в самых разных интеллектуальных контекстах от философии до искусства и архитектуры (Келли 2004).

Оксфордский словарь определяет постмодернизм как «стиль и понятие в искусстве, архитектуре и критике второй половины ХХ века, представляющий собой отход от модернизма, характеризуемый обращением к более ранним стилям и традициям, смешением различных художественных стилей и средств, а также принципиальным недоверием к теории».

Согласно Джинджелу и Винчу (2008), термином «постмодернизм» был назван ряд связанных между собой теорий современной цивилизации, объединенных темой заката «модернизма». Модернизм состоит из двух элементов: из функционального разделения различных сфер жизни и господства светского универсализма, который известен также под именем проекта Просвещения (см. Грэй 1995). По мнению некоторых исследователей, эпоха постмодерна отличается от эпохи модерна тремя характерными особенностями: отказом от проекта Просвещения, ростом этнического разнообразия и технологическим прогрессом. Кроме того (Бауман 1997), эпоха модерна предлагала разумное основание функционального разделения, а именно веру в то, что наука и экономика должны быть освобождены от вмешательства традиции и религии в дело прогресса. Однако когда безусловная вера в ценности научного прогресса и экономического роста рушится, что, по всей видимости, сейчас и происходит, то функциональная специализация становится не более чем беспорядочной фрагментацией целого человеческой жизни. Эта бессмысленная фрагментация вносит свой вклад в данный процесс, усиливая разочарование в идее общего блага. Несмотря на то что уже Милль (1974) довольно скептически относился к идее всеобщего блага, можно сказать, что в эпоху постмодерна эта тенденция стала особенно заметной.

 

2. Философия постмодерна

Философия постмодерна — это направление в философии, для которого характерно критическое отношение к основополагающим допущениям и тенденциям к универсализации в западной философии.

Одновременно данное течение подчеркивает важность властных взаимоотношений, персонализации и дискурса в процессе «конструирования» истины и картины мира.

Для философии постмодернизма характерно скептическое отношение к простым бинарным оппозициям, типичным для структурализма, где проводилось четкое философское различие между знанием и неведением, прогрессом и деградацией, господством и подчинением, а также присутствием и отсутствием.

Философия постмодернизма тесно связана с обширным корпусом текстов «критической теории».

 

3. XX век

В целом, ХХ век можно разделить на две (неравные) части — модернизм и постмодернизм.

Модернизм: 1890-е — примерно 1945 год.

Постмодернизм: конец Второй мировой войны, 1968 год.

Для лучшего понимания того, что такое постмодернизм, необходимо сперва напомнить, в чем заключаются основные черты модернизма.

 

4. Основные черты модернизма

— Для модернизма характерно фрагментарное восприятие человеческой субъективности и истории, причем эта фрагментарность предстает как нечто трагическое и оплакивается, словно утрата.

(Постмодернизм, напротив, не сетует на фрагментарность и бессвязность, а, наоборот, воспринимает их как нечто позитивное.)

— Модернизм выступает за порядок: за разум и рациональность, создающую порядок из хаоса.

— Предполагается, что рационализация способствует созданию порядка, а чем более упорядочено общество, тем лучше (более рационально) оно функционирует.

— Общество эпохи модерна может утверждать превосходство «порядка» в силу того, что непрерывно поддерживает напряжение бинарной оппозиции между «порядком» и «беспорядком».

— В западной культуре все «иное», несводимое ко второму компоненту бинарной оппозиции, становится «беспорядком». Так, все не-белое, не-мужское, не-гетеросексуальное, не-здоровое, не-рациональное и т.д. становится частью «беспорядка» и должно быть исключено из современного упорядоченного рационального социума.

— Современное общество вынуждено добиваться стабильности при помощи навязывания категорий «порядка» и «беспорядка».

 

5. Что такое постмодернизм?

Постмодернизмом называется определенный период, а также новый дискурс, особый тип рационализма, стиль, новая идея и философия. Этот стиль можно охарактеризовать как отказ от общепринятых положений, принятие плюрализма и децентрализации научных сообществ, источников знаний и языковых игр; внимание к различиям и разнообразию, а также стремление их усвоить; готовность без стыда и страха принимать тот или иной выбор в условиях свободы мнений; безграничные (бесконечные) возможности для интерпретации реальности; вместо использования привычных категорий времени и места, стремление понять реальность в ее целостности/автономности; борьба с идеей разделения человека на душу и тело и неприятие доминирования одной абсолютной реальности.

 

6. Основные идеи теории

(См.: Питер Бэрри. Теория начала: введение в теорию культуры и литературы. (Barry P. Beginning Theory: An Introduction to Literary and Cultural Theory. Second Edition. Manchester, 2002.))

— Антиэссенциализм — многие понятия, которые раньше казались универсальными и нерушимыми (половая идентичность, человеческая самость), сегодня стали расплывчатыми и непрочными. Эти категории оказались случайными и социально обусловленными, а не абсолютными и сущностными.

— Всякое суждение и всякое изыскание зависят от ранее принятых идеологических убеждений. Незаинтересованных исследований не существует.

— «Сам язык ставит условия, задает пределы и предопределяет то, что мы видим. Язык не фиксирует реальность, а создает ее. Значение текста создается совместными усилиями автора и читателя».

