Светлое Средневековье: законы против роскоши
Mare Nostrum
31.10.2016 // 3 979Новостная лента сейчас постоянно приносит строки, в которых соединяются не самые ожидаемые компоненты: в одном абзаце в причудливых сочетаниях переплетаются слова «церковь», «роскошь», «запреты», «банки», «банкротства», «экономические проекты митрополита», «компромат». Осуждения роскоши со стороны представителей Церкви, ее виднейших иерархов широко обсуждаются в обществе. В светском обществе при этом недовольство вмешательством и морализаторством Церкви сочетается с достаточно агрессивной риторикой, направленной против роскоши. Очень часто при этом следуют отсылки к абстрактной истории и абстрактной же простоте жизни прошлого.
Можно ли носить часы и нужно ли посохи с ювелирными украшениями? Почему если можно первое, то нельзя второе или наоборот? Можно ли иметь экономические проекты бывшему митрополиту Смоленскому или же и новому митрополиту Казанскому? Зачем Церкви банки? Что и как следует немедленно запретить верующим или неверующим? Эти вопросы никак не волнуют автора этого эссе о роскоши. Мне важно подметить лишь то, что при обсуждении этой темы богатств и роскоши современность не осознается, не анализируется полным образом, поскольку не сравнивается — на самом деле, никак не сравнивается — с другой социальностью прошлого.
Даже при поверхностных отсылках к прошлому этого голоса минувшего не слышат, навязывая истории простоту, что хуже воровства у истории. Да, давайте осудим роскошь и вернемся к благодатной простоте Средневековья. Нет, не будем уподобляться мрачному Средневековью, в котором… ничего не было. Кажется, где-то на краю античности роскошь была, с роскошью боролись (об этом вроде бы упоминали возвышенные титаны, они же низменные атеисты эпохи Просвещения). Но потом наступило Средневековье, ведомое той самой Церковью. Наступила страшная или прекрасная пустота. С чем тут сравнивать наши сегодняшние споры, скандалы и проблемы?
На берегах Нашего моря — в Средиземноморье — роскошь процветала тогда, когда не существовало ни России, ни ее Церкви, ни просто христианской церкви, но именно тогда же и началась жестокая борьба с роскошью, которая позже была возрождена в эпоху расцвета средневекового мира Италии. Вопрос о том, кому нужна и выгодна борьба против роскоши, вовсе не так прост, как может показаться. Возможно, приливы волн Нашего моря вынесут к нам на рассмотрение и оставят на родной российской почве несколько кристаллов смысла.
Античные (римские) законы против роскоши, известные нам хотя бы по общему содержанию, не очень многочисленны и могут быть приведены по хронологии, притом что они дискретны и не взаимосвязаны. Средневековые же законодательства итальянских коммун очень обильны и составляют ряд сходных направлений, группы созвучных запретов, которые появляются почти одновременно в законодательствах разных общин высшего юридического статуса-цивитас.
Для нас возможны две группы тактик исследований: ОПИСЫВАТЬ великое множество ограничений, связанных с роскошью (в одеждах средневековых дам: материал, покрой, фасон, отделка платья), или АНАЛИЗИРОВАТЬ причины и природу сумптуариев, в которых, помимо собственно описаний примеров роскоши, акцентируются способы реакции на демонстрацию роскоши. Эти реакции были разными со стороны городской коммуны, а также Церкви и ее проповедников. Можно сказать, что светские власти боролись с симптомами — с проявлениями избыточной роскоши — постоянно, а представители Церкви попытались, хотя и не во всем успешно, вести борьбу с ее корнями, в тот момент, когда светские власти максимально широко провели систему запретов, но не искоренили роскошь.
