Колониальная политика Японии: взгляд из России

Колониальная политика «великих держав» стала для российских историков важной темой исследований лишь с началом советского периода. В отличие от них императорская Россия не имела своих колоний, поскольку ее территориальное расширение осуществлялось путем включения новых земель в состав метрополии. В этом ее кардинальное отличие от Великобритании, Франции, Германии, Нидерландов, Бельгии, Японии и других стран, колонии которых были географически и юридически отделены от метрополии.

По этой причине в императорской России господствовало мнение, что ей нечему учиться у колониальной политики других держав, а значит, и нет необходимости ее изучать. Отдельные элементы этой политики, связанные с освоением и развитием новых территорий, могли представлять интерес, но комплексных исследований в данной области не предпринималось.

Классическое востоковедение старой России традиционно не включало новую историю (не говоря об актуальной), сосредоточившись на древности и Средневековье. Положение стало меняться лишь с началом XX века, но и тогда «современность» не была предметом академического исследования. Анализом текущих событий в странах Востока занимались чиновники министерства иностранных дел, министерства финансов, министерства торговли и промышленности, военного и морского министерств.

Колониальная политика Японии не составляла исключение. Изучение ее мероприятий на Тайване и в Корее было делом дипломатов, военных, чиновников, а также журналистов и политических обозревателей. Какие именно сферы деятельности привлекали их внимание?

Наибольший интерес вызывало то, насколько обладание колониями и их развитие может усилить Японию в военном и экономическом отношении. Применительно к Тайваню российские аналитики сосредоточились на освоении японцами его природных ресурсов и на развитии и перспективах его внешней торговли. Что касается Корейского полуострова, то там, помимо освоения ресурсов, экономического развития и торговых перспектив, Россию особенно интересовал военный аспект — значение и важность этой колонии для общего укрепления военной мощи Японской империи. Иными словами, насколько колонии усилят или, напротив, ослабят военный потенциал Японии в случае вооруженного конфликта с Россией. После Русско-японской войны 1904–1905 годов накал соперничества двух держав на Дальнем Востоке ослабел, поэтому исследования такого рода имели целью не подготовку наступательной войны против Японии, а лишь укрепление национальной обороны.

Однако и в этот период кое-что из опыта колониальной политики Японии вызывало в России практический интерес. Прежде всего это относится к опиекурению и борьбе с ним. В начале XX века Приморье и Дальний Восток России стали зоной нелегального наркотрафика и распространения курения опиума. Местные власти не могли, да зачастую и не пытались справиться с этой проблемой, не считая ее важной или опасной, что вызывало недовольство у части общественности. В 1903 году известный на Дальнем Востоке журналист И.С. Левитов, давно бивший тревогу по поводу распространения опиекурения и благоприятствовавших этому обстоятельств, посетил Тайвань для изучения мер японской колониальной администрации по регламентации и сокращению производства и курения опиума. Осмысливая итоги поездки, которую он счел очень полезной, Левитов в 1906 году опубликовал в газетах статью «О необходимости опийной реформы на Дальнем Востоке», отдельные оттиски которой разослал за свой счет чиновникам различных ведомств, депутатам Государственной думы, ученым, журналистам, литераторам — всем, кто мог влиять на политику и общественное мнение. Автор подчеркнул опасность употребления опиума для здоровья и необходимость борьбы с его распространением в рамках государственной политики, но в то же время указал на недостаточность одних только запретов. Изложив принципы и содержание соответствующих мер японской администрации на Тайване, российский аналитик оценил их как верные, эффективные и пригодные для использования в России. Левитов особо отметил большую помощь и содействие, которые он получил от тайваньского генерал-губернаторства в ходе своей работы.

После большевистской революции в России содержание и задачи изучения колониальной политики радикально изменились. В стратегическом плане новая власть сделала ставку на «мировую революцию», в тактическом — на активную борьбу с «капиталистическим окружением». Советские руководители и коминтерновские аналитики хорошо понимали, что для «великих держав» колонии — источник не только выгод, но и трудностей. Советская Россия и бывший орудием ее внешней политики Коминтерн рассматривали колонии как «резервуар мировой революции», а потому стремились максимально дестабилизировать положение в них, чтобы тем самым ослабить метрополии. Такого курса они придерживались и в отношении японских колоний.