— «Теоретики разоблачают все обобщающие понятия» (великих книг, человеческой природы).

Суммируя эти идеи, Бэрри выдвигает пять основных положений:

— Политика повсеместна;

— Язык конструктивен;

— Истина условна;

— Значение случайно;

— Человеческая природа — миф.

 

7. Основные сюжеты постмодернистской теории

Все разнообразие тем постмодернистской теории базируется на нескольких ключевых идеях:

— Отрицание универсального, объективного и надежного основания для познания;

— Отрицание науки как идеала рациональности и истинности в познании;

— Отрицание незаинтересованности рациональности и познания, они рассматриваются скорее как имманентно политические и социальные;

— Отрицание прозрачности языка;

— Отрицание неизменной и внутренне связной самости;

— Недоверие к эффективности унаследованных нарративов и институций.

 

8. Семь принципов постмодерна

— Позитивное восприятие кризисов и перемен

Если модернизм рассматривает перемены и кризисы как нечто негативное и пытается их преодолеть путем возврата к состоянию стабильности, то для постмодернизма они вовсе не являются отклонениями. Они, скорее, свидетельствуют о переходе к постиндустриальному или информационному обществу. Основным признаком этого общества является способность жить в состоянии постоянного кризиса, подталкивающего людей к непрерывному переосмыслению своего места в мире и принятию различных форм идентичности.

— Недоверие к существующим нарративам и институциям и утрата веры в них

Согласно Бурбулесу, для постмодернистской аргументации характерно утверждать, что он представляет собой новый тип критики в интеллектуальном ландшафте современности. Эта новая критика не стремится отбросить, откинуть, отринуть модернизм и предложить на его место что-то другое. Постмодернизм, скорее, занимает позицию недоверия к модернизму.

Призыв Лиотара отбросить «великие нарративы» (или же универсальные теории) западной культуры, потому что они исчерпали кредит доверия, кажется, как нельзя точнее выражает этос постмодернизма.

— Акцент на различиях, многообразии и фрагментации идентичности

Бурбулес утверждает, что одна из основных социальных причин недоверия к модернизму коренится в осознании радикального разнообразия и потенциальной несоизмеримости образов жизни различных культур, а также социальных групп и индивидов. Среди предполагаемых социальных причин, порождающих это осознание, постмодернисты выделяют следующие:

а) универсальная переплавка идентичностей;

б) отмена контроля над процессом формирования идентичности;

в) рассредоточение институтов власти;

г) полифония ценностных месседжей.

Все эти причины способствуют нарастанию чувства фрагментарности и дезориентации в жизни людей.

— Перенос внимания на частное и локальное

В отличие от эпистемологического пристрастия модерна к общему и универсальному, постмодернизм предпочитает частное и локальное.

— Признание политического и социального измерений знания

Постмодернизм отвергает модернистское представление о том, что знание не подвержено тлетворному влиянию власти. Для постмодернизма любое знание в той или иной степени пристрастно. Эта точка зрения целит в самое сердце традиционного представления о знании, поскольку рассматривает его, а также понятие объективной истины, как культурно и социально обусловленное и отражающее властные отношения.

Такая позиция, очевидно, создает серьезные проблемы для педагогов, поскольку, согласно постмодернистской точке зрения, знание неизбежно оказывается подвержено влиянию политики.

— Преодоление дуализма — органическая логика вместо бинарной

Лейтмотивом постмодернизма является отклонение любых попыток разделить человеческое знание на отдельные независимые категории.

Поскольку для постмодернистов язык несовершенен и непрозрачен, представляется, что бинарные оппозиции больше скрывают, нежели проясняют положение вещей. Под влиянием таких мыслителей, как Дьюи, формирующаяся образовательная парадигма стремится преодолеть дуализм. Его целостный, интегральный подход направлен на то, чтобы избежать различных бинарных оппозиций, присущих области образования, таких как разум/тело, мысль/действие, чистое/прикладное, теория/практика, непосредственное/опосредованное, внутреннее/внешнее, ученик/мир, что/как, процесс/результат.

— Акцент на силе дискурса

Постмодернисты, как правило, делают акцент на роли языка в процессе формирования знания и опыта, однако относительно причин этого явления существуют значительные расхождения.

Существуют три точки зрения:

1) все есть язык (наивный дискурсизм);

2) все, что мы можем знать или воспринимать, есть язык;

3) все, что мы можем знать и воспринимать, мы знаем и воспринимаем посредством языка, т.е. мы никогда не можем быть уверены в точности наших знаний и восприятия мира, преломляющихся через призму языка.

 

9. Может ли современная ситуация быть описана термином «постмодерн»?

