Северный Кавказ в эпоху поздней империи: природа насилия 1860–1917 годов

Последняя фронда: восстание 1877 года

Помимо борьбы с рутинными преступлениями уголовного характера, российские власти внимательно отслеживали т.н. политические настроения масс. В декабре 1876 года помощник начальника Ставропольского губернского жандармского управления докладывал наверх о состоянии умов в регионе: «…нельзя безусловно отрицать, чтобы среди кавказских мусульман не было отдельных личностей, относящихся неприязненно к русскому владычеству на Кавказе» [1]. Применительно к Чечне и Дагестану в этом смысле можно было говорить не об отдельных личностях, а о целых категориях населения.

С середины 1870-х годов в столичных газетах появлялись сообщения о выходцах из Турции, приехавших на Кавказ «с целью возбуждения мусульман к восстанию против русских» [2]. Начальник Дагестанской области генерал-адъютант князь Л.М. Меликов еще летом 1876 года, когда, вследствие событий на Балканском полуострове, началось брожение в среде мусульманского населения Дагестана, «заблаговременно принял меры для ограждения населения области от появления эмиссаров турецкого правительства» [3].

Циркулировавшая в прессе информация имела под собой основания: обстановка на Восточном Кавказе действительно нагнеталась. Спустя несколько месяцев нараставшее напряжение вылилось в открытое восстание в Чечне и Дагестане [4]. Во многом оно было спровоцировано начавшейся 12 (24) апреля 1877 года Русско-турецкой войной и слухами о скором приходе османской армии на Кавказ. Однако внутренние причины восстания крылись в сложной совокупности мотивов, доминирующим из которых было недовольство населения Чечни и Дагестана действиями российских властей.

Первоочередную роль сыграли, по-видимому, факторы социального и экономического порядка (насильственные переселения с гор и предгорий на равнину, секвестирование общественных пастбищных земель, массовое обезземеливание горцев в условиях и без того существовавшего естественно-географического малоземелья, непосильные налоговые повинности). Все это способствовало ухудшению экономического положения значительной части чеченского и дагестанского населения [5]. Росту антироссийских настроений способствовали также постоянно муссировавшиеся слухи о грядущем очередном отъеме земель, о принудительной повальной христианизации и тотальном разоружении местного населения. Некоторые слухи исходили от протурецки ориентированного духовенства, часть рождалась в донельзя фрустрированном сознании самого населения, напуганного активизацией деятельности кавказской администрации по переустройству фундаментальных основ его жизни.

Главной причиной восстания в Дагестане, по мнению дагестанского историка Г. Алкадари, было стремление ханско-бекского сословия и влиятельного духовенства восстановить режим имамата и вернуть утерянные привилегии. Алкадари считал, что и подвластные сословия проявляли недовольство тем, что местных владетелей лишили привычной власти над народом.

По мнению одного из тогдашних знатоков Дагестана, бывшего члена дагестанского областного Статистического комитета Е. Козубского, волнения и беспорядки вспыхивали в области по разным причинам, но всегда их первоосновой был, как он уверял, религиозный фанатизм горцев. Этим, утверждал Козубский, всякий раз пыталась воспользоваться и Турция, когда стремилась накалить обстановку на Кавказе. Чиновник был твердо убежден в том, что османы посредством своих эмиссаров разжигают в среде туземцев религиозный фанатизм. Именно на этой почве, считал он, и разгорелось восстание 1877–1878 годов, сильно осложнившее ход военных операций на Кавказском театре войны [6].

Автор брошюры «Восстание Чечни и Дагестана в 1877–1878 гг.» П.И. Ковалевский утверждал, что «пожар злобы и вражды у чеченцев и лезгин» к «урусам» (т.е. русским) был раздут не только «турецкими эмиссарами» и «магометанскими муллами», но «иногда и грубым и наглым отношением русской администрации» к горцам. «Чеченец и лезгин, — писал Ковалевский, — сознавая необходимость и личную пользу… будет переносить от всякой власти всякое давление, всякий гнет, всякий деспотизм, если он видит в этом смысл; но если этот гнет — грубый произвол, служит выражением личного каприза и не приносит чеченцу никакого блага, — в этом случае чеченец озлобляется бесконечно, приходит в отчаяние и действует как истинный хищник» [7].

Восстание 1877 года, если рассматривать его с позиций социологии, следует отнести к типу т.н. возрожденческих движений. Людям, участвующим в подобных движениях, свойственно идеализировать свое прошлое, почитать некую сложившуюся у них идеальную картину этого прошлого. На каком-то этапе возникает импульс попытаться подогнать современную жизнь под эту идеальную картину. Т.е. восстание можно в определенном смысле квалифицировать как реакцию на ситуацию фрустрации [8].