Разумеется, Церковь всегда заявляла, что участвует в жизни общества как благотворитель: и это действительно осуществлялось путем раздач хлеба и другой пищи, ухода за больными, принятия сирот и подкидышей на попечение Церкви. Разумеется, Церковь и представители религиозных братств и орденов (особенно минориты, строго соблюдавшие заветы св. Франциска) участвовали в осуждении проявлений роскоши и деловой активности, связанной с этим накоплением избыточных средств. Но лишь в конце той эпохи, которую принято называть Средневековьем, была сформирована политика противодействия ростовщичеству и активному обогащению одних в ущерб другим. Противодействие осуществлялось не только на уровне слов, в сфере морализаторства, путем проповеди иных ценностей, отказа и добровольного уничтожения «суетной роскоши», не только в смысле отрицания, но именно активно и позитивно: люди Церкви создавали в противовес и банкам, и «денежным пирамидам» своего времени особые институты, которые не подразумевали обогащения и ростовщичества, — Monti di pieta. Эти учреждения не просто предлагали заемы под гораздо меньший процент, чем существовавшие тогда ростовщические кондотты, — получатель кредита мог едва покрыть всем свои имуществом треть от занятых средств. Т.е. Monte di pieta шла на риски, которые не принимал и не принимает ни один разумный поручитель. Со временем и широтой распространения новации благотворительный характер учреждения постепенно испарялся, превращаясь в то, что и сейчас зовется ломбардом. Однако это была исторически реализованная попытка создать альтернативы грабительскому ростовщичеству, и инициатива эта должна быть засчитана.
Напомним, что деятельность РПЦ МП тесно связана с банками, а не с противодействием им: например, со стороны Церкви не проводится линия смягчения жестокой кредитной политики банков в России. Банкротства банков РПЦ были отнюдь не результатом слишком льготной для потребителя кредитной политики. Кредиты, которые выдавались «банками Церкви», были тяжелы, а условия их получения — непрозрачны и подозрительны, как и все остальные денежные дела времен российского дикого капитализма и второго первоначального накопления капиталов.
Банки прошлого, которые в итальянских центрах возникли уже в XIII веке, осуществляли деятельность, гораздо более масштабную и разнообразную, чем «Пересвет» или «Эргобанк». Ростовщическая деятельность проистекала в средневековой Италии, несмотря на все ветхозаветные предписания, подкрепляемые осуждением новозаветной Церкви. Пострадать от нее могли и богач, и бедняк. Не только церковнику, но и благочестивому мирянину, каким был Данте, совершенно очевидна была загробная участь любого ростовщика, описанная в 17-й песне «Ада»: на краю пропасти под огненным дождем, на раскаленном песке сидит толпа ростовщиков, совершивших, по мнению поэта, в своей деятельности насилие и над природой, и над искусством, а следовательно, пошедших против Бога.
Однако и при жизни Данте, и в последующие века ростовщичество процветало. Правда, спустя исторически короткое время — уже к 60-м годам XV века — благочестивыми мирянами, членами городских коммун, в союзе с францисканцами было изобретено, как тогда казалось, противоядие. Получить его мог слабый, небогатый заемщик, которому просто не дали бы никаких средств обычные предприниматели.
Но и мирские власти не дремали, видя злоупотребления богатством и проявления излишней роскоши, борьба шла в правовом поле, а не в силовом. Есть все основания связывать развитие цивитас и цивильности в Средневековье с развитием права. Основной формой была запись норм в статуты. В этом развитии реализовывался и момент создания символических ценностей, а не только закрепление конкретных прав и вытекающих из них приобретений социума или отдельных его групп. Этот ценностный аспект следует подчеркнуть особо: как ценность со всей очевидностью воспринималась и сама запись права, и иерархия отношений, закрепляемая правовым установлением. Статуты городов-коммун в т.ч. содержали и сумптуарии — нормы, направленные на борьбу с роскошью. Естественно, внимание следует обратить на первые, еще не ставшие серийными, массовыми и переписываемыми друг у друга общинами нормы.
Первое ограничение роскоши было произведено в истории средневековой Италии в процветающих морских республиках — в первую очередь в Генуе и Пизе [1]. Приток роскоши, связанный с торговлей, видимо, и повлек первые правовые нормы ограничительного характера. Первый средневековый пример, который продолжает традицию древних сумптуариев, появляется в 1258–1261 годах. Также известны Breve Pisani comunis 1286 года, Breve Consulum Mercatorum 1305 года, видимо, также обусловленные опасениями перед теми новыми возможностями трат и демонстраций роскоши, которые открылись в связи с успехами торговли. Не в меньшей степени накопление богатств в крупных масштабах, невозможных прежде, было связано со становлением и развитием банков, начиная с того же XIII века.
Проблему статуса и sumptus задают постановления цивитас Тосканы, в которых отражена борьба с роскошью в рамках антимагнатского законодательства (Флоренция — 1292 год, Сиена еще ранее — 1250–1260 годы). Далее Флоренция принимает различные меры сумптуарного характера в 1330, 1356, 1388, 1433,1462–1464, 1471 годах, что отражает бурную картину социальной жизни города в ренессансную эпоху, когда насилие пронизывало общество, а правовые механизмы пытались создать этому насилию противовесы.
