Дачный вопрос

Что общего между Подмосковьем и Анапой? Личные подсобные хозяйства наших дней

Дачная интервенция

Вопросами научного изучения дач занималось достаточно много людей, хотя масштаб явления претендует, по нашему мнению, на больший интерес исследователей.

«В России за двадцать лет выросла страна дач; Россия стала страною дач», — писал Владимир Каганский.

В 2010 году 92% операций по смене категории земель в Московской области пришлось на перевод сельскохозяйственных земель в другую категорию, в основном под строительство — приводит цифры Татьяна Нефёдова. И она же: «В 1950-е годы в садоводческих кооперативах числилось 40 тыс. членов, в 1970 — 3 млн. К 1990 году садовые участки имели 8,5 млн семей, к концу 2000-х годов — около 14 млн (почти 40% горожан и почти столько же, сколько домохозяйств сельских жителей).

Они образовали около 80 тысяч некоммерческих объединений горожан, из них 73 тысячи — садоводческие, 5,5 тысяч — огороднические и 1 тысяча — дачные.

Производили они, по данным сельскохозяйственной переписи 2006 года, 12% всех овощей, 21% плодов и 37% ягод».

Основные волны изучения дач пришлись на последние годы существования СССР, когда стоит отдельно выделить исследования Бориса Родомана, и на середину 2000-х. При этом если в конце 80-х дачи были в основном в фокусе интереса географов и лишь отчасти социологов, то условная «вторая волна» внимания к дачам была в значительной степени обеспечена интересом историков [1], культурологов [2] и архитекторов [3]; встречались также работы междисциплинарные, хотя обычно и фрагментарные по охвату. Тем не менее, стоит отметить, что бесспорно наибольший вклад в научное изучение дач внесла и вносит Татьяна Нефёдова [4], много лет изучающая дачное хозяйство с экономико-географических позиций, а в разрезе культурной географии — продолжатели школы Бориса Родомана, в частности Владимир Каганский [5].

Обзор литературы по проблеме позволил создать краткий список тех специалистов, в сферу интереса которых попадали дачи:

— ландшафтоведы, рассматривающие дачный ландшафт как вид культурного;

— эконом-географы, рассматривающие экономику и географию дачного бытования и расселения;

— аграрии (специалисты по с/х), фрагментарно изучавшие особенности дачных агротехнологий;

— социологи;

— урбанисты, интересующиеся дачами в основном в рамках концепций субурбанизации;

— политики, вспоминающие о дачах в первую очередь на политтехнологическом уровне, когда нужно придумать программу кандидатам или заняться государственным популизмом;

— историки, изучающие в первую очередь «старые» дачи;

— архитекторы, предметом интереса которых чаще всего становится либо изучение особенностей архитектуры классических дач, либо вопросы проектирования современных дачных домов;

— культурологи, фрагментарно изучающие социокультурную среду дач;

— разного рода утописты, воспевающие «дачный путь» как особый путь России и так далее.

При этом практически все специалисты, подходящие к дачному вопросу с научной стороны, сталкиваются с одной и той же проблемой — размытостью самого понятия «дача» и с трудностью выделения феноменологических особенностей явления. Иначе говоря, все интуитивно понимают, что такое дача, но четкого определения дать не могут, что в большинстве работ заставляет авторов конструировать и давать собственное определение предмету изучения.

В результате в большинстве случаев понятие «дача» объясняется через следующие феномены или набор их сочетаний:

— сезонность проживания;

— принадлежность горожанам;

— наличие участка земли;

— распределенный образ жизни;

— нахождение в сельской местности;

— формальный статус.

Типичным примером можно назвать определение из «Википедии»:

«Да́ча — загородный дом для городских жителей, как правило, не используемый его владельцами для постоянного проживания».

При этом сразу после этого определения следует вынужденное уточнение:

«В России и странах бывшего СССР дачами называют как простейшие фанерные постройки безо всяких удобств на шести сотках земли, так и капитальные строения большой площади на участках в гектар и более». Это уточнение хоть и прямо указывает на широту явления, но вряд ли способно более точно указать на место дачи в структуре бытования населения [6].