Если системе грозит распад, включаются защитные механизмы, вследствие действия которых формируется образ врага, необходимый для сохранения интегральности, целостности системы. Чтобы сработал механизм иррациональности, масса проходит несколько стадий фрустрации. В определенный момент формируется фобический синдром, что означает вызревание идеологического фактора в отношении к врагу. Он нужен для того, чтобы борьба против объекта фобии приняла более осмысленный и целенаправленный характер.

В любом случае восстание 1877 года представляло собой отчаянную попытку части чеченцев и дагестанцев повернуть события вспять: изгнать со своей земли русскую власть, восстановить прежний уклад жизни. По сути, это была защитная реакция на навязываемые извне чуждые правила игры. Проявление подобной защитной реакции в форме массового восстания, безусловно, способствовало закреплению религиозного самосознания дагестанцев и чеченцев.

Известный советский кавказовед Н. А. Смирнов писал, что непосредственным толчком к восстанию послужило начало Русско-турецкой войны в 1877 году и частичные неудачи имперской армии под Карсом. Главным очагом восстания, охватившего в апреле — октябре часть Терской и Дагестанской областей и Абхазию, он считал Чечню, откуда рассылались призывы к старшинам, наибам и муллам Дагестана, Осетии, Кабарды и к народам, живущим на равнине. Однако, несмотря на многочисленные призывы, всеобщего единения мусульман Северного Кавказа не произошло. Большинство соседних народов не поддержало идею восстания. Напротив, многие вызвались создавать свои войсковые части и конные иррегулярные полки. Сформированные из местных добровольцев Терская конная иррегулярная бригада, Владикавказский осетинский полк вместе с закавказскими ополченскими бригадами отправились на Кавказский фронт воевать за империю [9].

В Чечне восстание возглавил 25-летний Али-Бек-Хаджи Алданов из аула Симсир Зондакского общества, находившегося на территории Ичкерии (юго-восточная часть Чечни). Несмотря на молодой возраст, предводитель чеченского восстания, как утверждали, уже совершил хадж в Мекку. Алданов призвал своих соплеменников к священной войне против русских. В течение двух дней к восставшим присоединились жители Чеберлоя, Беноя, Дзумсоя и других селений Аргунского округа. В Дзумсое во главе повстанцев встал аульный старшина Умма-Хаджи Дуев.

Официальные российские источники утверждали, что главными зачинщиками и действующими лицами восстания в Дагестане стали хаджи и ученые-арабисты (среди них — весьма известный и почитаемый в народе Абдурахман-Хаджи Согратлинский из Гунибского района). Вера народа в этого накшбандийского шейха была настолько сильной, что «между горцами разнесся слух, будто чудодейственные молитвы шейха… Абдурахмана в состоянии превратить порох русских в воду» [10].

Известный советский кавказовед С. К. Бушуев писал, что столетний Абдурахман-Хаджи, возглавлявший «совет алимов», провозгласил в августе газават — священную войну мусульман [11]. Современные исследователи считают, что Абдурахман-Хаджи при всем неприятии имперского режима не одобрял идею массового восстания, считая его бесполезным, однако был вынужден покориться воле своих соратников, проявивших решимость идти до конца. Вопрос об объявлении газавата обсуждался, однако собравшиеся сочли, что его начало уже положено в 1828 году, поэтому было решено продолжить джихад [12].

По данным некоторых исследователей, Абдурахман-Хаджи высказывался против восстания, аргументируя свою позицию ссылками на Коран: согласно текстам священной книги, мусульманам возбранялось воевать при осознании неминуемости разорительных действий. Из-за этого к нему якобы стали относиться с недоверием. Абдурахман-Хаджи вызвал к себе Хаджи-Мусу, хаджия из Кукни, который поддержал мнение Абдурахмана-Хаджи, поскольку не был уверен в победе турок в войне и по этой причине считал восстание обреченным на провал [13].

С другой стороны, согласно апокрифу, пересказанному А. Цаликовым, накануне волнений случилось знаменательное событие: «Возбуждавшие народ к восстанию лица предложили на разрешение ученых вопрос: наступило ли время газавата (война против неверных) и какими будут его последствия? Избранные для обсуждения этого вопроса семь ученых дали ответ, что начать восстание пора наступила, но какие будут последствия, они не знают…» [14].

В то же время Мухаммадтахир ал-Карахи, крупнейший дагестанский историк и правовед того времени, дал свое объяснение произошедшим событиям: «…из-за клеветников и лгунов из народа и милиции, утверждавших, что русское командование не располагает силами для поддержки гарнизона, располагавшегося в крепости Гуниб, поднялась согратлинская смута. Последствием этого явились великие и ужасные беды и испытания, выпавшие на долю видных людей этого края…» [15].

