Армянский геноцид как метанарратив травматической памяти

К 101-летней годовщине армянского геноцида: тема без «исторических уроков»?

Карта памяти 25.04.2016 // 3 470
© flickr.com/photos/x1klima
Мемориал жертвам геноцида армян 1894–1922 гг. Экс-ан-Прованс, Франция

Отдельные исторические сюжеты в силу определенных обстоятельств могут работать как метанарратив [1], который не только становится доминирующим в «коллективной памяти» событием, объясняющим многие последующие, но и некой матрицей, определяющей язык описания, коммеморативные практики событий, отобранных в банк «твердой» памяти [2]. Похожие нарративы часто формируются по поводу больших трагедий, если они становятся предметом «долгой памяти» [3]. Это обычно происходит в случае этнизации подобных трагедий [4]. В ряду таких сюжетов и стоит рассматривать практики и опыт мемориализации армянского геноцида [5]. Поэтому в данной статье я не буду говорить о мемориализации самого геноцида, а рассмотрю несколько случаев коммеморативных практик, строящихся по модели его мемориализации и использования «геноцидальной» лексики, и то, как тема геноцида в мемориальном ландшафте сегодняшней Армении работает в качестве метанарратива.

Геноцид армян был одной из закрытых тем в советской (особенно в сталинский период) историографии и публичного дискурса. Более того, жертвы этой трагедии, едва избежавшие смерти во время турецкой резни, не раз оказывались специальной мишенью репрессий в силу своего «иностранного» гражданства (ср., например, приказ министра госбезопасности СССР № 00183 от 1949 года, касающийся депортации армян, которые в документах даже не числятся в качестве таковых, а указаны как «турки» или бывшие турецкие граждане) [6]. Память о геноциде в советские годы была спрессована в рамки семейной истории и развернулась в мощное протестное движение в период «оттепели», вылившись в многотысячные протестные митинги и демонстрации 24 апреля 1965 года, в 50-летний юбилей этой даты [7].

Научный интерес к теме армянского геноцида с новой силой возник в 1990-х, что, по мнению американского историка Степана Астуряна [8], было обусловлено распадом СССР и Югославии с последующими многочисленными случаями этнических чисток и, наконец, геноцидом в Руанде (1994). По этому поводу многие известные авторы обратились к проблемам геноцидов и, наряду с другими случаями, рассматривали и армянский геноцид [9]. Это «легитимизировало» научные дискуссии по теме и способствовало резкому повышению интереса к армянскому случаю [10]. Однако не во всех странах. Вопрос армянского геноцида, в силу его отрицания Турцией, является предметом политических манипуляций, и, в зависимости от (не)удачного лоббирования, он может быть включен в повестку различных публичных мероприятий или исключен из них. Так, например, в московской выставке «Первая мировая — последняя битва Российской империи», открывшейся в 2014 году, тему геноцида армян вообще деликатно обошли. А отправленные Музеем-институтом армянского геноцида три фотографии для демонстрации на больших экранах (что на фоне имеющихся материалов уже вызывает множество вопросов) ни я, ни другие работники экспозиции так и не смогли обнаружить (хотя не исключаю, что они были включены в какую-то подборку фотографий). В наиболее крупной и подробной российской экспозиции по поводу этой войны, в части, посвященной Южному фронту Первой мировой, не нашлось места и для одной строчки упоминания, что по обвинению в помощи российской армии в районах, соприкасавшихся с фронтом, было уничтожено почти все армянское население!