Перед нами стоят две проблемы, которые необходимо решать. Во-первых, может ли современная ситуация быть описана с помощью понятия «постмодерн»? Во-вторых, как мы должны реагировать, если ответ на этот вопрос окажется положительным? Возможно, при ближайшем рассмотрении не столь очевидно, что наша эпоха действительно обладает отличительными чертами «постмодерна». Так, мысль о том, что проекта Просвещения нет или не было, достаточно спорна. Этническое разнообразие и связанные с этим проблемы были всегда: чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в «Левиафан» Гоббса. И только третья особенность постмодерна, а именно быстрые и непрерывные изменения, кажется, действительно характерна для нашей современности. По поводу того, как мы должны отвечать на этот мнимый постмодернизм, возможны три реакции. Во-первых, увеличение личной автономии для того, чтобы справиться с неопределенностью (см. Бауман 1997, Карлсон 1995). Во-вторых, вера в универсальные либеральные ценности, не подкрепленные никакими разумными принципами, а только прагматической заботой о поддержании и развитии статус-кво как наилучшей для человечества формы правления (см. Рорти 1989, 1991). Отказ от проекта Просвещения, сопровождаемый пропагандой универсального либерализма, по-новому интерпретирует Грей (1995, 2004). Грей считает, что поливалентный плюрализм составляет суть постмодернизма и что конкретные формы либерализма, без претензий на универсализм, могут дать ответ на наш вопрос. Однако, в некотором роде, либеральный ответ на постмодернистский вызов много заимствует у традиционного либерализма. И здесь мы имеем дело со скептическим отношением Миллиана к идее сочетания всеобщего блага с сильной автономией как одной из целей образования. Третья реакция заключается в низведении концепций абсолютной истины и веры к прагматизму. Также достаточно популярной тенденцией оказывается укрепление веры в релятивизм и толерантное отношение (Джинджелл и Винч, 2008).

 

10. Социально-экономические аспекты постмодернизма

Рассмотрим социально-экономические аспекты постмодернизма. 1. Экономика посттейлоризма основана на снижении доли массового производства (а это в настоящее время происходит все в большей степени) и увеличении доли предоставляемых услуг, относительно небольших производств и растущем значении знаний и интеллектуальной собственности как экономических активов. 2. Происходит распад классовой политики. Это последствие посттейлоризма имеет далеко идущие социальные последствия. Тейлоризм (разделение труда в условиях непрерывной производственной линии) пробудил в рабочем классе относительно сильное чувство собственной идентичности, что было выражено, в частности в Западной Европе, в создании системы профсоюзов, а также коммунистических и социалистических партий. Это, в свою очередь, способствовало регламентации поведения на рабочем месте и за его пределами. Закат классовой политической агитации ослабил регламентированные связи, пронизывавшие сообщества рабочего класса. 3. Происходит рост психологической дисциплины. Ослабление внешних нормативных ограничений, вызванное вышеназванными тенденциями, приводит к увеличению потребности в самодисциплине, используя внутренние механизмы и поиск соответствующих способов осуществления этой самодисциплины.

 

11. Постмодернизм и объективность

Постмодернисты также обрушиваются на давнюю веру в объективность. Объективность в привычном смысле становится мифом, но без осмысленной цели и перспективы невозможно строить аргументацию, интерпретировать события и даже просто собирать данные, поэтому подобием объективности, ее заменой в постмодернизме оказывается интерсубъективность, т.е. совокупность интерпретаций, точек зрения, дающих максимально объективную, насколько это возможно, картину. Читателю, получившему высшее образование в западных вузах, вероятно, на протяжении всего курса обучения советовали «стараться быть объективным». С помощью подобных наставлений учителя призывали его отбросить мнения и предрассудки — дабы избежать субъективности — и взглянуть на проблему беспристрастно. Но постмодернисты считают, что это сделать невозможно, и, более того, если вы попытаетесь это сделать, то такая попытка уже будет предвзятой. Такого рода попытки и аргументы насквозь пронизаны предрассудками модернистского типа мышления (Ноддингс 1998).

 

12. Постмодернизм и Истина с большой буквы

Большинство теоретиков постмодернизма отказались от просвещенческого поиска абсолютной истины, и в этом они согласны с Дьюи. Однако они признают то, что можно назвать «локальной истиной», т.е. факты, по поводу которых мы достигаем согласия через совместное наблюдение или соглашение. Например, мы все можем согласиться с тем, что многое из напечатанного в ежедневных газетах: спортивные новости, сводки происшествий, объявления о смертях и браках — это «правда». Кроме того, постмодернисты считают истинными основные постулаты математики и науки. Но даже эти истины могут быть рассмотрены как локальные или ограниченные, поскольку применяются к явлениям и событиям настолько привычным, что мы уже не задумываемся о локусе их применения. На самом деле они могут быть локальными, но область их применения столь широка, что они кажутся почти универсальными.

Сегодня большинство философов разделяют постмодернистское неприятие Истины с большой буквы, но для постмодернистов это неприятие сопровождается выпадом против классической эпистемологии. Постмодернисты считают, что бесполезно искать одно всеохватное описание для всех знаний. Взамен они предлагают создать социологию знания, отвечающую на вопросы, как связаны знание и власть, как возникают различные области знания, кому это выгодно, а кто оказывается в убытке, и что за язык зарождается и развивается в научных сообществах. С одной стороны, постмодернизм предполагает создание новой постэпистемологии, а с другой — радикальный пересмотр классической эпистемологии. Но если мы взглянем на эпистемологию более пристально, то увидим: то, что одни называют эпистемологией, а другие постэпистемологией, — это тот же «конструктивизм», исповедуемый современными педагогами (Ноддингс 1998).