Лидером восстания в Дагестане стал четвертый имам Мухаммед-Хаджи, сын Абдурахмана-Хаджи Согратлинского. К нему примкнула семья наиба Шамиля Кибит-Магомы Тилитлинского. В Казикумухе руководящую роль взяли на себя Фатали-бек и Абдул-Меджид-бек, потомки бывшего ханского рода, а Джафар-хан объявил себя ханом Казикумуха. В Кайтаге борьбу возглавил сын бывшего правителя Мехти-бека, провозгласивший себя уцмием. Во главе восставших в Кюринском округе встал Магомед-Али-бек, имевший чин штабс-капитана царской армии. Он объявил себя кюринским ханом, а Кази-Ахмед объявил себя самурским ханом [16].

«…Самыми главными запевалами последнего восстания в Чечне и Дагестане, — писал Е. Марков, — были люди, всячески обласканные нашим правительством, щедро получавшие от него чины, ордена, пенсии и т.п.». Отсюда следовал такой вывод: «Тревожных замыслов какого-нибудь Казы-Магомы, носящего славное историческое имя, или потомков каких-нибудь казыкумыхских ханов не успокоить ни генеральским чином, ни денежными окладами. Они постоянно будут питать в сердце надежды и желания, враждебные русской власти. Опереться на почву народа гораздо вернее и справедливее» [17].

Народная молва приписывала ответственность за подстрекательство к восстанию в Чечне бывшему начальнику Владикавказского, а затем Кумыкского округов полковнику М. Кундухову, «который в 76 году будто бы тайно разъезжал по Осетии, Кабарде и Чечне и, от имени турецкого султана, обещал изгнание русских со всего Кавказа, поголовное избиение христиан и воцарение магометанства» [18]. Впрочем, доказательств подстрекательской деятельности Кундухова, сражавшегося на стороне Турции, не обнаружилось.

Как развивались события в Чечне и Дагестане? Сразу же после объявления Русско-турецкой войны начались брожения в нагорной части Чечни. В ночь с 12 на 13 апреля 1877 года Али-Бек-Хаджи Алданов, побывавший незадолго до этого у сына Шамиля в Константинополе и тесно связанный с Турцией, в присутствии нескольких десятков человек провозгласил себя имамом. Его сподвижники объединились в несколько крупных отрядов и двинулись в районы равнинной Чечни, чтобы поднять на борьбу ее многочисленное население. По мнению С. К. Бушуева, организаторами восстания выступили зикристы. В Чеберлоевском обществе руководство восставшими взял на себя Дада Залмаев, в Беное — Султан Мурад. 17 апреля отряды Али-Бека-Хаджи напали на кабардинские поселения. На этом тревожном фоне проходила мобилизация российских войск в Терской области, объявленной 19 апреля на военном положении.

Наиболее крупные операции развернулись в районе Чеберлоя и Бассовского аула. Али-Бек-Хаджи пытался втянуть в восстание кумыков. Основные силы имама в мае предприняли попытку захватить Салатавию. Умма (Ума-Хаджи) Дуев — участник мятежа 1860–1862 годов, вернувшийся из ссылки, действовал на реке Аргун [19].

22 апреля произошло первое крупное сражение близ Маюртупа. Около пятисот повстанцев во главе с Алдановым вступили в бой с батальонами Куринского и Навагинского полков и сотней Сунженского полка. Повстанцы были разбиты. 28-го они понесли поражение неподалеку от селения Шали [20]. После этого чеченцы отступили в леса.

Общая численность их отрядов поначалу достигала 18 тысяч человек, затем она выросла до 30 тысяч. В конце апреля восстал Аргунский округ. В верховьях Аргуна разгорелись бои. Военное командование принимало срочные меры: в начале мая в Андийском округе был сформирован Дагестанский Нагорный отряд во главе с полковником Накашидзе, брошенный в помощь войскам Терской области на подавление восстания в Чечне. Отряд составили два батальона Апшеронского и Самурского пехотных полков, подкрепленные аварской милицией. В общей сложности к лету в Терской области были сосредоточены войсковые силы численностью более 24 тысяч человек, а также полтора десятка казачьих сотен и несколько сотен чеченских, ингушских, осетинских и кумыкских добровольцев. С помощью последних власти рассчитывали вычислить и схватить организаторов восстания. 14 мая милицейские отряды из местных добровольцев во главе с начальником Веденского округа полковником Аваловым направились в сторону Беноя. С южной стороны туда подступил отряд полковника Накашидзе.

Развитие событий на Кавказе на фоне разгоравшейся войны с Турцией серьезно обеспокоило Петербург. 16 июня 1877 года, уже в разгар восстания, Кавказский комитет издал специальное распоряжение: «О том, чтобы о всех могущих произойти в Кавказском и Закавказском крае каких-либо происшествиях или случаях, заслуживающих особого внимания, были сообщаемы своевременно точные и подробные сведения» [21].