Столетний юбилей геноцида, как и ожидается в подобных случаях [11], стал важным поводом не только для официальных мероприятий, но и для изданий капитальных исследований [12] и художественной литературы на тему геноцида [13]. Весь 2015-й в Армении происходило множество коммеморативных мероприятий, они состоялись также более чем в 80 странах мира, да и по всему свету, где, в первую очередь в результате геноцида, сформировалась диаспора, трижды превосходящая по количеству число армян, проживающих в самой Армении [14]. Координацию некоторой части этих мероприятий взяла на себя Армянская апостольская церковь [15], которая провела беспрецедентный акт массовой канонизации 1,5 миллиона жертв геноцида [16]. Конечно, помпезное отмечание столетия геноцида шло под эгидой и по специально разработанной программе властей, но в отличие от массовых демонстраций советского периода, помимо общегосударственных мероприятий и мгновенно растиражированной новой символики (незабудки) [17], в армянских диаспоральных общинах, на уровне отдельных армянских поселений и даже школ были разработаны свои локальные коммеморации.

Память о геноциде стала основным мотором консолидации армян вокруг одного из первых позднесоветских национальных движений в поддержку инициативы армянского населения Нагорно-Карабахской автономной области о ее передаче из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР [18]. После погромов армянского населения в азербайджанском городе Сумгаит в публичном дискурсе происходит полное отождествление азербайджанцев с турками: если раньше их так называли, имея в виду тождественность языка, то теперь — прежде всего «геноцидальную практику». Доминирование сюжета геноцида как основного в публичном, можно даже сказать, в площадном дискурсе хорошо проиллюстрировано в анализе транспарантов Карабахского движения [19]. Для сравнения отмечу, что в 1988 году во время ереванских митингов Карабахского движения из зарегистрированных около 1000 транспарантов отсылка к теме геноцида присутствовала в той или иной форме в 370, тогда как непосредственно тема Карабаха эксплицитно была выражена лишь на 99 плакатах [20]. Трансформации травматической памяти в некий метанарратив, разрабатывающий тему коллективной безопасности с большим консолидационным потенциалом и легко направляемый на «внешнего врага», — достаточно распространенное явление. Именно такие метанарративы способны решающим образом воздействовать на национальные идентичности, проводя жесткую границу между «своими» и «чужими» [21]. Поэтому неудивительно, что в разных случаях малых или больших консолидационных задач делается отсылка к теме геноцида, по-новому проводящая границу между «своими» и «чужими».

Термин «геноцид» часто появляется в тех публичных дискуссиях, которые разгораются вокруг убийств, совершенных на этнической почве (что, кстати, соответствует определению термина «геноцид», введенному в международное право Р. Лемкиным). Одним из подобных случаев стало, например, убийство топором спавшего армянского офицера Гургена Маркаряна, совершенное азербайджанским офицером Рамилем Сафаровым. Офицеры были участниками учебной программы НАТО «Партнерство во имя мира». Это убийство в армянском общественном дискурсе сразу же было определено как продолжение преступлений геноцида. По сей день почти каждое упоминание убийства Гургена Маркаряна сопровождается словом «геноцид». Одним из последних, например, было определение «разовый геноцид», данное в 2014 году Министром обороны Армении Сейраном Оганяном [22]. К убийству Гургена Маркаряна делается отсылка и в видеоклипе песни Holy Mountains рок-группы System of a Down (режиссер Арман Варданян), посвященном 100-летию геноцида армян [23].

Сравним практики мемориализации еще двух относительно недавних травматических событий с мемориализацией геноцида: это разрушительное Спитакское землетрясение 1988 года и сталинские репрессии, в частности массовая депортация армян 1949 года.

На первый взгляд, концепции существующих и проектируемых памятников, посвященных землетрясению 1988 года, противопоставлены концепциям памяти о геноциде — в том смысле, что в случае стихийных бедствий акцентируется их случайный характер и, следовательно, нецелесообразность долгой памяти о них. В лучшем случае, предполагается возможность извлечь уроки (наиболее распространены сюжеты о качестве строительства, инфраструктуре спасательных служб, знании о правильном поведении во время бедствия и т.п.) [24]. Но обычно по поводу землетрясения больше обсуждаются концепции забвения, чем памяти. В то время как в случае геноцида, наоборот, дискуссий об «уроках» данного события почти нет, зато основной остается тема об исторической несправедливости и вечной памяти (ср. слова одной из песен, посвященных геноциду: «Никто не забудет, никто не простит / Если даже годы пройдут миллион полторы») [25]. Достаточно вспомнить основной лозунг коммемораций 2015 года, посвященных 100-летию геноцида, — «Помню и требую».

