«Советский город»: инструкция по эксплуатации

«Наименее советским городом России» назвал Ленинград Сергей Довлатов [1]. Конечно, с писателем можно поспорить [2], но если можно маркировать город по степени советскости, то какой же город можно назвать наиболее советским? Какие ресурсы могут быть в настоящее время задействованы для актуализации советского дискурса и привлечения к ним внимания? Могут ли городские власти и стейкхолдеры рассматривать «советскость» как ресурс для его развития и получать выгоду от формирования соответствующего бренда? В настоящей статье я постараюсь дать ответ на эти вопросы.

В бывших социалистических странах Восточной Европы в последние лет десять можно наблюдать рост использования коммунистического наследия в рамках поп-культуры, индустрии туризма и развлечений. В основе формирования интереса к этой части новейшей истории этих государств лежат два фактора: во-первых, апелляция к ностальгии по времени существования социалистических государств, и, во-вторых, самодостаточная значимость того, что связано со временем коммунистического прошлого, а также интерес к этому периоду у новых поколений. В определенной степени потребность в туристическом и, если говорить более широко, в познавательно-развлекательном продукте, имеющем коммунистическую семантику, не только отвечает сложившимся потребностям, но и формируется в рамках массовой культуры [3]. При этом необходимо учесть, что в бывших странах «восточного блока» борьба с символическим наследием социализма завершилась к концу 1990-х годов: радикально изменена топонимия, демонтированы сотни памятников и т.д. В нашей стране вплоть до настоящего времени обнаруживается амбивалентность отношения к советскому. Наряду с частичным возвращением советской государственной символики, использованием советских торговых марок (пиво «Жигулевское», водка «Столичная» и т.п.) и открытием псевдосоветских заведений общепита [4], ребрендингом ВДНХ и другими «просоветскими» практиками, можно наблюдать борьбу с советскими топонимами, уничтожение памятников советской эпохи и проч.

Согласно известному утверждению Дж. Урри, «представляется неверным полагать, что поиск аутентичности является основой для организации туризма. Скорее, ключевой особенностью будет разница между привычным местом жительства/работы и объектом туристического взгляда» [5]. «Туристический взгляд» формируется не только в рамках пространственной оптики, но и хронологической. Советскость — уходящая натура. Путешествие в прошлое является экзотикой для новых поколений, выросших в посткоммунистическое время; впрочем, локальная специфика советского эксперимента при соответствующем позиционировании может привлечь внимание не только россиян, но и иностранцев [6]. Безусловно, имеющая место унифицированность коммунистического ландшафта не отменяет уникальности отдельных топосов [7]. Это обстоятельство диктует сценарии репрезентации прошлого во многих странах бывшего восточного блока, и «многие из ключевых достопримечательностей, связанных с коммунизмом, — например, варшавский Дворец культуры или остатки Берлинской стены, — конструируются как “аттракционы”, предназначенные для восприятия западными туристами» [8]. Таким образом, даже отдельные здания можно рассматривать как ресурс для использования в практиках репрезентации наследия социализма [9].

В возможности актуализации дискурса советскости как ресурса для территориального развития в Российской Федерации можно выделить три уровня: локальный, региональный и всероссийский. На локальном уровне в основе привлечения внимания к месту может выступать как субстрат — вещественное наполнение городского или какого-либо иного пространства. Например, памятник Ленину в Улан-Удэ [10], являющийся самым большим скульптурным изображением советского вождя в мире, архитектурные памятники советского периода — соцгорода или конструктивистские здания. Однако предпочтительным будет выбор или создание концепта — идеи, формирующей системный подход к репрезентации советского наследия [11]. Концептом может выступать уникальность города в советской истории (Петроград/Ленинград — «колыбель трех революций», Ульяновск — родина В.И. Ульянова-Ленина, Магнитогорск — город первой пятилетки, Иваново — родина первого Совета или Комсомольск-на-Амуре — «столица утопии», как написал о нем известный эссеист Петр Вайль [12].