Войска уничтожили восставшие аулы в районе Беноя и выдавили их жителей на равнину. 5 июня силами регулярных войск и ауховцев, кумыков, салатавцев и гумбетовцев было разгромлено селение Симсир.

В июле восстание разгорелось с новой силой. Оно охватило почти всю горную Чечню (Агишты, Мехкеты, Таузени, Хаттуни, Элистанжи и др.). К отрядам Алданова присоединились жители «мирных» чеченских сел и со своим отрядом примкнул Умма-Хаджи Дуев. Однако против шести рот Куринского полка под командованием генерала Виберга сил повстанцев оказалось недостаточно. В середине июля отряды полковника Накашидзе, подполковника Лохвицкого и местной милиции разгромили повстанцев в Аргунском округе, уничтожив ряд селений (Буни, Кулой, Макажой, Нижалой и др.). 24 июля, в бою у селения Дой, получил ранение Умма-Хаджи.

В начале августа командующим войсками, действовавшими против повстанцев в Аргунском, Веденском округах, а также в Аухе и Салатавии, был назначен генерал-майор А. М. Смекалов (десятилетие спустя он возглавил Терскую область, которой управлял с 1887 по 1890 год). К 12 августа войска, усиленные четырьмя батальонами Динабургских полков, сосредоточились вокруг Ведено. Силы восставших пополнили жители соседних селений.

14 августа произошло сражение у аула Ведено. Оно длилось около пяти часов: вместе с регулярными войсками против мятежников сражались Дагестанские пешая дружина и конная милиция, сотня Сунженского полка и Ингушская сотня. 19 августа генерал Смекалов захватил укрепленную позицию повстанцев на реке Вашандари. В конце августа разгорелись бои с приверженцами Уммы-Хаджи. К сентябрю повстанцы были окончательно повержены. По утверждению С. К. Бушуева, поражение отрядам Али-Бека-Хаджи, наряду с российскими войсками, помогли нанести кабардинские ополченцы [22].

Жесткие действия регулярных войск под началом генералов Свистунова и Смекалова остановили дальнейшее распространение чеченского восстания. Карательные экспедиции, направленные Свистуновым в Чечню, прошли по всем аулам, выжигая дотла дома, покосы и кукурузные поля. Уже к началу октября волнения в Чечне прекратились. После разгрома повстанцев Алданов и Дуев бежали в Дагестан, где продолжили борьбу.

Брожения в Дагестане начались практически параллельно событиям в Чечне. Они усилились после призывов сына Шамиля Кази-Магомы (Гази-Мухаммеда) подняться на борьбу. Но в полную силу восстание вспыхнуло лишь после неудач российской армии на Карском театре военных действий [23].

По свидетельству очевидцев, в Дагестане (в Аварии) в «один день и час восстали сразу 513 селений». Исследователи объясняют такую слаженность действий тем, что аварское общество было насквозь пронизано т.н. суфийскими цепями: внутри общественного организма существовали структуры, параллельные официальной властной иерархии. Эти структуры использовали уже готовые каналы сообщающихся между собой «цепей» (силсила, сильсили). Одной из таких «цепей» были приданы властные функции [24]. В ходе подготовки к восстанию его организаторы опирались на разветвленную сеть организованно действовавших тарикатских братств.

Будущие повстанцы, собравшись на поляне Анада-Май- дан, высказались за всеобщее восстание, избрали имамом Мухаммеда-Хаджи (Гаджи-Магомеда), сына Абдурахмана-Хаджи, учредили совет имама и его наибов. По аулам разъехались гонцы с призывом подниматься на вооруженную борьбу. Вслед за этим почти все крупные села Гунибского округа: Согратль, Телетль, Куяда, Ругуджа, Гидатль, Корода — взялись за оружие [25].

29 августа большой отряд горцев напал на стратегически важное Георгиевское мостовое укрепление и захватил его. Начальник Гунибского гарнизона предпринял попытку отразить наступление горцев, но, не достигнув успеха, был вынужден запереться в крепости Гуниб. Между тем два отряда восставших напали на окружные линейные батальоны в Карахе и Голотле. Одновременно десятитысячные силы повстанцев окружили Гуниб. Власти стали срочно перебрасывать войска в Гунибский округ. Командир Нагорного отряда князь Накашидзе получил приказ выступить к осажденному Гунибу и, соединившись с отрядом полковника Вайно-Оранского, совместно действовать против восставших.

Главы Даргинского и Казикумухского округов полковники Тарханов и Чембер получили приказ пополнить гарнизоны и, собрав конную и пешую милицию из местного населения, нанести удар по резиденции имама — Согратлю. Однако предпринятые меры не принесли успеха.

