Войны постправды по всему миру

Дискуссия «Правда во времена войны — и новая война за правду» с участием Ивана Крастева и Питера Померанцева (Институт гуманитарных наук (IWM, Вена, Австрия), 22 июня 2017 года).

Спикеры:

Иван Крастев, руководитель Центра либеральных исследований (София, Болгария), штатный научный сотрудник Института гуманитарных наук (IWM, Вена, Австрия);

Питер Померанцев, продюсер, журналист, научный сотрудник Лондонской школы экономики.

Модератор:

Ангелина Карякина, журналист Громадське-ТВ (Киев, Украина).

Цитаты:

Иван Крастев: «Моральный релятивизм поощряли, пока он был атакой на жесткие практики власти, теперь власть научилась быть жесткой в своем имморализме».

Питер Померанцев: «Где разучились говорить на профессиональном политическом уровне, там журналистам позволено делать все что угодно».

Иван Крастев: «Где пресса и власть пытаются быть одинаково жесткими, там они пытаются быть одинаково манипулятивными».

Питер Померанцев: «Манипуляция — это всегда отказ от строительства институтов, пока манипуляция длится с чьей-либо стороны, функционирование институтов будет ухудшаться».

Иван Крастев: «Постправда — это следствие персонализации власти, долго внушавшей, что она лучше разбирается в политике и вопросах управления, чем отдельные граждане. Такая власть может отменять правду того, что знают граждане, превращаясь из экспертной власти в диктатуру постправды».

Питер Померанцев: «Простые граждане слишком часто верят в заговоры, отвергая любую экспертизу. Конспирология нынешних президентов — это попытка говорить с народом через голову экспертов».

Постправда — не просто пропаганда, это наглое обнажение пропагандой самой себя. Пропаганда готовит «войну», постправда заявляет после объявления «войны», что никаких режимов существования, кроме «войны», не предвидится. Пропаганда замалчивает одно, но подчеркивает другое, тогда как постправда ничего не замалчивает — но все объявляет равно недостоверным. Пропаганда обращается к мобилизованным, но еще не вполне индоктринированным, постправда обращается к наследникам разноречивых идеологий, доказывая им, что у них есть право на мобилизацию и, более того, обязанность мобилизоваться. Пропаганда делает мир понятным и подлежащим военному покорению, постправда рисует его пугающе непредсказуемым, поэтому не допускающим никакого другого отношения, кроме обуздания — скорейшего покорения. Пропаганда зовет к новым свершениям, постправда доказывает, что свершения не в наших руках, но в наших руках «быть победителями»… несмотря ни на что.

Презентация книги британского экономиста и ведущего Би-би-си Эвана Дэвиса «Как мы достигли вершины брехни (bullshit) и что нам теперь с этим делать» (Chatham House, 11 июля 2017 года).

https://www.chathamhouse.org/event/navigating-post-truth-age

Постправда начинается там, где экономят на истине, где из фактов оставляют лишь те, которых достаточно для «политической навигации». В конце концов, постправда сводит важность любой информации к субъективной важности: если что-то звучит как важное для нас, значит, оно как будто заведомо правдиво. Поэтому постправду нельзя считать просто участившимся тактическим применением лжи — это особая стратегия коммуникации, превращающая «сенсационное» в «важное», а «важное» тотчас объявляющая «правдивым».

Постправда не складывается только из бесчестности отдельных политиков — это готовность самой эпохи терпеть свое бесчестие. Надежды на цифровые медиа как основу открытой и честной дискуссии не оправдались, любой слух в цифровом мире не только приобретает популярность — он подрывает доверие к знанию. Ведь электронное сообщение аудитория поневоле воспринимает как самое новое, суперпрогрессивное сообщение, и если оно оказывается недостоверным, то доверие к частным заявлениям экспертов падает до нуля.

Вершины постправды — это деятельность Трампа и Брекзит. В обоих случаях брехня льстит избирателям так же, как реклама заманивает потребителя. Трамп обещает, что телевизионные репортажи угодных ему телеканалов правдивы, потому что эти телеканалы обладают лучшими потребительскими свойствами, в отличие от экспертного знания, которое часто ошибочно. Брекзит, наоборот, требует доверять экспертному знанию: если население охвачено страхами перед будущим, а Британия отказывается создавать общий для всей страны образ будущего, то любой совет эксперта в силах звучать громче, чем раньше, — и самозваные эксперты организуют Брекзит.