 

13. Постмодернизм и «смерть субъекта»

Многие теоретики постмодернизма высказывали сомнения по поводу возможности конституирования субъекта как одновременно абстрактного и конкретного познающего/действующего, стоявшего в центре модернистской философии. Признавая, что существует множество способов формирования идентичности, зависящих от истории, культуры, личного опыта, взаимоотношений с другими, постмодернистские мыслители описывали субъект как включающий множество идентичностей. Эта критика была нацелена не только на рационального картезианского субъекта, но и на экзистенциального субъекта Сартра. С их точки зрения, наш выбор никогда не бывает абсолютно свободным и мы не можем нести полную ответственность за то, кем мы становимся.

К сожалению, «смерть субъекта» постигает не только надменного познающего субъекта Декарта и Сартра и нравственного субъекта Канта — она угрожает автономии и деятельности обыкновенных субъектов действия. Феминистки, даже те, что сочувствуют постмодернизму, обеспокоены этим. Если бы смерть субъекта была просто фигурой метафизики, то мы могли бы либо принять его, либо отбросить как претензию на истину; т.е. вопрос стоял бы в том, существует или нет такая сущность, как субъект. Но постмодернисты не делают метафизических утверждений (по крайней мере, намеренно), они призывают нас отказаться от метафизики. Таким образом, это требование имеет политическое значение и должно быть рассмотрено в политической перспективе. Феминистки должны бы задаться вопросом, как это заявление соотносится с их программой. Сегодня женщины только начинают чувствовать себя активными субъектами, лицами, способными пользоваться своей автономией. И, возможно, для них еще не время справлять поминки по субъекту? Это было бы то же самое, что потерять водительские права сразу же после покупки автомобиля и окончания курсов вождения (Ноддингс 1998).

 

14. Постмодернизм и аргументация

Хабермас утверждает, что рациональная коммуникация, свободная от искажений, создает такую ситуацию, когда решения основываются на «силе лучшего аргумента». Ричард Бернштейн пишет:

«На первый взгляд, есть нечто очень привлекательное в этой теории, пока мы не зададимся вопросом, что же именно это означает и предполагает. Даже в идеальных условиях, где все участники пользуются дискурсивной аргументацией, редко приходят к согласию относительно того, в чем заключается “сила лучшего аргумента”. Мы, философы, например, не можем договориться даже о том, что считать хорошим аргументом в канонических текстах Платона, Аристотеля, Канта, Гегеля и т.д., — и, конечно, нет единого мнения о том, кто из них выдвинул лучший аргумент».

Далее Бернштейн утверждает, что философы не могут прийти к единому мнению даже по поводу того, какую роль этот аргумент должен играть в философии. Соглашаясь с постмодернистами, он пишет:

«Обращение к аргументации становится идейным оружием для устранения и исключения философских альтернатив — например, в случае, когда последователи аналитической философии сетуют на то, что континентальные философы (включая Хабермаса) не аргументируют свои позиции или аргументируют “небрежно”. Но кто и на основании чего решает, что является, а что не является аргументом, и в чем заключается “сила лучшего аргумента”?»

Бернштейн не призывает отказаться от аргументации. Конечно, хорошие мыслители способны отличить бессвязный, алогичный набор слов от «лучшего», в этом смысле, аргумента. Но, по сути, мы не можем полностью полагаться на свою способность определять, какой аргумент лучший. Многие вопросы так и остаются неразрешенными, несмотря на усилия философов разрешить их с помощью аргументации.

Главный недостаток «аргумента за аргументы» заключается в том, что аргументация, как правило, подчиняется правилам и критериям, устанавливаемым в конкретной предметной области представителями власти, и исключает голоса, слова и призывы тех, кто не использует формальные стандарты. Хуже того, эти критерии выдаются за универсальные, поэтому исключенные голоса, зазвучав, автоматически исключают сами себя как несведущие или порочные. Жак Деррида особенно яро выступал за включение изгоев, иных, говорящих на другом языке и имеющих иную точку зрения. Он просит «позволить другим быть», уважать их инаковость и прекратить попытки ассимилировать их в наш язык и нашу историю. В этом призыве слышится эхо идеи экзистенциализма, состоящей в том, что сущность — это приобретенное, а не врожденное идеальное качество.

 

15. Постмодернизм и Великие теории

Призыв Деррида позволить другим быть — это в то же время предложение отказаться от больших нарративов. Мы больше не можем утверждать, что все люди могут быть описаны какой-то одной всеобъемлющей теорией, что они желают тех же благ, уважают те же добродетели или обозначают теми же словами одни и те же вещи, что и мы. А делать подобные заявления — значит впадать в «тотализацию», подведение уникального человеческого опыта под одно общее описание, подчеркивающее сходства и скрывающее различия (Ноддингс 1998).