Восстание ширилось, охватывая все больше обществ. Начальник Дагестанской области Л. Меликов обратился к командующему войсками Терской области генералу Смекалову с просьбой срочно двинуть войска из укрепления Ведено на Андийскую высоту — для поддержания «спокойствия» в Западном Дагестане [26].

Центром восстания стал аул Цудахар. Повсюду распространялись слухи о скором прибытии сына Шамиля с турецкими войсками в Дербент и Баку. Умалат-бек с небольшой группой мюридов из Табасарана попытался прорвать сообщение между Дербентом и Петровском. 8 сентября к повстанцам присоединился направленный из Казикумуха для подавления мятежников 8-тысячный милицейский отряд под командованием штабс-капитана Фатали-бека и ротмистра Абдул-Меджида. Вскоре восстал весь Казикумухский округ. Повстанцы окружили и взяли приступом крепость Кумух, уничтожив находившийся там гарнизон. Провозгласив ханом в Кумухе отставного майора Джафар-хана, они разослали воззвание ко всем обществам Дагестана с призывом примкнуть к ним и обратились к турецкому султану с просьбой о помощи.

Крупный отряд во главе с Джафар-ханом направился в Южный Дагестан, а второй под началом Фатали-бека и Абдул-Меджида двинулся в направлении Цудахара и Купы. К этому времени восстали цудахарцы, а вслед за ними и жители других даргинских сел. Восстание перекинулось также на Темир-Хан-Шуринский округ. Повстанцы планировали вместе с жителями округа нанести удар по областному центру — Темир-Хан-Шуре [27].

В ходе кровопролитного боя под Левашами с отрядом полковника Накашидзе горцы потерпели поражение и отступили к селам Хаджал-Махи, Купе и Цудахару. Они потеряли свыше 400 человек, включая своего предводителя Фатали-бека.

Практически одновременно вспыхнуло восстание в южном и прибрежном Дагестане. Во главе повстанцев в Кайтаго-Табасаранском округе выступил провозглашенный уцмием Мехти-бек — сын генерал-майора российской армии Джамов-бека Уцмиева. В Кюринском округе восставшими руководил провозглашенный кюринским ханом Магомед-Али-бек. В Самурском округе борьбу возглавил провозглашенный ахтынским ханом Кази-Ахмед-бек. Восставшие осадили российские войска в укреплении Ахты, в Дербенте и некоторых мелких пунктах. 15 сентября повстанцы сожгли хутор 94-го Ширванского полка, разгромили Худатскую и Яломинскую почтовые станции.

Вскоре поднялись и лезгины Кубинского уезда. Отряды горцев блокировали Дербент. На помощь российским войскам был послан отряд полковника Тер-Ассатурова. Под Каякентом произошло ожесточенное сражение, в котором горцы потерпели поражение и вынуждены были отступить к селению Джемикент. 21 сентября там разгорелось еще одно сражение. Российские войска окружили повстанцев и оттеснили их в горы.

К середине сентября восстание охватило также Тиндальское наибство, Багулалское, Ахвахское и Чамамальское общества. Близ селения Инхило произошло крупное столкновение повстанцев с отрядом под началом полковника Тихонова. Горцам удалось оттеснить российский отряд.

Депутация андийцев обратилась к Али-Беку-Хаджи с просьбой стать во главе их отрядов. 27 сентября восставшие нанесли правительственным войскам сильный удар в районе Годобери. Али-Бек-Хаджи прибыл к повстанцам Западного Дагестана, чтобы выработать тактику совместных действий. В сентябре почти весь Дагестан, за исключением Темир-Хан-Шуринского округа, был охвачен восстанием. Попытка вовлечь в борьбу жителей этого округа не увенчалась успехом.

27 сентября отряд генерал-майора А.В. Комарова выступил из Дербента в сторону селения Хан-Магомед-Кала. К 3 октября оно было захвачено и уничтожено. Следом разгрому подверглись селения Башлы, Янгикент, Великент, Маджалис. Отряды Мехти-бека отступили в Табасаран и Кюринский округ [28].

29 сентября 20-тысячная группировка повстанцев вступила в бой с российскими войсками близ селения Кутиша. Горцы стремились прорвать оборону и пробиться в равнинный Дагестан. Однако ни одна из их попыток не удалась [29].

Расползание восстания вынудило власти привлечь дополнительные силы из Терской области, Красноводска, Бакинской и центральных губерний. Против горцев Кайтаго-Табасаранского округа должен был выступить отряд под командованием генерал-майора Комарова. В Среднем и Западном Дагестане действовали отряды генерал-майора Муравьева и майора Иванова. В Кайтаге был сформирован особый отряд под командованием генерал-лейтенанта Петрова. Помимо этого, в Западный Дагестан направлялись воинские команды полковников Тихонова и Квицинского.