Несмотря на это, практики мемориализации землетрясения во многом равнялись на соответствующие геноцидальные. Ереванский мемориальный комплекс Цицернакаберд, посвященный геноциду [26], в той или иной форме воспроизводится во многих поселениях не только Армении, но и по всему миру, где есть армянская диаспора (ср. мемориалы памяти жертв геноцида в Марселе, Фрезно) [27]. Сам памятник (авторы Ара Тарханян, Сашур Калашян) стал настолько популярным, что до изобретения «незабудки» как юбилейного символа коммеморации именно он являлся таковым. Его контуры обычно обыгрывались в различных лого, воспроизводились даже в надгробных памятниках на частных могилах, в школьных декорациях к мероприятиям, посвященным геноциду. В одной из последних реплик к этому мемориалу, опубликованных в Фейсбуке, военнослужащие, несущие пограничную службу, воспроизвели контур памятника своими телами и оружием [28]. Это вписывает в геноцидальный контекст и последнюю четырехдневную азербайджано-армянскую войну. Однако мало кто знает, что один из проектов мемориального комплекса, посвященного жертвам разрушительного землетрясения 1988 года в Армении, не только был инициирован одним из авторов мемориала, посвященного геноциду, Сашуром Калашяном, но в целом повторял его коммеморативную концепцию. С. Калашян в момент землетрясения работал главным архитектором Ленинакана, и бедствие засталo его в рабочем кабинете в здании горсовета. Новый мемориальный комплекс, представляющий собой две разошедшиеся геологические плиты, образующие расщелину, в котором должен был разместиться музей землетрясения, имеет схожую с ереванским мемориалом Цицернакаберда конструкцию: он состоит из «тропы для паломников» и самого комплекса (который с верхней перспективы читается как крест) [29]. Автор утверждал, что он не сторонник формирования нового поминального ритуала наподобие всенародного паломничества 24 апреля — Дня памяти жертв геноцида, когда у Вечного огня, установленного в мемориальном комплексе, идущие многотысячным потоком люди возлагают цветы. Именно чтобы избежать оформления нового церемониала, авторы не включили в комплекс Вечный огонь и не предусмотрели мест для цветов. «Мы не хотели сделать так, чтобы сложился подобный ритуал, решили, что скорбь по жертвам землетрясения — более личное дело и не стоит из этого делать всенародной трагедии, а представить его как “эпизод”» [30]. В то же время авторы выделили специальные места для свечей, не подозревая, что тем самым лишь подменяют один ритуал (возложение цветов) на другой (зажигание свечей). Памятник так и не был построен из-за финансирования, которое предполагалось собрать за счет общественных пожертвований. По такой модели, кстати, строился и ереванский мемориал, во время воздвижения которого активное содействие оказали студенты и добровольцы, съехавшиеся со всей Армении для непосредственного участия в стройке, воспринимая это как некое причащение, «долг перед жертвами», «акт национальной солидарности» [31]. Нынешний памятник жертвам землетрясения в Гюмри установили другие авторы (Фрид Согоян и его сыновья в 2008 году), и он не имеет ничего общего с описанным проектом. На нем за последние 10 лет сложилась своя коммеморативная практика, предполагающая возложение не только цветов и венков (как у мемориала, посвященного геноциду), но и зажигание свечей, как предполагалось в случае проекта С. Калашяна.