 

16. Постмодернизм и релятивизм

Как было сказано в предыдущем разделе, многие характерные черты теории постмодернизма представляют собой или влекут различные формы метафизического, эпистемологического и этического релятивизма. Следует, однако, отметить, что некоторые постмодернисты категорически отрицают свою принадлежность релятивизму. Постмодернисты отрицают существование объективных аспектов действительности; существование утверждений о реальности, которые объективно истинны или ложны; возможность познания (объективного познания) каких-либо положений; возможность, для человеческих существ, обладать достоверным знанием, а также существование объективных или абсолютных моральных ценностей. Реальность, знание и ценности создаются при помощи дискурсов; следовательно, они могут изменяться под их влиянием. Это означает, что дискурс современной науки, когда он рассматривается не с точки зрения его собственных доказательных стандартов, имеет не большее право на истину, чем другие альтернативные стратегии, такие как астрология и колдовство. Иногда постмодернисты определяют доказательные стандарты науки, включая использование разума и логики, как «просветительский рационализм».

Такого рода релятивизм, присущий постмодернизму, задает определенный тип мышления о природе и роли различного рода дискурсов. Если постмодернисты правы в том, что реальность, знание и ценности зависят от дискурса, то наличные дискурсы просвещения не более необходимы и оправданы, чем альтернативные дискурсы. Но при этом возникает вопрос, каким образом те или иные дискурсы становятся привилегированными? Если невозможно понять, ведет ли нас тот или иной дискурс к объективной истине, то каким же образом дискурсы становятся частью господствующего мировоззрения? Почему эти, а не иные дискурсы, были поддержаны и развиты?

Некоторые постмодернисты отвечают, что в любом обществе превалирующие дискурсы отражают интересы и ценности доминирующих групп и элит. Постмодернисты расходятся во мнениях о природе этой связи: в то время как некоторые, по-видимому, согласны с изречением немецкого философа и экономиста Карла Маркса, что «мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями», другие же более осмотрительны. Вдохновленные историческими исследованиями французского философа Мишеля Фуко, некоторые постмодернисты предпочитают более гибкий подход и утверждают, что выдаваемое за знание в определенную эпоху всегда неочевидным и неоднозначным образом обусловлено соображениями власти. Есть, однако, и те, кто готов идти дальше, чем Маркс. Французский философ и теоретик литературы Люс Иригаре, например, утверждает, что механика твердого тела разработана лучше, чем механика жидкости, потому что институты физических исследований, состоящие преимущественно из мужского контингента, подсознательно ассоциируют прочность и текучесть с мужским и женским соответственно.

Поскольку господствующие дискурсы Просвещения более или менее произвольны и необоснованны, они могут быть заменены другими; а поскольку они в большей или меньшей степени отражают интересы и ценности власти, они должны быть заменены. В связи с этим постмодернисты рассматривают свою теоретическую позицию как инклюзивную и демократическую, поскольку она позволяет им критиковать несправедливость гегемонии дискурсов Просвещения над равноценными дискурсами неэлитарных групп. В 1980-х и 90-х годах академические сторонники различных этических, культурных, расовых и религиозных групп взяли на вооружение постмодернистскую критику современного западного общества, и, таким образом, постмодернизм стал неофициальной философией нового движении «политики идентичности» (См.: Энциклопедия Британника).

 

17. Постмодернизм и знание

В отношении знания постмодернизм стремится продвинуться дальше, чем все предыдущие теории. Ибо, в отличие от них, в отличие от учения об абсолюте, объективизма и позитивизма, постмодернизм не предлагает нам альтернативной теории или «метанарратива», хотя, как мы видели, Дьюи, например, стремился как раз к этому. Постмодернизм — это большой плавильный котел неопределенности, не предполагающий дальнейшей формовки. Таким образом, он позволяет относиться к любому возникшему в определенное время и в определенном социально-политическом контексте знанию с должным скептицизмом и без догматической веры (Келли 2004).

 

18. Постмодернизм и образовательная программа

Ничто не характеризует интеллектуальные тенденции в ХХ веке так, как растущее внимание к проблематике природы человеческого знания. Эти тенденции известны под именем постмодернизма, который, несмотря на свою спорность, последние два или три десятилетия указывает на опасность догматизма, ставит важные вопросы, касающиеся обоснованности претензий знания, и, таким образом, помимо всего прочего, привлекает наше внимание к понятию идеологии и политического риска идеологического господства. Таким образом, в последнее время акцент ставится на понятии демократии и ее влиянии на образовательные программы.

Это влияние на планирование и организацию обязательных школьных программ сегодня распространяется все шире. При этом подрываются все теории, которые выдвигают идею о божественном праве какой-либо совокупности «знаний», школьных предметов или чего бы то ни было, включенного в школьную программу. Нас предупреждают об опасности таких теорий. И, как мы увидим, это не значит, что мы должны делать акцент в наших учебных программах только на познавательном содержании. Мы должны признать, что знание — это идеология и что все подходы, используемые в школьной программе, идеологические. Нас предупреждают, что основная опасность связана с политикой и вместо того чтобы лишь изредка, время от времени задумываться об этой проблеме, мы должны взглянуть ей в лицо. Что касается учебных программ, для постмодернизма первостепенное значение имеет связь теории познания с политикой. Так, основной мишенью социальной и политической теории был марксизм, представляющий собой пример всеобъемлющей теории, своеобразную bête noire, которая доминирует, или доминировала, долгие годы в области социологических исследований. Марксизм дает нам хороший пример взаимопроникновения эпистемологии и политической теории, того, как политическая система выстраивается на основе определенной теории познания, а идеология рассматривается не просто как точка зрения, но как отклонение от «вечных истин», выработанных теорией познания. Однако, опять же, постмодернизм идет дальше. Он не только рассматривает все формы знания и все версии истины как идеологические, но также устанавливает прямое соответствие между знанием и властью и видит способ осуществления власти в распределении знаний и манипуляции дискурсами, посредством которых это знание, эти «всеобъемлющие теории» выражаются, способствуя «бюрократическому насаждению официальных ценностей» (Тернер 1990, 11). «Мы живем в мире, где нет “знания”, нет “истин в последней инстанции”, в котором восприятия субъективны, поэтому мы не более чем продукты влияющих на нас дискурсов и идеологий» (Келли 1995, 71).