Кровопролитное сражение произошло с повстанцами во главе с Куру-Магомедом и Умма-Хаджи близ селения Агвали. К 16 октября российским отрядам удалось овладеть им, а также занять еще десять селений. Затем они усмирили шароевцев и химоевцев.

14 октября российские военные заняли Хаджал-Махи и Купу, а к 17 октября продвинулись в сторону Цудахара. Обороной руководил Ника-Кади. Войска под командованием генерал-адъютанта Л. Меликова подступили к Цудахару и взяли его штурмом 19 октября. Потери с их стороны составили 117 человек [30].

24 октября в результате ожесточенного боя генерал Смекалов захватил аул Тилитль. С 1 по 3 ноября длилась осада Согратля, в котором сосредоточились основные силы повстанцев и большинство предводителей (Абдурахман-Гаджи, Абдул-Меджид, Али-Бек-Хаджи, Умма-Хаджи Дуев, Дада Умаев, Дада Залмаев) — по разным данным, от 274 до 300 человек [31].

3 ноября Согратль был взят штурмом. Следом пал Кумух. Повстанцы выдали генералу Смекалову Абдул-Меджида, Аббас-пашу, Магомеда-Гаджи, Абдурахмана и чеченцев Умму-Хаджи Дуева, Даду Умаева, Даду Залмаева. Руководитель тилитлинцев, бывший прапорщик Муртаз-Али выдал лидеров повстанцев из низов — Тангоя, Лорсан-Хаджия и Маади.

2 ноября в Дербент к генералу Комарову явился кюринский хан Магомед-Али-бек. Днем позже пришли с повинной Кази-Ахмед-бек (Ахтинский) и Аслан-бек (Ругуджинский) [32].

К 20 ноября войсками были разгромлены 13 аулов. Восстание в Южном Дагестане захлебнулось. В Западном Дагестане армейское командование направило против восставших Каратинского наибства 7 рот Куринского полка и две сотни казаков полковника Тихонова. Одновременно части генерала Смекалова двинулись на подавление чамалинцев [33]. С наступлением зимы столкновения прекратились.

Последние вспышки в Чечне были окончательно подавлены к середине октября 1877 года, а восстание в Дагестане — в начале ноября, после взятия Цудахара и Согратля, когда почти все предводители сдались российским войскам [34].

После подавления восстания власти казнили до 300 человек. В местечке Салуб было повешено 15 мятежников. Смертной казни подверглись также трое повстанцев из Южного Дагестана.

Лидеры чеченцев Али-Бек-Хаджи Алданов и Умма-Хаджи Дуев по приговору военно-полевого суда были повешены. Свидетельство об акте казни 15 комбатантов из Среднего и Западного Дагестана, состоявшейся 29 декабря 1877 года, оставил Хайдарбек Геничутлинский, обративший внимание на показательный характер наказания горцев: «Дело в том, что русские главари привели туда по два, по три и более мужей из каждого селения, чтобы смотрели они на проводимую акцию и видели бы повешенных. Окриками своими они должны были бы удерживать в будущем тех, кто попытаются творить дела, подобные тем, что совершили повешенные» [35].

По мнению исследователя, российские власти ликвидировали вдохновителей и наиболее активных участников восстания, однако не сумели разрушить само основание, из которого питались силы восставших, — разветвленную структуру суфийских «цепей» [36].

Практически все жители мятежных сел были отправлены на поселение в Сибирь [37]. По некоторым сведениям, за Уральский хребет выслали порядка 5000 семейств [38]. Из Гунибского округа было выселено 1453 человека, из Казикумухского — 1441. Общая численность высланных по восьми округам составила 4875 человек [39].

Два мятежных селения Гумбетовского наибства — Данух и Артлух — были высланы в Архангельскую губернию целиком со всеми их жителями [40]. Ожидая наказания, жители разорили свои селения. 67 наиболее активных повстанцев из Дануха и 49 человек из Артлуха вместе с семействами под конвоем команды милиции отправили в Темир-Хан-Шуру, а затем — во внутренние губернии империи. Оружие их было конфисковано, а имущество продано с аукциона.

Хотя министр внутренних дел генерал-адъютант А.Е. Тимашев выступал против высылки горцев в глубь России, через Астрахань из Дагестана было отправлено около 700 человек — мужчин, женщин и детей. В конце 1877 года и в начале 1878 года сухопутным маршрутом в Россию через Харьков отбыло 756 семейств и 514 бессемейных. Весной и летом 1878 года во внутренние губернии России отправили еще 600 семейств дагестанцев (около 2650 душ), а также 110 семейств жителей Терской области. Любопытно, что среди них было всего лишь 19 человек из привилегированных сословий [41].