В императорской России колониальная политика Японии рисовалась в основном «белой краской». Отдельные авторы критиковали ее отдельные аспекты, но общая оценка была положительной. После революции «цвет» резко поменялся с «белого» на «черный». Большевистская власть помнила, что Япония участвовала в «союзной» интервенции на Дальнем Востоке России и поддерживала различные «белые» режимы, а потому продолжала считать ее опасным противником и после установления дипломатических отношений в 1925 году. Ослабление противника не только снаружи, но и изнутри было одной из главных задач советской и коминтерновской политики. Москва стремилась поддерживать в японских колониях существующее недовольство метрополией и провоцировать возникновение его новых очагов. Основными путями этого были разжигание межклассовых и межнациональных противоречий, поддержка движений за национальную независимость, содействие распространению социалистических и коммунистических идей.

Для того чтобы вести революционную деятельность в колониях, необходимо было знать и понимать внутреннее положение в них. Самой важной была информация «из первых рук», но ее было труднее всего получить. В Японии Советский Союз тогда имел полпредство (посольство) и торгпредство в Токио, шесть консульств на территории страны и генеральное консульство в Сеуле. На Тайване не было ни одного советского представителя. Почти не было советских представительств и в колониях других «великих держав».

Среди советских дипломатов того времени наряду с настоящими квалифицированными специалистами было много «выдвиженцев», получивших должность исключительно благодаря «рабоче-крестьянскому происхождению», но совершенно непригодных для работы за границей. В состав дипломатических миссий входили многочисленные представители и агенты Коминтерна, которые занимались ведением революционной и пропагандистской деятельности, поддерживали, финансировали и направляли коммунистические, левые и прочие оппозиционные движения в странах пребывания. Советское генеральное консульство в Сеуле было особенно хорошо известно как неофициальное «представительство» Коминтерна в регионе. Правительства «буржуазных» государств прекрасно знали об этом и потому изо всех сил старались ограничить и контролировать действия советских дипломатов на своей территории. В таких условиях собирать информацию на местах было чрезвычайно сложно, и она оказывалась недостаточной.

Поэтому в период между двумя мировыми войнами советские аналитики при изучении колониальной политики «великих держав» делали ставку на сведения «из вторых рук», которые извлекали из доступных им статистических отчетов, газет, журналов, книг на разных языках. Применительно к Тайваню и Корее можно сделать вывод, что в Москву доходила весьма подробная и разносторонняя информация. Ее источниками были не только официальные и неофициальные японские издания, но и периодика и исследовательские работы европейских и американских авторов, а также информация, поступавшая по каналам Коминтерна. Нельзя сказать, что советские авторы не знали, что происходит в японских колониях. Вопрос в том, как они это понимали и интерпретировали.

В Советском Союзе любые публикации на темы международных отношений, экономического и политического положения в других странах, от газетных заметок до академических исследований, находились под строгим контролем властей, следивших за соответствием их содержания догмам коммунистической идеологии. Даже имея относительно свободный доступ к источникам информации, исследователь не был свободен в их анализе и, тем более, публичной оценке. Отклонение от «генеральной линии» было практически невозможным, поскольку жестоко преследовалось в зародыше. Не говоря о средствах массовой информации, даже научная, специальная литература по общественным наукам в СССР должна была полностью соответствовать курсу, мнениям и оценкам партийного руководства. Другой просто не существовало. А действительность часто расходилась с догмами коммунистической, марксистско-ленинской ортодоксии.

Советский взгляд на колониальную политику Японии — отличный пример этого. Узнавший из иностранных источников об освоении природных ресурсов на Тайване или в Корее, о росте объемов производства и торговли, о строительстве шоссейных и железных дорог и даже перепроверивший эту информацию, советский аналитик не мог опубликовать ее «как есть». Объективные факты развития, выраженные языком статистики, полностью противоречили «черному» образу японских колоний, который создала и насаждала советская и коминтерновская пропаганда. В то же время совсем игнорировать или отрицать их было нельзя. Поэтому в советской научной и популярной литературе сложилась примерно такая схема.

Приведя статистические данные, автор окружал их частоколом выражений вроде «однако», «при этом» и «несмотря на это». Например, объем промышленного производства растет, но уровень заработной платы остается низким. В сельском хозяйстве используются новые технологии, но крестьяне не могут воспользоваться результатами их применения. Колония производит все больше товаров на экспорт, но прибыли от него достаются исключительно японцам, а не местному населению и т.д.

Не буду утверждать, что тогдашние японские колонии были раем для местных жителей. В самой Японии многие известные аналитики и общественные деятели критиковали колониальную политику собственного правительства — например, Янаихара Тадао. Но я бы не сказала и то, что эти колонии были адом. Было и «белое», было и «черное». «Выбеленный», идеализированный образ столь же неправдоподобен, как и нарисованный одной только черной краской.