Таким образом, мы видим, что постмодернистская теория вносит свой вклад в убеждение, которое крепло на протяжении второй половины прошлого века, в том, что знания и политика неразрывно связаны и что нам грозят серьезные политические опасности, угрозы личной свободе и социальной демократии. Поэтому мы должны быть постоянно начеку и не терять бдительность (Келли 2004).

 

19. Постмодернистские тенденции в сфере образования

В общем смысле эти тенденции связаны с увеличением влияния либеральных идей в области образования, в частности, тех, что связаны с американской и европейской прогрессистскими традициями (например, Инглиш и Хилл, 1994). Конкретно, они провозглашают создание философии образования, знаменующей переход к посттейлористской экономике, подчеркивают роль толерантного мультикультурализма в сфере образования и, наконец, растущий интерес к самообразованию, когда педагог выполняет функцию консультанта. В области нравственного воспитания ситуация сложнее. Некоторые, например Рорти, порывают с традицией, основанной Дьюи, указывая на происходящий раскол между публичной и приватной ролями (см. Уэйн 1996). Грей (1995) указывает на общий моральный плюрализм, связанный, возможно, с феноменом общих государственных школ, тем не менее, поддерживаемый усеченным вариантом концепции всеобщего блага; вместе с тем Макинтайр (1981) советует вернуться к аристотелевской трактовке морали, без особенной надежды на то, что этот проект может быть реализован. Тем не менее, вопрос о том, живем ли мы в эпоху постмодернизма, остается спорным.

Если да, то можно предположить различные образовательные реакции. Интересно, что многие сторонники либеральной теории образования и прогрессивисты верят в то, что состояние постмодерна создает благоприятные условия для их политики, тогда как консерваторы опасаются, что оно может негативно сказаться на их политике. Вопрос о том, живем ли мы в эпоху постмодерна, не может быть предметом незаинтересованного спора в среде деятелей образования, но вместо этого может дать новую пищу для старых дискуссий (Джинджел и Винч, 2008).

В целом, мы можем указать на следующие постмодернистские тенденции в образовании:

— В постмодернистской концепции образования, как говорил Лиотар, знание будет заключаться не в усвоении ряда утверждений, а в овладении искусством жить, слышать, а значит и учиться.

— Вскоре под знанием станут понимать интерпретацию реальности и реализацию своих прав. Образование, таким образом, будет рассматриваться как групповое взаимодействие, раскрывающее индивидуальность, оригинальность и развивающее воображение; основой образования станет непрерывный диалог.

— Школа будет иметь больше автономии, чем когда-либо, в плане принятия решений и формирования своих педагогических задач.

— Половое разделение больше не будет иметь смысла, поэтому из школьного образования исчезнут гендерные аспекты.

— Очевидно, что нельзя принудить всех детей — даже из самых благих соображений — изучать одну и ту же программу: с точки зрения постмодернизма, это тоталитарный подход. Неправильно (и неэтично, как сказал бы Деррида) прививать всем детям элитарные модели, созданные по мерке меньшинства.

— Короче говоря, такой тип образования не может основываться на одном типе права и одном типе дискурса, он создает плюральную, инклюзивную образовательную среду, занятую непрерывным поиском новых языковых систем и интерпретаций.

— Мы должны превратить образование в диалог, с помощью которого индивиды овладевают навыками диалога с реальностью и будут использовать эти навыки на протяжении всей будущей жизни.

 

20. Критика постмодернизма

Существует множество способов критиковать постмодернизм, вплоть до обвинений в бессмысленности и обскурантизме. Ноам Хомский, например, утверждал, что постмодернизм бессмыслен, потому что не добавляет ничего нового к аналитическому и эмпирическому знанию. Он спрашивает, почему постмодернисты затрудняются ответить на такие вопросы, как «каковы основные принципы вашей теории, на какой очевидности они основаны? Что нового они привносят и т.д.?.. Если такие вопросы не могут быть заданы, то я предлагаю воспользоваться советом Юма, который в подобных случаях говорил: “Они заслуживают того, чтобы быть брошенными в огонь”».

Официальную, академическую критику постмодернизма можно также найти в работе Ж. Брикмона и А. Сокала «Интеллектуальные уловки: критика современной философии постмодерна».

Однако, как и континентальные, американские философы называют постмодернистами преимущественно мыслителей, принадлежащих так называемой «Французской теории» (French Theory). Это течение зародилось в США на отделении сравнительного литературоведения. Любопытно отметить, что Феликс Гваттари, которого часто принимают за постмодерниста, отрицал его теоретические положения, аргументируя это тем, что структуралистское и постмодернистское видения мира не достаточно гибки, чтобы дать возможность одновременно работать с областями психологии, социологии и экологии.