Вариантом концепта вполне мог бы стать советский топоним, апелляция к чаще всего [псевдо]гению места [13]. Степень его символического потенциала существенно различается в зависимости от масштаба города и от длительности пребывания в качестве носителя того или иного имени (некоторые города неоднократно меняли свои идеологизированные названия). Вот лишь несколько примеров подобного рода трансформаций: Троцк (до 1919 Иващенково, с 1929 Чапаевск), Троцк (до 1923 Гатчина, в 1929–44 Красногвардейск), Зиновьевск (до 1924 Елизаветград, с 1934 Кировоград), Рыково (Енакиево в 1928–37), Сулимов (до 1936 Баталпашинск, с 1937 Ежово-Черкесск, с 1939 Черкесск) и Рыбинск (с 1946 Щербаков, с 1957 по 1984 Рыбинск, в 1984–1989 Андропов и с 1989 снова Рыбинск). Анекдотические истории «красного крещения» иногда будоражат воображение. Так, например, название города Романов-Борисоглебск в 1918 году предлагалось сменить на Луначарск, Ленинск, Разин, Коммунар-Спартак, Володарск или Тутаевск в честь рядового красноармейца И.П. Тутаева (1897–1918), погибшего во время подавления Ярославского мятежа. Остановились на Тутаевске, но под конец заседания некий Левчук предложил прибавить к названию «Луначарск». Собрание единогласно приняло новое название — Тутаев-Луначарск [14].

В середине 1920-х годов начинается массовая смена урбанонимов, в основной массе сохранившихся до настоящего времени, особенно в маленьких городках. Формирование города мечты, образцового социалистического города сопровождалось уничтожением или перепрофилированием церковных сооружений. Тогда же начинается массовое жилищное строительство. Масштабные проекты воплощаются в годы первых пятилеток в разных уголках огромной страны [15]. Даже самые известные примеры создания новых городов в настоящее время известны лишь на региональном уровне. При этом и невоплощенные архитектурные проекты (например, Дом Советов в Москве) [16] могли бы стать поводом для актуализации в современных туристических практиках утопических планов 1920–1930-х годов. Их символический капитал оказывает влияние на формирование городской и региональной идентичности [17]. Пафос создания новой среды обитания, как в созданных с нуля соцгородах, так и в реконструкции старых (примером может служить случай Свердловска/Уралмаша) представляет не только социально-политический, социально-экономический интерес для историков, но и антропологический аспект, который явно близок широким массам, не акцентирующим внимание на этих сторонах истории [18]. Поиск ушедшей натуры — это задача, которая стоит перед историками, культурологами, музейными работниками [19]. Именно совместные усилия могут способствовать созданию продукта, который вызвал бы неподдельный интерес и смог бы стать коммерчески успешным.

«Советский город, с точки зрения его обитателей, представлял собой особый космос — замкнутый мир, в котором протекала вся жизнь горожанина второго и третьего поколений: от появления на свет в роддоме под соответствующим номером до погребения на кладбище — тоже под номером, но под другим. Здесь были и дом, и работа, и магазин, и школа, и круг общения, и начальство» [20]. Это высказывание историка Олега Лейбовича как раз акцентирует антропологический аспект затрагиваемой проблемы. Ориентация на мир «маленького советского человека» дает возможность обратиться к специфическим и весьма экзотическим для современного человека практикам коммунального общежития и культуры повседневности [21]. Именно по этому пути идут некоторые государственные и частные музеи (среди них следует особо выделить Музей социалистического быта в Казани, Музей быта советских ученых при ТСЖ «Курчатовское» в Москве, Музей советской эпохи в Воронеже, Арт-коммуналку в подмосковной Коломне [22]), создающие на весьма высоком уровне такие постоянные экспозиции, как, например, «Коммунальная квартира» в краснокамском краеведческом музее (Пермский край).