Участие тех или иных официальных лиц в коммеморациях обычно становится частью политического дискурса. Так, например, участие различных глав государств в коммеморативных мероприятиях по поводу столетия геноцида стало одной из основных интриг прессы. Именно в этом ключе рассматривалось решение Турции в 2015 году приурочить к 24 апреля празднование годовщины Галлиполийского сражения, в свою очередь, пригласившей на него глав государств и тем самым пытавшейся каким-то образом помешать их приезду в Ереван [32]. В случае Гюмри отсутствие первых политических лиц страны в коммеморативных мероприятиях на 25-летии землетрясения прессой было оценено как попытка «наказать» протестный город за самое низкое количество голосов за действующего президента на последних выборах. То есть даже такая «нейтральная», с политической точки зрения, коммеморация, как память о жертвах землетрясения, все равно втягивается в политический дискурс, и это, видимо, говорит о каком-то самозапускающемся механизме. Как заметил Дж. Александр, трансформация частной трагедии в коллективную травму — результат культурной интерпретации. Сотни тысяч смертей сами по себе не гарантируют формирование такой травмы [33]. Ее важнейшим условием является формирование дискурса о «бессмысленных жертвах». Скажем, в победных войнах гибель тысяч и даже миллионов людей, как, например, во время Второй мировой войны, не становится причиной для коллективной травмы, хотя и формирует свой метанарратив. В то время как геноциды (как событие, в результате которого жертвы оказались «бессмысленными и неоправданными») и стихийные бедствия, жертвы которых также сложно оправдать [34], имеют большой потенциал для формирования коллективной травмы и воздействия на групповую идентичность — национальную, локальную, например, городскую [35].

Метанарратив может не только воздействовать на дискурс о других сопоставимых событиях, но и подавить их, задвинуть на маргинальные позиции. Например, многие склонны объяснять низкий общественный интерес к теме советских репрессий в Армении именно чрезмерной актуализацией геноцида, затмившей все остальные исторические сюжеты, по крайней мере до тех пор, пока этот факт будет отрицаться Турцией, и тем самым делать ее вопросом сегодняшней политики, а не очередной страницей исторической драмы. В том, что сталинские репрессии, которые в случае Армении сопровождались и массовой депортацией, тем не менее, не стали сюжетом публичного дискурса, можно убедиться, сравнив коммеморативные практики на юбилейные даты обоих событий. 14 июня, когда только из Армении было выслано свыше 12 000 человек, не считая депортированных из Грузии, Азербайджана, Северного Причерноморья [36], в 2006 году был объявлен Днем памяти жертв репрессий. Но ни одна его юбилейная дата (например, 50-летие в 1999 году или 60-летие в 2009 году) так и не стала событием, которое бы широко и публично отмечалось. Внушительных размеров мемориал жертвам советских репрессий был построен в 2007 году. В отличие от землетрясения память о репрессиях все еще находится в рамках семейной памяти в основном самих пострадавших. С 2009 года 14 июня в День памяти репрессированных армян в Мемориале встречаются жертвы и их потомки. Представители власти, в том числе и президент, присутствовали лишь на открытии памятника в 2008 году. Уже со следующего года никто из представителей властей особо не стремился принять участие в коммеморациях 14 июня.

Оказавшись на задворках «официальной памяти», 14 июня, кроме того что отмечается как день репрессированных армян, превратилось в еще одно мероприятие, осуждающее социальную политику нынешних властей по отношению к жертвам советского режима. 14 июня 2012 и 2013 годов собравшиеся на территории памятника участники митинга попытались представить президенту свои требования, а в 2014 году провели пикет у здания правительства [37]. Помимо социальных требований, собравшиеся хотели открыть музей при мемориале «Жертвам репрессий». Тем самым они полагали, что мемориал оживет и из «памятника-однодневки» превратится в живую институцию, какой при Мемориале жертвам геноцида стал Музей-институт жертвам геноцида. Именно пример последнего подсказал им, что музей рядом с памятником или совмещенный с ним может быть единственно возможным институциональным решением для организации ухода за мемориалом, который пока осуществляется силами жертв репрессий и их детьми.