Постмодернизм также подвергался критике со стороны следующих ученых и мыслителей:

Рой Д’Андрад (1931– ) в статье «Моральные модели в антропологии» критикует постмодернистские определения объективности и субъективности, апеллируя к моральным аспектам его моделей. Он утверждает, что эти моральные модели чисто субъективны. Д’Андрад настаивает, что, несмотря на невозможность существования объективности, совершенно свободной от моральных ценностей, цель антропологии состоит в том, чтобы максимально приблизиться к идеальной модели. Он считает, что необходимо проводить различие между моральной и объективной моделями, потому что они «создают разное представление об устройстве мира» (Д’Андрад 1995, 402). Поэтому он не разделяет постмодернистские нападки на объективность. Он утверждает, что объективность ни в коем случае не является бесчеловечной или невозможной. Он говорит: «Наука работает не потому, что выносит беспристрастные суждения, а потому, что эти суждения в достаточной степени объективны, чтобы быть доказанными или опровергнутыми, вне зависимости от чьих-то личных мнений» (Д’Андрад 1995, 404).

Райан Бишоп: «Постмодернистская этнография была подвергнута критике за чрезмерное внимание к субъективности и за преувеличение роли эзотерических и уникальных аспектов культуры за счет более прозаических, но значимых вопросов» (Бишоп 1996, 58).

Патрисия М. Гринфилд считает, что полное отсутствие объективности в постмодернизме и его склонность повсюду обнаруживать скрытый политический подтекст делает его практически бесполезным при любом научном исследовании (Гринфилд 2005). Гринфилд предлагает использовать ресурсы психологии, чтобы помочь антропологам получить более ясное представление о культуре релятивизма, сохраняя при этом объективность.

Боб Мак-Кинли полагает, что постмодернизм — это скорее религия, чем наука (Мак-Кинли 2000). Он утверждает, что истоком постмодернизма является западный индивидуализм, который вынуждает постмодернистов признать существование различных мультииндивидуальных культур.

Кристофер Норрис считает, что Лиотар, Фуко и Бодрийяр слишком озабочены идеей примата моральных суждений (Норрис 1990, 50).

Полина Розенау (1993) выделяет семь противоречий постмодернизма:

1. Его антитеоретическая позиция на самом деле основана на теории.

2. Постмодернизм подчеркивает иррациональное, но использует рациональные инструменты для продвижения своей точки зрения.

3. Постмодернистский призыв сосредоточить внимание на маргинальном — сам по себе оценочный, хотя и критикует всякую оценочность.

4. Постмодернизм провозглашает интертекстуальность, но сам зачастую интерпретирует отдельные тексты.

5. Категорически отвергая современные критерии оценки теории, постмодернисты не говорят, что вообще нет никаких критериев для оценки суждения.

6. Постмодернизм критикует непоследовательность модернизма, хотя сам вовсе не стремится быть последовательным.

7. Постмодернисты противоречат сами себе, отказываясь от претензий на истину в своих текстах.

Маршалл Салинс (1930– ) критикует постмодернистскую озабоченность ролью власти. «Сегодняшняя Фуко-Грамши-ницшеанская одержимость властью представляет собой последнее воплощение неискоренимого антропологического функционализма… Сегодня “власть” — это некая интеллектуальная черная дыра, которая поглощает все культурные формы, тогда как раньше этой черной дырой были социальная солидарность и материальные преимущества» (Салинс 1993, 15).

Наиболее известная и всеобъемлющая критика философского постмодернизма была предложена Юргеном Хабермасом. В книге «Философский дискурс о модерне» (1987) он критикует постмодернизм с точки зрения общества и «коммуникативного действия». Он не защищает понятие субъекта как сознательной автономной личности от атак постмодернистов, он отстаивает аргументативные основания интерсубъективной коммуникации в пику их экспериментальным авангардным стратегиям. Например, он утверждает, что Ницше, Хайдеггер, Деррида и Фуко, критикуя модернизм, впадают в перформативное противоречие, прибегая к его же понятиям и методам, имеющим смысл только в рамках модернизма. Он критикует дионисийство Ницше как жест, компенсирующий потерю единства западной культуры, которое в домодернистскую эпоху обеспечивала религия. Кроме того, ницшеанское провозглашение нового дионисизма в современном искусстве основано на эстетике модернизма, в которой искусство приобретает все более экспериментальные формы, порывая с ценностями науки и морали. Именно этот разрыв, достигающий апогея в современном просвещении, привел к потере органического единства, которое Ницше стремился восстановить при помощи самого же искусства (см. Хабермас 1987, 81–105). Хабермас считает Хайдеггера и Деррида наследниками этой традиции «мессианского дионисийства». Например, Хайдеггер ожидает новой встречи с опытом преданного забвению бытия. Тем не менее, утверждает Хабермас, забвение бытия было результатом извращения философии субъекта, а хайдеггеровская деструкция субъекта нацелена на восстановление единства — единства ничего иного, как субъекта, который в данный момент отсутствует (Хабермас 1987). Деррида схожим образом выдвигает понятия différance и «архи-письмо»: здесь, как мы видим, бог Дионис являет себя в своем отсутствии, как бесконечная отложенность (Хабермас 1987, 180–181).