В советских работах о колониальной политике Японии можно выделить три уровня. Первый — статистические и прочие данные. Цифры они на то и цифры, чтобы говорить сами за себя. Затем шел анализ приведенных данных. Разные авторы делали это по-разному, но все вынужденно считались с идеологическим диктатом и обильно уснащали свой текст оговорками «при этом» и «несмотря на это». Далее следовал вывод. Вне зависимости от того, о чем шла речь и что говорилось выше, он должен был полностью и безусловно соответствовать принятой на тот момент «генеральной линии» партии и Коминтерна (которая, как известно, не раз колебалась). Иными словами, о чем бы ни говорила статистика, колониальная политика Японии на Тайване и в Корее признавалась абсолютно провальной, ее методы — жестокими и неэффективными, антияпонская революция — возможной, причем ее возможность с каждым годом росла. Эту мантру советские и коминтерновские аналитики повторяли из года в год.

Вскоре после «Маньчжурского инцидента», осенью 1931 года, советско-японские отношения стали заметно ухудшаться. В японской экспансии в Маньчжурии советское руководство видело прямую, непосредственную угрозу. Ответом стало начало нового витка информационно-пропагандистской войны. Не позднее 21 октября 1933 года И.В. Сталин в письме к своему «заместителю по партии» Л. М. Кагановичу распорядился «начать длительную солидную (некрикливую) подготовку читателя против мерзавцев из Японии», пояснив: «Пора начать широкую, осмысленную обработку общественного мнения СССР и всех других стран насчет Японии и вообще против милитаристов Японии» [1]. По указанию вождя в кампанию включились Отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), газеты, журналы, издательства, научные учреждения. В короткий срок были подготовлены и опубликованы статьи, брошюры, книги, которые обличали японский милитаризм, империализм и колониализм.

Основными темами масштабной антияпонской кампании, начатой советской пропагандой осенью 1933 года, стали агрессия японского империализма в Маньчжурии и Китае, угнетенное положение рабочих и крестьян в самой Японии, героическая борьба японских коммунистов, критика идеологии и действий «военно-фашистского движения». Акцентирование внимания на ошибках и неудачах колониальной политики и на антияпонских настроениях населения колоний было одной из тем кампании, но далеко не главной, поэтому количество посвященных этому материалов оказалось сравнительно невелико.

Работавший в Москве Научно-исследовательский институт национальных и колониальных проблем (НИИНКП) в январе 1934 года посвятил Японии специальный сдвоенный номер своего журнала «Материалы по национальным и колониальным проблемам». Однако содержание материалов выпуска не вполне соответствовало названию журнала, поскольку они были в основном посвящены не колониям, а экономическим проблемам метрополии и борьбе рабочего класса. Только в двух статьях речь шла о положении в Маньчжурии. В то время советские аналитики обычно рассматривали действия Японии в Маньчжурии в рамках «колониальной политики», но с точки зрения современной исторической науки это не вполне корректно. Поэтому, говоря о колониальной политике Японии, я сосредоточу внимание на Тайване и Корее.

Во исполнение приказа Сталина был оперативно выпущен сборник статей «Современная Япония» в двух томах. Во втором выпуске, главной темой которого была названа «Борьба Японии за гегемонию в Азии» (заглавие «установочной» статьи Е.С. Варги), положению на Тайване и в Корее было отведено по одному материалу.

Б.А. Александров в статье «Формоза в тисках японского империализма» впервые в советской литературе о Тайване охарактеризовал события 1895 года как «Формозскую революцию» и подверг резкой критике политику «японизации» как «одного из наиболее действительных средств покорения туземцев и приспособления их к выполнению задач японского империализма» [2]. И. Горшенин в заключение пространной статьи «Кризис и подъем революционного движения в Корее» заявил: «Корейские коммунисты должны быть готовы каждую минуту возглавить всякое стихийное движение против японского империализма и туземных угнетателей, углубить его, сделать победоносным и превратить Корею из плацдарма антисоветской войны в плацдарм революции в Японии» [3].