Геноцидальный метанарратив построен на двух основных этнизированных сообщениях: «армянин — жертва», «турок — убийца». Описание травмы в этнических категориях, по мнению Д. Динера, является не только наиболее действенным механизмом распространения травмы на всю группу, но и гарантией ее передачи следующим поколениям [38]. Жертвами массовой депортации армян в 1949 году была определенная этническая группа, однако оформлена депортация была таким образом, что вся эта группа выпала из списков этнических депортаций.

До 2008 года различные трагедии сопоставлялись с геноцидом, представляя армян исключительно в качестве жертв, а «врагов» выводя за свои этнические границы. Однако после кровавого подавления протестных выступлений по поводу президентских выборов 2008 года, когда было убито 10 человек, этническая граница между «жертвами» и «палачами» в сравнениях с геноцидом была стерта. 24 апреля 2008 года во время траурной демонстрации к мемориальному комплексу Цицернакаберд наряду с обычными геноцидальными плакатами оппозиционеры несли плакат с надписью: «1,5 млн + 10». Это была перефразировка популярного плаката по поводу убийства турецкого журналиста и общественного деятеля армянского происхождения Гранта Динка «1,5 млн + 1».

Сравнение с «жертвами» и «палачами» внутри тех же этнических рамок было сделано по поводу инициативы установления памятника Анастасу Микояну в одном из центральных парков Еревана, когда тема геноцида актуализировалась сразу в нескольких сюжетах: «Микоян как союзник турок», «как один из ответственных за геноцид поляков в Катыни», «как один из противников строительства Мемориального комплекса Цицернакаберда», а также сравнение некоторых выражений армянских чиновников, как, например, «пусть историей занимаются только историки», «давайте вспоминать только хорошее» с похожими выступлениями Эрдогана. Дело дошло до того, что улица, которая несколько лет назад без особого шума и внимания была названа в честь А. Микояна, стала предметом перформанса одного из гражданских активистов, «переименовавшего» ее в честь военного министра правительства младотурок, одного из основных обвиняемых в планировании и осуществлении геноцида армян Энвера [39].

Попытка использовать тему геноцида и самой коммеморации столетнего юбилея одной из оппозиционных инициатив Армении 2015 года — «100-летие без режима» — говорит о том, что общество прекрасно осознает мобилизационный потенциал «травматической памяти» и видит возможности ее инструментализации для достижения своих групповых целей. Учитывая, что последние примеры стирают этническую границу между «своими» и «чужими», можно их рассматривать как первые признаки деконструкции метанарратива геноцида.

 