Выход «советских проектов» репрезентации территории на уровень региона обсуждался в конце 2013 года на научной конференции «Архитектурное наследие соцгородов — бремя прошлого или ресурс развития?» в Краснокамске. Города Березники, Красновишерск, Краснокамск — острова архипелага ГУЛаг, население которых до сих пор имеет проблемы социокультурной идентификации, пытаются занять с помощью стейкхолдеров свою специфическую нишу в насыщенном смыслами пространстве Пермского края. Схожие проблемы обсуждались в ноябре 2013 года на круглом столе «Красное кольцо: символический потенциал “красной губернии”» в Ивановском музее промышленности и искусства [23].

Еще в начале 1990-х культуролог Борис Гройс иронично заметил, что «с самого начала Мавзолей Ленина является нам в виде комбинации пирамиды и Британского музея. Мумия Ленина почитаема и бережно хранится в пирамиде под названием “Мавзолей”. Одновременно музей “Мавзолей” экспонирует тело Ленина. Речь, безусловно, идет об одной из наиболее удачных экспозиций современной музейной истории в целом» [24]. Именно музеи становятся проводниками из сферы мемориальных практик в сферу коммерциализации культурного наследия. Они поддерживают интерес местных сообществ и привлекают туристов своими проектами. Локализация наиболее заметных событий указывает на географию потенциальных мест реализации крупных проектов по эксплуатации советскости. Это постоянные и временные экспозиции последних лет: «Краснокамск — город первых пятилеток» в краеведческом музее этого города, «Комсомольск начинался с палаток» в музее города Комсомольск-на-Амуре, «Советская эпоха» в рыбинском Доме культуры поселка ГЭС, «По волнам нашей памяти» в московском Историческом музее, «Советский дизайн 1950–1980-х» в ЦВЗ «Манеж», «Комсомолка, спортсменка и просто красавица» в филиале Ульяновского музея-заповедника «Родина В.И. Ленина» «Симбирские типографии», «Символы детского счастья» в Историко-культурном музейном комплексе в Разливе и «За детство счастливое наше…» в Музее С.М. Кирова в Петербурге. Ивановские музеи в разное время представили несколько выставочных проектов: «Героини», «Девушка моей мечты», «Коммуна» в ивановском художественном музее и «Ударком» и «100% Иваново. Агитационный текстиль 1920–30-х гг.» в Музее промышленности и искусства им. Д.Г. Бурылина.

К наиболее значимым музеям, ориентированным на мемориализацию советского, принадлежат Ленинский мемориал и Музей-заповедник «Родина В.И. Ленина» в Ульяновске, историко-культурный музейный комплекс в Разливе, историко-этнографический музей-заповедник «Шушенское», государственный исторический музей-заповедник «Горки Ленинские», Музей С.М. Кирова в Петербурге и Дом-музей первого Совета в Иванове.

Имидж города постоянно уточняется. Крупным городам, порой имеющим многовековую историю, безусловно, «тесно» в рамках образа, ограниченного советским или каким-либо иным временем. К числу городов, где «советскость» присутствует на очень разных уровнях, начиная с актуального имени города, следует отнести Киров (Хлынов/Вятка) и Ульяновск (Симбирск). Именно в последнем из них брендирование стало осуществляться очень активно. Актуализация современного индустриально-технологического дискурса стала поводом позиционирования города в рамках образа авиационной столицы России. Судя по ассортименту сувенирной продукции, не забыт и автомобиль УАЗ. Дань моде прослеживается в проекте «Ульяновск — родина Колобка». Но в этом городе целенаправленно продвигается компонента его образа, сделавшего Ульяновск известным не только в стране, но и в мире, — «Родина В.И. Ленина».