В тогдашнем Советском Союзе практически не издавались работы японских авторов, за исключением коммунистов, посвященные политическим, экономическим или социальным проблемам. Едва ли не единственное исключение связано с Тайванем и колониальной политикой. В 1934 году Государственное социально-экономическое издательство выпустило перевод известной книги Янаихара Тадао, в то время профессора Токийского императорского университета, «Формоза под властью японского империализма», появившейся пятью годами ранее. Сравнив русскую версию с японским оригиналом, В.Э. Молодяков убедительно показал, что переводчики и редакторы советского издания не только сократили, но и «переписали» текст Янаихара до такой степени, что он не может считаться авторским, а потому использовать его как принадлежащий этому автору и выражающий его точку зрения не следует.

Выходивший в 1930-е годы научный журнал «Тихий океан» периодически уделял внимание анализу и критике колониальной политики Японии. Не буду останавливаться специально на каждой из его публикаций. По существу все они были одинаковы и писались по приведенной выше схеме. Приведя статистические данные, авторы выбирали из иностранной периодики и литературы наиболее антияпонские или критические по отношению к Японии суждения и оценки, на этой основе клеймили ее колониальную политику и провозглашали скорый успех коммунистического и антиколониального движения в полном соответствии с коминтерновскими лозунгами.

Последние перед Второй мировой войной сколько-нибудь значимые работы о колониальной политике Японии появились в СССР в 1935–1936 годах. Достигший пика в 1937 году Большой террор унес жизни или надолго отлучил от работы почти всех ученых-японоведов, многих работников Коминтерна, а также японских, корейских и китайских коммунистов, эмигрировавших в СССР. Объявленные «японскими шпионами», «предателями» и «врагами народа», они были расстреляны, отправлены в тюрьмы и лагеря, откуда смогли вернуться лишь немногие. Журнал «Тихий океан» был закрыт. Изучение колониальной политики Японии прекратилось даже в виде ее критики.

В результате поражения во Второй мировой войне Япония потеряла все свои колонии, поэтому анализ текущего состояния ее колониальной политики утратил актуальность. Это было вполне естественно, но колониальная политика не стала для советских ученых привлекательной темой исторических исследований. Почему? Затрудняюсь ответить однозначно.

С одной стороны, китаеведение и корееведение переживали расцвет. Появилось множество работ, посвященных антияпонской борьбе китайского и корейского народов, но почти не было исследований о том, с чем они боролись, а именно о японской колониальной политике. Что касается Тайваня, то о нем вообще предпочитали не писать в открытой печати, поскольку Советский Союз, как и КНР, строго придерживался принципа «одного Китая» и не признавал существование Китайской Республики. Едва ли не единственным заметным исключением стала монография крупнейшего в СССР знатока Тайваня Ф.А. Тодер «Тайвань и его история (XIX в.)» (1978), которая и сейчас высоко оценивается специалистами.

С другой стороны, послевоенное советское японоведение сосредоточилось на внутренних проблемах «метрополии»: экономическом развитии, классовой борьбе, политических и общественных движениях — а также на ее внешней политике и международных связях. Истории колониальной политики здесь просто не осталось места. Лишь после распада СССР российские специалисты по Японии, Китаю и Тайваню начали вместе работать над изучением колониальной эпохи и, надо сказать, добились заметных успехов. Надеюсь на будущее сотрудничество японоведов и корееведов, но пока оно, по известным причинам, не продвигается вперед.

Подводя итог, можно сказать, что образ японской колониальной политики, увиденной из России, эволюционировал от картины в «белых» тонах в дореволюционный период через пугающе-«черный» в советские годы до «многоцветного» в сегодняшней России, свободной от диктата коммунистической идеологии. В изучении российскими востоковедами истории колониальной политики Японии началась новая эпоха, отмеченная ведением совместных международных исследований. В этом деле наши ученые будут охотно сотрудничать с японскими, тайваньскими, китайскими и корейскими коллегами.

Доклад на I международном симпозиуме «Колониальная политика Японии: взгляд с Запада» (Токио, 29 ноября 2014 г.), организованном Центром международного научного сотрудничества университета Такусёку в рамках трехстороннего, японско-российско-тайваньского, исследовательского проекта «Тайвань в эпоху японского правления: новый взгляд на историю».

Примечания

↑1. Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. М., 2001. С. 396.

↑2. Александров Б.А. Формоза в тисках японского империализма // Современная Япония. Сб. 2. М., 1934. С. 88, 91.

↑3. Горшенин И. Кризис и подъем революционного движения в Корее // Там же. С. 146.

Источник: Молодякова Э.В. Япония: тотальная победа консерваторов. Избранные труды 2000–2016 гг. М.: ИВ РАН, 2017. С. 392–399.