Постправда подпитывается целым рядом привычек обывателей. Например, люди часто не верят в способность банков выполнить все свои обязательства, но при этом хранят деньги в банке, потому что это просто-напросто стало социальным обычаем. Этот обычай поддерживается рядом социальных ритуалов, таких как чтение ежегодных отчетов банка или регулярным взаимодействием со структурами банка. Достаточно объявить эти социальные ритуалы условностью, а банки — частью большой системы эксплуатации, как это приведет не к развитию критического мышления, а, наоборот, к росту страхов и доверию к заявлениям из Твиттера.

Но брехня обладает и еще одним важным свойством: единожды убедив, она становится поверьем. Дело в том, что с точки зрения массового восприятия те, кто говорит брехню, и являются бóльшими экспертами, чем те, кто выносит критические суждения. Критически мыслящий эксперт находится в ситуации постоянного спора — носитель брехни как будто уже выиграл все споры. Дорогу брехне открыло засилье экспертов, которые спорили в основном только друг с другом, — в результате они стали восприниматься как стоящие в заведомо слабой позиции, тогда как брехня оказалась в глазах публики примером настоящей экспертизы, основанной на сборе новейших данных и обращении к тем, кто может в первую очередь подтвердить или опровергнуть «экспертное мнение».

Отличный пример — поведение девелоперов: хотя во всех странах девелоперы пользуются лазейками в законе, обычно не держат обещания, обходят те или иные природоохранные нормы, они пользуются доверием властей и публики как знатоки новейших технологий и как люди, которые могут наилучшим образом распорядиться денежными и людскими ресурсами. Такое доверие не было возможно в эпоху классического капитализма, когда за разработку инженерного проекта, за найм работников и за вывод проекта на рынок отвечали разные специалисты. Тогда все понимали, что такого «лучшего распорядителя ресурсов» быть не может, разве что на это претендовали тоталитарные государства. Теперь девелопер, преследуя личную выгоду, претендует на всемерное социальное конструирование.

Другой пример — предвыборные кампании. Неправильно думать, что агенты постправды выигрывают выборы, потому что много обещают или чересчур пугают. Такая безответственность обещаний или угроз уже в прошлом. Их стратегия — показать, что обман их противников сам себя разоблачает, а их обман должен быть разоблачен специально. Раньше политик, например, оспаривая социалиста, требующего увеличить социальные расходы, говорил, что это приведет к дефициту бюджета — то есть эта мера окажется объективно ложной. Теперь он говорит, что увеличение социальных расходов — это непредусмотренные траты, которые поэтому все равно работать не будут: увеличение пенсий не приведет к улучшению уровня жизни. Понятно, что эти утверждения — bullshit, но если все это произносится достаточно быстро, с игрой словами вроде «такое не предусмотрено» — «такого не может быть», то все поверят брехне как знанию настоящего эксперта.

Брехня — это не только результат недостаточной подготовки публики: простым просвещением брехню не одолеть. Это готовность публики мириться со своим бесчестием, с тем, что заведомо никто не может со спокойной совестью и честно сказать: «я разделяю программу этого политика». Если поддержка любой политической силы не вполне честна, то все примут носителя постправды как самого честного: ведь он по крайней мере пользуется новейшими коммуникативными технологиями, и даже его прямой обман публика спишет на несовершенство технологий или недоразумения при восприятии «последней информации».

Постправда шествует по планете, и честным политикам придется плыть своим путем в океане постправды. Но у них есть компас — социальная психология, и есть другие навигационные приборы — исследование паттернов поведения. Носители постправды только поначалу кажутся непобедимыми; на самом деле, они вынуждены и сами все больше бояться, и сеять вокруг себя страхи, чтобы сохранять ставку своей «экспертизы». Поэтому важно объяснить, какая информация ценна, а какая — образчик брехни, равно успешной «во всех ситуациях».