Всероссийский масштаб подразумевает интеграцию локальных и региональных ресурсов в масштабный проект, аналогичный советскому туристскому маршруту «Золотое кольцо». Создание подобного проекта не может быть осуществлено без координации из федерального центра. Собственно, именно так возник проект «Красного маршрута» для китайских туристов, объединивший Ульяновск, Казань, Петербург и Москву [25]. Поскольку тур по древнерусским городам «Золотого кольца» за время своего существования был расширен, то можно предполагать, что и «Красное кольцо» охватит и другие города (например, Екатеринбург и Иваново). Планирование ставки на «красное» не следует тесно связывать с мнением местного сообщества, которое порой не склонно замечать наличествующий в городе или регионе потенциал, способный решить целый ряд местных проблем. Так что высказывание, что «местным жителям Ильич давно фиолетов» [26], — это всего лишь индикатор кризиса репрезентации советского наследия либо просто некое субъективное мнение.

Примечания

1. Довлатов С. Ремесло // Собр. соч. в 3 т. М.: Лимбус пресс, 1995. Т. 2. С. 94.

2. См.: Тимофеев М.Ю. Знаки «советскости» в символическом пространстве России // Пути России. Историзация социального опыта / Т. XVIII. М.: Новое литературное обозрение, 2013; Он же. Знаки «советскости» в современной России: семантика, синтактика и прагматика // Studia Sovietica. Вип. 2 / Відпов. ред. В. Хархун. К., 2011. С. 223–231.

3. См.: Тимофеев М.Ю. Коммунизм как аттракцион: семантические игры с прошлым // Известия высших учебных заведений. Серия «Гуманитарные науки». 2012. Т. 3. Вып. 2; Он же. Коммунистические символы на «свалке истории»? // Symbol w polityce / Redakcja naukowa I. Massaka. Toruń: DUET, 2012; Он же. Феномен «поп-коммунизма» в странах Восточной Европы как туристический продукт // Культ-товары-XXI: ревизия ценностей (масcкультура и ее потребители): Коллективная монография / Под общ. ред. И.Л. Савкиной, М.А. Черняк, Л.А. Назаровой. Екатеринбург: Ажур, 2012.

4. См.: Тимофеев М.Ю. Псевдосоветский общепит как империя знаков: системно-семиотический анализ. Ч. 1. Артефакты // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. № 44; Он же. Псевдосоветский общепит как империя знаков: системно-семиотический анализ. Ч. 2. Нарративы // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. № 5.

5. Urry J. The Tourist Gaze: Leisure and Travel in Contemporary Societies. L.: Sage, 1990. P. 11.

6. См.: Frow J. Tourism and the semiotics of nostalgia // Journal of Storage. 1991. Vol. 57. Р. 123–151.

7. Каганский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: Сб. ст. М.: Новое литературное обозрение, 2001.

8. Light D. Gazing on communism: Heritage tourism and post-communist identities in Germany, Hungary and Romania // Tourism Geographies. 2000. № 2. P. 159. См. также: Pałac Kultury i Nauki. Między ideologią a masową wyobraźnią / Pod red. Z. Grębeckiej i J. Sadowskiego. Kraków: Nomos, 2007; Sadowski J. Między Pałacem Rad i Pałacem Kultury. Studium kultury totalitarnej. Kraków: Egis, 2009.

9. Шашкова Н.О. История, историко-культурное значение и современное использование наследия советской архитектуры: гостиница «Ленинградская» // Пространство и время. 2014. Вып. 1 (15).

10. Бреславский А.С. Постсоветский Улан-Удэ: культурное пространство и образы города (1991–2011 гг.). Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2012. С. 37.

11. См.: Тимофеев М.Ю. «Самый советский город»: архитектурный капитал до востребования // Краснокамск: интеграция в будущее. Материалы конференции «Архитектурное наследие соцгородов — бремя прошлого или ресурс развития?». 27–28 ноября 2013 г. Краснокамск. Пермь: Литер-А, 2014.

12. Вайль П. Карта родины. М.: КоЛибри, 2007. С. 177.