Для высылки были выбраны губернии Северо-Западной Сибири, а также город Опочка Псковской губернии. Основную часть дагестанцев направили в Опочку и в Новгородскую губернию. Семейные высылались в Саратовскую губернию, а несемейные — в Томск, Тобольск [42].

Подготовка к высылке горцев с семьями затянулась на несколько месяцев, и в итоге отправление пришлось на зимний период. Впоследствии из общего числа ссыльных на родину вернулось не более трети. Большая часть погибла от непривычно сурового климата. Власти сами устанавливали сроки завершения наказания. К примеру, ссыльные артлухцы и данухцы получили возможность вернуться на родину лишь в 1882 году, после представления нового начальника Дагестанской области князя Н.3. Чавчавадзе от 20 мая 1881 года.

Высокопоставленные военные чины волновались о том, чтобы «значительные расходы казны на переселение не пропали бесполезно», поэтому выступали категорически против возвращения ссыльных дагестанцев на родину. Но начальник области счел, что «исключение может быть сделано только для вдов и сирот, оставшихся без прикрытия после смерти глав семейств, и для жителей селений Артлух и Данух, которые были высланы поголовно без разбора вины каждого из них». Он принял решение вернуть их в Дагестан, за исключением «отдельных лиц, известных как руководители массы» [43].

В 1880 году, после многочисленных прошений земских и губернских управлений, вышел указ о помиловании высланных горцев, что дало шанс оставшимся в живых вернуться домой [44]. Впрочем, нашлись и такие, кто не стал возвращаться: горцы, сосланные в Саратовскую губернию (куда из одного только Среднего Дагестана было отправлено 1400 человек), получив от правительства земли, дома, лошадей, основали на Волге «цветущие селения». Они занялись крестьянским трудом, испытывая удовлетворенность от своей жизни и «забывая мало-помалу о кинжалах и кровавой расправе» [45].

Не все горцы были готовы примириться с участью изгнанников. Мюриды накшбандийского шейха из Нагорного Дагестана Мухаммеда ал-Мадани помогли ему бежать из сибирской ссылки и тайно переправили в Стамбул. Побеги удалось совершить и некоторым другим участникам восстания [46].

В 1879 году кавказский наместник великий князь Михаил Николаевич, анализируя в своей записке императору произошедшие в последние годы «случаи частных возмущений», отмечал, что все они подавлялись быстро, «без особых усилий и кровопролития», без вмешательства регулярных войск, «одними местными туземными милициями». Обращаясь к теме восстания 1877 года, которое также было подавлено в относительно короткие сроки и не потребовало привлечения крупных войсковых сил, наместник попытался по-своему объяснить его больший, сравнительно с прежними выступлениями, размах: «Общность и значительное распространение последнего восстания объясняются тем, что горцы считали себя обязанными принять в нем участие как бы по чувству религиозного долга, видя в происходившей между нами и Турцией войне, по цели и характеру ея, борьбу христианства против исламизма». Он считал, что большинство чеченского и дагестанского населения присоединилось к восстанию «без искреннего увлечения, как бы по обязанности». Наместник искренне полагал, что определяющую роль в недостаточной активности населения сыграло понимание им превосходства вооружения российских войск над вооружением горцев [47].

Спустя годы известный дагестанский издатель и журналист С. И. Габиев назвал восстание 1877 года «безумным порывом отсталых горцев», имея в виду, прежде всего, несопоставимость военного потенциала обеих сторон [48].

 

Примечания

1. ГАРФ. Ф. 109. 3-я экспедиция. Д. 70. Л. 23.

2. Там же. Л. 23 об.

3. О распространении идей панисламизма на Кавказе. По материалам Особого Отдела Канцелярии наместника Е.И.В. на Кавказе. 1912 г. // Арапов Д. Ю. Указ. соч. С. 413.

4. Подробнее см.: Магомедов Р.М. Восстание горцев Дагестана в 1877 году. Махачкала, 1940; Даниялов Г.Д. Классовая борьба в Дагестане во второй половине XIX – начале XX вв. Махачкала, 1970; Гаджиев А.М. К вопросу о причинах и социальной сущности антиколониальных выступлений горцев Дагестана в 60–70-е годы XIX в. Махачкала, 1997; Гасанов М.М. Дагестан в составе России (вторая половина XIX в.). Махачкала, 1999; Восстания дагестанцев и чеченцев в послешамилевскую эпоху и имамат 1877 года (сост., пер., коммент. Айтберов Т.М., Дадаев Ю.У., Омаров Х.А). Махачкала, 2001. Кн. 1, проч.