Примечания

1. Alexander J.C. Trauma: Social Theory. Cambridge: Polity, 2012. P. 17–30; ср. Лиотар Ж.Ф. Состояние постмодерна. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998.
2. Эткинд А.М. Столетняя революция: юбилей начала и конца // Отечественные записки. № 5. http://magazines.russ.ru/oz/2004/5/2004_5_3.html (23.04.2016).
3. Alexander C.
4. Diner D. Beyond the Conceivable. Studies on Germany, Nazism, and the Holocaust. Berkeley: University of California Press, 2000; Etkind A. Warped Mourning. Stories of the Undead in the Land of the Unburied. Stanford University Press, 2013; Memory and Theory in Eastern Europe / Ed. by U. Blacker, Etkind, J. Fedor. Palgrave Macmillan, 2013.
5. Наиболее полный обзор о Геноциде армян на русском см.: Кеворкян Р. Геноцид армян. Полная история. М.: Яуза-каталог, 2015.
6. См.: Сталинские депортации 1928–1953 / Сост. Н.Л. Поболь, П.М. Полян. М.: МФД «Материк», 2005. С. 666–668.
7. О памяти об этом событии см.: Lehmann M. Apricot Socialism: The National Past, the Soviet Project, and the Imagining of Community in Late Soviet Armenia // Slavic Review. 74. No. 1 (Spring 2015). P. 9–31.
8. Astourian S.H. Armenian Genocide Studies: Development as a Field, Historiographic Appraisal, and the Road Ahead. Доклад на международной конференции “Origins of the Armenian Genocide. The Crucial Years”. UC Berkeley, 2015 (ссылка с разрешения автора).
9. Naimark N. Fires of Hatred: Ethnic Cleansing in Twentieth-Century Europe. Cambridge, MA.: Harvard University Press, 2002. 17–56; Mann M. The Dark Side of Democracy: Explaining Ethnic Cleansing. N.Y.: Cambridge University Press, 2005. P. 111–179; Valentino B.A. Final Solutions: Mass Killing and Genocide in the 20th Century. Ithaca and L.: Cornell University Press, 2004. P. 152–191; Lie J. Modern Peoplehood. Cambridge, MA.: Harvard University Press, 2004, passim; Sémelin J. Purifier et détruire: usages politiques des massacres et génocides. P.: Seuil, 2005, passim; Akçam T. From Empire to Republic: Turkish Nationalism & the Armenian Genocide. L. and N.Y.: Zed Books, 2004; Bloxham D. The Great Game of Genocide: Imperialism, Nationalism, and the Destruction of the Ottoman Armenians. Oxford: Oxford University Press, 2005 и др.
10. A Question of Genocide: Armenians and Turks at the End of the Ottoman Empire / Ed. by R.G. Suny, F.M. Göçek, and N. Naimark. Oxford and N.Y.: Oxford University Press, 2011; Kévorkian R. The Armenian Genocide: A Complete History. L. and N.Y.: I.B. Tauris, 2011; Suny R. “They Can Live in the Desert but Nowhere Else” и др.
11. Ср.: Нора П. Франция-память. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999. С. 97–118.
12. Например: Suni R.G. “They Can Live in the Desert but Nowhere Else”: A History of the Armenian Genocide. Princeton University Press, 2015. 520 p.; Kirakossian A.J. The Armenian Genocide in Contemporary American Encyclopedias. RA NAS, Armenian Genocide Museum-Institute. Yerevan, 2015. 175 p.; Waal de. Great Catastrophe: Armenians and Turks in the Shadow of Genocide. Oxford University Press, 2015. 228 p.; Cheterian V. Open Wounds: Armenians, Turks and a Century of Genocide. Oxford University Press, 2015. 256 p. и др.
13. Balakian P. Ozone Journal. University of Chicago Press, 2015 (в 2016-м получивший Пулитцеровскую премию); Bogossian E. Operation Nemesis: The Assassination Plot that Avenged the Armenian Genocide. Little, Brown & Company, 2015; Walrath D. Like Water on Stone. Delacorte Press, 2014 и др.
14. См., например: 1915–2015. Armenian Genocide Centennial. http://armeniangenocide100.org/en/news-en/2015/04/24/
15. Armenian Genocide 100. http://armeniangenocidecentennial.org/
16. См., например: Рожков Е. 100 лет трагедии: в Армении прошла массовая канонизация // Вести.ру. 23.04.2015. http://www.vesti.ru/doc.html?id=2527375&cid=9