Хабермас также критикует Деррида за стирание различий между философией и литературой в текстуализме, привносящем в область риторики логику и аргументативное обоснование. Таким образом, говорит он, Деррида надеется уйти от логической проблемы самореферентности в своей критике разума. Однако, как замечает Хабермас, «тот, кто переносит радикальную критику разума в область риторики для того, чтобы устранить парадокс самореферентности, притупляет острие критики самого разума» (Хабермас 1987, 210). Схожим образом он критикует Фуко за то, что тот не подверг свой генеалогический метод генеалогическому разоблачению, что соответствовало бы духу фуколдианского субъекта, способного критически рассматривать собственную историю. Таким образом, по его словам, «Фуко так и не смог решить постоянно возникавшие проблемы, связанные с интерпретативным подходом к предметной области, самореферентным отказом от претензий на универсальность и нормативным обоснованием критики» (Хабермас 1987, 286).

Критика Хабермаса, ставящая акцент на перформативном противоречии и парадоксе самореференции, задает тон и сюжет для большей части современных дебатов на эту тему. Постмодернисты же игнорируют эту критику или отвечают на нее, прибегая к риторической аргументации. Например, Лиотар отрицает идею, что в межличностной коммуникации применяются уже заранее установленные правила и что всеобщий консенсус — это конечная цель любого дискурса (см. Лиотар 1984, 65–66). Постмодернисты реагируют на критику Хабермаса, потому что он принимает постмодернизм всерьез, а не просто, как это делает большинство критиков, отбрасывает его как недостойную внимания глупость. В самом деле, возможность тщательного дискурсивного анализа постмодернистских текстов свидетельствует об их читабельности. Хабермас согласен с постмодернистами в том, что в центре внимания должна быть современность и ее преломление в социальных практиках и институтах, а не теория познания и формальная лингвистика как автономные сферы познания. В этом смысле внимание Хабермаса к интерсубъективной коммуникации помогает нам прояснить основания, на которых продолжают разыгрываться страсти модернистско-постмодернистских споров.

 

21. Пост-постмодернизм

Совсем недавно широко обсуждались такие темы, как метамодернизм, пост-постмодернизм и «смерть постмодернизма»: в 2007 году Эндрю Хоборек отметил во введении к специальному выпуску журнала Twentieth Century Literature «После постмодернизма», что заявления о кончине постмодернизма стали обычным явлением. Небольшая группа интеллектуалов выдвинула ряд теорий, призванных описать культуру и общество в условиях якобы преодоленного постмодернизма, в первую очередь это Рауль Эшельман (перформатизм), Жиль Липовецки (гипермодернизм), Николя Буррио (альтермодерн) и Алан Кирби (диджимодернизм, ранее называемый псевдомодернизмом). Ни одна из этих новых теорий и ярлыков пока не получила широкого признания. На выставке «Постмодернизм. Стиль и сопротивление. 1970–1990» в Музее Виктории и Альберта в Лондоне (Лондон, 24 сентября 2011 – 15 января 2012) постмодернизм впервые был представлен как историческое течение…

 

22. Заключение

В целом постмодернизм — это тот дух, что пронизывает современную мысль. Он бросает вызов привычным утверждениям, методам, подходам, типам мышления и ценностям. Мыслящие педагоги должны быть в курсе постмодернистских предложений по усовершенствованию системы образования, но они также должны с осторожностью использовать постмодернистский жаргон для завлечения читателей, поскольку, несмотря на благие побуждения, это может повлечь для них скверные последствия. При этом необходимо понимать, что не всякое утверждение постмодернистов является постмодернистским. Хотя возможно, особенно с точки зрения постмодернизма, лучше вообще отказаться от всяких штампов.

 

Литература

1. R. Boyne and A. Rattansi (eds.). (1990) Postmodernism and Society. L.: Macmillan.

2. Doll W.E. (1989) Foundations for a Post-Modern Curriculum // Journal of Curriculum Studies. Vol. 21. No. 3. P. 243–253.

3. Encyclopedia Britannica (2008).

4. Kelly A.V. (1995) Education and Democracy. L.: Paul Chapman Publishing.

5. Kelly A.V. (2004) The Curriculum: Theory and Practice, 5th edn. L.: Sage.

6. Lyotard J.-F. (1984) The Postmodern Condition: A Report on Knowledge. Minneapolis, MN: University of Minnesota Press.

7. Oxford Dictionary (2012).

8. Noddings N. (1998) Philosophy of Education. Westview Press.

9. Sholle D. (1992) Authority on the Left: Critical Pedagogy, Postmodernism and Vital Strategies // Cultural Studies. Vol. 6. No. 2. P. 271–289.

10. Winch C. and Gingell J. (2008) Philosophy of Education The Key Concepts. N.Y.: Routledge.

Источник: Bazargani D.T., Larsari V.N. “Postmodernism”: Is the Contemporary State of Affairs Correctly Described as ‘Postmodern’? // Journal of Social Issues & Humanities. January 2015. Vol. 3. Iss. 1. P. 89–96.