Общее число законодательных ограничений роскоши плавно растет вплоть до 1500 года, когда число сумптуариев уже составляет около 300 (известных нам источников, притом что в архивах итальянских коммун на местах до сих пор существует масса непрочитанных документов — множество единиц хранения)…
Что касается действенности законодательства в принципе, то сам внушительный перечень попыток обуздать роскошь свидетельствует о их нерезультативности. Вероятно, наибольшие успехи достигались при смене элит или в моменты расширения, временного «открытия» элит. С другой стороны, невозможно однозначно считать, что средневековые сумптуарии были направлены на полное подавление проявлений роскоши или даже конкретных образцов роскоши, как это было в случае принятия античного закона времен войны с Карфагеном.
Достаточно часто средневековый социум удовлетворялся штрафами в пользу коммуны за нарушение законов отдельными ее членами, и эти штрафы выступали маркером восстановления справедливости и признания примата общественных ценностей [2]. Средневековые статусные характеристики оказывают влияние на сумптуарии, как оказывали влияние на коммуны и их статуты элементы сеньориальной средневековой системы. Однако не следует, на мой взгляд, включать в одну категорию борьбу с роскошью членов социума и закрепление статусных характеристик и ограничений, в том числе требований отличий в одежде групп жителей города, которые мы теперь определяем как меньшинств, например евреев, активно участвовавших в городской деловой жизни.
Законодательство отражало желание найти консенсус внутри самого общества по вопросу о богатстве и роскошном образе жизни, однако это вовсе не стоит принимать за реальную борьбу с богатством и более справедливое распределение. Да, наказание за злоупотребления происходило в форме выплаты своеобразного налога на роскошь, выплаты за нарушения выступали как компенсация общине. Однако степень перераспределения благ здесь была весьма условной: общественными средствами распоряжалась та же элита цивитас (коммуны), которая только и могла нарушать запреты в отношении роскоши.
Можно предположить, что обвинения в злоупотреблении роскошью могли быть использованы на фоне соперничества, борьбы за власть в городе и направлены одной частью элиты против другой (одной из знатных и богатых семей против другой). Борьба с роскошью — обоюдоострое оружие, она может сплачивать социум, а может ограничивать его возможности развивать собственную независимость и идентичность, если инициатива ограничения исходила от высшей власти, подчинившей себе общины, — римского принцепса или средневекового сеньора.
Помимо чисто рациональных действий законодателей, исследователи должны признать и допустить определенную долю иррациональных моментов. Совершенной — стройной и логичной — системы борьбы против роскоши не было никогда в истории, точнее говоря, у этой борьбы множество интенций, логик и стратегий.
Вопросы восприятия роскоши, осуждения самого по себе роскошного образа жизни, утонченного досуга и наслаждений, которыми отличались представители элит Античности и Средневековья, и примеры конкретных правовых способов и проявлений борьбы против роскоши иногда трудно четко разграничить. В современной России чаще наоборот: риторика против роскоши процветает там и тогда, когда весьма прискорбно обстоит дело с активностью по обузданию непродуктивных трат, отмыванием денег. Борьба на словах против пагубной роскоши и преступная деятельность по интенсивному обогащению театрально, драматически дополняют друг друга.
Абстрактно бороться против «роскоши вообще» просто невозможно. Российские разговоры о борьбе с роскошью странны полным отсутствием конкретных указаний на то, кому та или иная форма борьбы может быть выгодна. И, главное, отсутствует та самая цивитас, гражданская жизнь, что продолжала развиваться в Средневековье, цивитас нет как актора, способного на свой манер понимать дозволенную и запретную роскошь, ограничивать с той или иной конкретной целью проявления роскоши и пресекать злоупотребления членов сообщества.
Церковь как собрание, как община или общины верующих тоже не играет этой роли цивитас, социума, регулирующего роскошь. Идет ли речь о рушащихся банках РПЦ МП или об успешно преодолевающем скандалы банке Ватикана, очевидно, что сегодняшние институты Церкви действуют по правилам мирского устройства и в его рамках, в то время как, например, Церковь итальянского Средневековья и Ренессанса, создавшая инициативы, подобные учреждению Monte di Pieta, была более активна и независима в своих поисках от мирской матрицы, играя по своим правилам на чужом поле. Сравнения — не в пользу современности против светлого Средневековья.
Примечания
Комментарии