13. Попадин А. Бинарные состояния города К. Кое-что из символической топографии города // Арт-Гид. Кенигсберг/Калининград сегодня [электронный ресурс] // http://art-guide.ncca-kaliningrad.ru/?by=p&aglang=rus&au=011popadin

14. Манерова Н.А., Нефедова Н.П. Почему Тутаев? // Романов-Борисоглебская старина. 2006. № 1.

15. Меерович М.Г., Конышева Е.В., Хмельницкий Д.С. Кладбище соцгородов: градостроительная политика в СССР (1928–1932 гг.). М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», 2011.

16. Кондаков Б. Москва 1930-х как идеальный город будущего // Obóz. Problemy narodów bylego obozu komunistycznego. 2007. № 48.

17. Кропотов С., Литовская М. Ревитализация утопического в урбанистическом пространстве: случай Екатеринбурга/Свердловска // Obóz. Problemy narodów bylego obozu komunistycznego. 2007. № 49. S. 73–89.

18. Анферова Н. Символические репрезентации власти в культурном ландшафте Екатеринбурга: перекодировка советского опыта // Obóz. Problemy narodów bylego obozu komunistycznego. 2007. № 49; Кропотов С. Заводская площадь Екатеринбурга как место производства горожан: чего хочет конструктивизм от жителей «образцового города» // Будущее прошлого: футурология ДК УЗТМ. Екатеринбург: Екатеринбургская академия современного искусства, 2014.

19. Королев А. Молотов в китовом чреве Перми. Герменевтический этюд // Город > Пермь. Смысловые структуры и культурные практики / Отв. ред. В.В. Абашев; Мин-во культуры и массовых коммуникаций Пермского края; Перм. гос. ун-т; Лаб. политики культурного наследия Перм. гос. ун-та. Пермь, 2009; Тимофеев М.Ю. В поисках знаков советскости: семиосфера города Калинина в современной Твери // В зеркале путешествий: материалы международной научной конференции «Родная земля глазами стороннего наблюдателя. Заметки путешественников о Тверском крае» / Ред.-сост. Е.Г. Милюгина, М.В. Строганов. Тверь – Ржев, 14–17 сентября 2012 года. Тверь: СФК-офис, 2012.

20. Лейбович О. Советский город: социалистическая архаика // Трансформации Великой Утопии. Советское наивное искусство = Transformations of the Great Utopia. Soviet Naive Art: [выставка «Октябрь всегда был Красным. Советское наивное искусство»] / Ред. и авт. вступ. ст. А. Суворова. Пермь: Музей советского наива, 2013. С. 30.

21. Лебина Н. Советский дом-коммуна: границы тела // Теория моды. Одежда. Тело. Культура. 2012. Вып. 23: Весна.

22. Тимофеев М.Ю. Музеефикация советского периода (случай музея социалистического быта в Казани) // Бурылинский альманах. 2014. № 1.

23. Тимофеев М.Ю. Красное кольцо: символический капитал «красной губернии» // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. № 5.

24. Гройс Б. Ленин и Линкольн — образы современной смерти // Гройс Б. Утопия и обмен. М.: Знак, 1993. С. 353.

25. Кишковски С. «Красный маршрут» по ленинским местам: мемориалы вождя ждут ударное количество китайцев [электронный ресурс] // http://www.theartnewspaper.ru/posts/283/; Чернышева В. Ильич даст заработать. В Ульяновске обсудили перспективы «красного туризма» [электронный ресурс] // http://www.rg.ru/2013/11/26/reg-pfo/turizm.html

26. Ульяновск: от красного до смешного — один шаг [электронный ресурс] // http://mtrpl.ru/ulyanovsk

Источник: Региональная идентичность в историческом и культурном пространстве России. VIII Сытинские чтения. Материалы международной научно-практической конференции, посвященной памяти историка C.Л. Cытина. Ульяновск, 25–26 сентября 2014 г. Ч. 1 / Ред.-сост. Н.В. Липатова. Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2014. С. 108–113.