5. Мусаев М.А. Причины восстания 1877 г. в Дагестане // Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Материалы всероссийской научной конференции (Ставрополь, 11–14 сентября 2001 г.). С. 146.

6. Кавказские мусульмане по материалам особого отдела канцелярии наместника Кавказа (1912 г.) Предисловие и публикация Д.Ю. Арапова // Кавказский сборник. М., 2005. № 2 (34). С. 177.

7. Ковалевский П.И. Восстание Чечни и Дагестана в 1877–1878 гг. СПб., 1912. С. 56.

8. Блумер Г. Коллективное поведение // Американская социологическая мысль. Р. Мертон, Дж. Мид, Т. Парсонс, А. Шюц. М., 1994. С. 213.

9. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI–XIX веках. С. 237.

10. Мусаев М.А. Дагестанское духовенство 60–70-х годов XIX века и восстание 1877 года. АКД. Махачкала, 2003. С. 23.

11. Бушуев С.К. Из истории внешнеполитических отношений в период присоединения Кавказа к России (20–70 годы XIX века). М., 1955. С. 109.

12. Магомедова З.А. Место и роль Абдурахмана-Хаджи Ас-Сугури в истории Накшбандийского тариката в Дагестане (XIX в.). АКД. Махачкала, 2008. С. 23.

13. Мусаев М.А. Дагестанское духовенство 60–70-х годов XIX века и восстание 1877 года. АКД. Махачкала, 2003. С. 23–24.

14. Цаликов А. Указ. соч. С. 246.

15. Мухаммадтахир ал-Карахи. Книга о значимости стремления улучшать свои деяния по мере сил. Перевод с арабского. М. 1914. С. 41.

16. Смирнов Н.А. Указ. соч. С. 237–238.

17. Марков Е. Указ. соч. С. 47.

18. РГИА. Ф. 932. Оп. 1. Д. 415. Л. З.

19. Бушуев С.К. Указ. соч. С. 107.

20. Служивый. Указ. соч. С. 142.

21. РГИА. Ф. 1268. Оп. 22. Д. 127. Л. 1–2.

22. Бушуев С.К. Указ. соч. С. 108.

23. Служивый. Указ. соч. С. 141–142.

24. Крымин А.В. Указ. соч. С. 138, 144–145.

25. История Дагестана. Т. II. С. 151.

26. Там же. С. 152–153.

27. Там же. С. 153–154.

28. Там же. С. 158.

29. Там же. С. 155–157.

30. Служивый. Указ. соч. С. 142.

31. Бушуев С.К. Указ. соч. С. 110.

32. Там же. С. 110–111.

33. История Дагестана. Т. II. С. 158.

34. Смирнов Н. А Указ. соч. С. 240.

35. Цит. по: Мусаев М.А «Казнить повешением…». К вопросу о количестве казненных дагестанце и чеченцев — руководителей освободительного движения 1877 г. // Ахульго. Культурно-исторический журнал. Махачкала, 2013. № 2 (14). С. 39.

36. Крымин А.В. Указ. соч. С. 138.

37. РГИА. Ф. 932. Оп. 1. Д. 297. Л. 1–34; Ф. 1268. Оп. 23. Д. 85. Л. 1–70.

38. Абдуллаева М.И. Переселение дагестанцев в Османскую империю во второй половине XIX — начале XX века (Причины и последствия). АКД. Махачкала, 1999. С. 18.

39. История Дагестана. T.II. С. 162.

40. Магомедсалихов X.Г. Указ. соч. С. 96.

41. Амироеа З.М. Дагестан в период русско-турецкой войны 1877–1878 гг.: к проблеме взаимоотношений народов Северного Кавказа, России и Турции. АКД. Махачкала, 2003. С. 24.

42. Там же. С. 25.

43. Тахнаева П.И. Аргвани. Мир ушедших столетий. Исторический портрет сельской общины Нагорного Дагестана. М., 2012. С, 255–256.

44. Гусейхонов С.М. Высылка из Дагестанской области жителей Казикумухского округа, участвовавших в восстании 1877 года // Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Материалы всероссийской научной конференции (Ставрополь, 11–14 сентября 2001 г.). С. 148.

45. Марков Е. Указ. соч. С. 570–571.

46. Северный Кавказ в составе Российской империи. С. 175.

47. Записка «О мероприятиях к возвышению уровня гражданского благосостояния и духовного преуспения населения Кавказского края» (Предисловие и публикация Л.И. Цвижбы) // Кавказский сборник. М., 2005. № 2 (34). С. 149.

48. Магомедов М.Г. Исторические взгляды С.И. Габиева. АКД. Махачкала, 2006. С. 12.

Источник: Гатагова Л.С. Северный Кавказ в эпоху поздней империи: природа насилия. 1860–1917. М.: Новый хронограф, 2016. С. 246–264