17. «В этимологии названия цветка “незабудка” в разных языках заложен один и тот же смысл: “Не забывай”, “Помни”, являющийся основным посланием столетия геноцида армян. Каждый из пяти лепестков незабудки символизирует одну из пяти частей света, по которым рассеялись спасшиеся от геноцида армяне. Черная сердцевина цветка — это память о геноциде. Желтый символизирует солнечный свет, дающий силы жить и творить. Светло-сиреневый, которым окрашены лучи внутри цветка, символизирует участие в признании и осуждении геноцида армян, а преобладающий лиловый лежит в основе армянского самосознания: он присутствует в элементах одеяния священнослужителей Армянской апостольской церкви» (1915–2015. Столетие Геноцида армян. http://armeniangenocide100.org/ru/materials/).
18. Dudwick N. The Karabakh Movement: An Old Scenario Gets Rewritten // Armenia Review. 1989. Vol. 42. No. 3. P. 64; Abrahamian L. Armenian Identity in a Changine World. Costa Mesa: Mazda Publishers, 2006. P.
19. Marutyan H. Iconography of Armenian Identity. Vol. 1: The Memory of Genocide and the Karabagh Movement. Yerevan: Gitutyun, 2009. Anthropology of Memory. No. 3. 416 p.
20. Marutyan H. Iconography of Armenian Identity. P. 7.
21. Alexander J.C. cit. P. 3.
22. Сейран Оганян назвал убийство Гургена Маргаряна «разовым» геноцидом // Armenpress. 2014. 19 февраля. http://armenpress.am/rus/news/750722/ (30.06.2015).
23. System of a Down. Holy Mountains (видеоклип) // https://www.youtube.com/watch?v=AFMfnH4ORqQ (30.06.2015).
24. См.: Шагоян Г. Мемориализация землетрясения Гюмри // Антропологический форум. № 11. С. 328–344. http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/011/11_08_shagoyan.pdf (23.05.2010).
25. Группа Rap Lurer. 1500 000 жизней. Сл. Р. Мхитарян, муз. А. Парсамян // https://www.youtube.com/watch?v=4dTso2Bx_zw&index=9&list=PL72541D898EEF2CE0 (24.04.2012).
26. Мемориальный комплекс Цицернакаберд. Фотографии // The Armenian Genocide Museum-institute. http://www.genocide-museum.am/rus/memorial_complex_photos.php (23.04.2016).
27. Список памятников армянскому геноциду // Википедия (на арм.).
28. Из публичного статуса Нерсеса Мкртчяна «БОЛЬШЕ ЧЕМ ФОТО! Монумент Цицернакаберд от наших солдатов с передовой» // https://www.facebook.com/photo.php?fbid=10209278674474865&set=a.10203304946175391.1073741826.1562297916&type=3&theater (23.04.2016).
29. Шагоян Г. Мемориализация землетрясения Гюмри. С. 330–331.
30. Шагоян Г. Полевые материалы. Интервью с С. Калашяном. Ереван, 2006.
31. Шагоян Г. Полевые материалы. Ереван, 2006; Мемориальный комплекс Цицернакаберд. Фотографии // The Armenian Genocide Museum-institute. http://www.genocide-museum.am/rus/Description_and_history.php (23.04.2016).
32. Ишханян Р. Празднование юбилея Галлиполийского сражения стало для президента Эрдогана проблемным // NKR news. 16.05.2015. http://nkr-news.com/politika/prazdnovanie-yubileya-gallipolijjskogo.html (23.04.2015).
33. Alexander J.C.
34. Ср.: Тавареш Р. Небольшая книга о великом землетрясении. Очерк 1755 года. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009.
35. Шагоян Г. «Ленинакан ушел, Гюмри остался»: образы города до и после землетрясения // Levon Abrahamian. Festschrift 60. http://levonabrahamian.com/cntnt/articles_b.html (01.02.2007).
36. Аблажей Н.Н. Репатриация и депортация армян во второй половине 1940-х годов // Вестник Новосибирского гос. университета. Серия: История, филология. 2011. Т. 10. Вып. 1: История. С. 116–
37. Короткие видеозарисовки этих акций см.: Попранные права репрессированных // https://www.youtube.com/watch?v=mU5mcdL0Bsw (30.10.2014) (на арм. яз.); Один день перед зданием правительства. // https://www.youtube.com/watch?v=K9iwS173uI0 (30.10.2014).
38. Diner D.
39. Мелконян Е. Анастас (Энвер) Микоян vs Раскачивающий лодку // https://www.youtube.com/watch?v=i_q_Niai6cY

Комментарии

Самое читаемое за месяц