Наиболее, на наш взгляд, авторитетный исследователь дач Татьяна Нефёдова признает фактическую многомерность понятия:

«Дача — весьма распространенное и емкое понятие, включающее и само строение, притом в разных его архитектурных вариантах и правовых статусах, и прилегающий к нему участок земли, и различные типы их использования. Это и особый вид рекреации горожан. И тип селитьбы. И вложение капитала. И специфическая сельскохозяйственная деятельность. И все же это — единый феномен, для которого нет другого термина, хотя в официальных документах слово “дача”, как правило, отсутствует».

Но в чем же феноменологическое единство дач? В том или ином наборе формальных признаков, выделенных в зависимости от целей того или иного исследователя, описателя, частных задач решения вопросов управления и так далее? Или само понятие «дача» следует признавать априори контекстуальным и на этом оставить попытки дать ему более четкое определение?

Если с этим согласиться, то в социологических целях возникает необходимость расширить и пересмотреть базовый список феноменов, из которых обычно и составляются различные определения дачи. Без этого оказалось зачастую невозможным говорить на языке респондентов, которые определяют себя как «дачники». Приведем несколько типичных примеров, выпадающих из «классических» феноменологических определений дач, но существующих в реальности.

1. Дачи, которыми владеют не горожане. К таковым в первую очередь относятся разнообразные садово-дачные товарищества вокруг бывших рабочих поселков и даже сел и деревень, по которым прокатилась волна советской программы унификации быта города и села. Результатом этой программы стало появление в сельской местности многоквартирных домов, лишенных сколь-либо значимых земельных участков. Где-то это привело к появлению типичного для нынешней России культурного ландшафта «МКД со стайками и огородами», а где-то и к возникновению на окраине таких поселений полноценных дач и огородов, причем зачастую со вполне функциональными строениями, то есть к переходу жителей от бытования в интегрированной сельской усадьбе к распределенному образу жизни, правда, зачастую со своими особенностями (см., например, статью «Земля мотоблоков»). При этом местные жители чаще всего называют свои отдаленные участки именно дачами.

2. Дачи, лишенные земельного участка. По всей логике феноменологического определения дач, таковых существовать не может в принципе. Тем не менее, как в селе, так и в городах (типичный пример — апартаменты на курортах) существует практика использования квартир для сезонного проживания, для которых и собственники, и риэлторы не находят иного определения, нежели «дача». При этом подобные «дачи» в многоквартирных домах в сельских поселениях имеют достаточно широкое распространение.

Столь же размыты и другие феноменологические конструкты: сезонность, формальный статус, использование для отдыха или выращивания закуски в открытом грунте и так далее.

Мы попытались подойти к вопросу с другой стороны, рассмотрев, вслед за Борисом Родоманом и Владимиром Каганским, дачи как особый тип ландшафта, а дачное строительство-обустройство — как процесс преобразования существующего ландшафта: «Дачный бум — разрушение именно той среды, где должны формироваться простые и ничем не заменимые образы и понятия: поле, лес, луг, роща, опушка, деревня, усадьба, сельский погост, ключ, ручей, река, пойма и долина реки…» (В. Каганский). При подобном подходе дачи могут быть поняты как процесс разрушения (по Каганскому) или преобразования существующего ландшафта, то есть определены функционально, а не феноменологически.

Существует два основных подхода к определению ландшафта, исходящих, соответственно, из природной основы и культурологической природы ландшафта. Соответствующими нарративами для этих подходов оказываются природный и культурный ландшафты, а ключевым ныне предметом ландшафтоведения — изучение и описание перехода природного ландшафта в культурный и культурного в природный. Следовательно, модусом рассуждений о границах применимости обоих понятий становится в первую очередь спор о той степени антропогенной измененности ландшафта, которая позволяет считать его культурным и наоборот. Для попытки функционального определения дач прохождение этой границы не столь важно, как сам процесс изменения ландшафта любого типа, которое несет за собой дачное обустройство и его особенности, выделяющие этот процесс «одачливания» из других процессов изменения ландшафтов.

Среди этих особенностей выделяются ключевые.

1. Дачное преобразование в большинстве случаев не создает новый однородный и изоморфный культурный ландшафт, который можно было бы определить как «типично дачный». К подобным «типичным» ландшафтам можно было с некоторой степенью условности отнести лишь садоводческие товарищества советского времени вблизи крупных городов, которым Борис Родоман дал меткое определение «трущебные сверхгорода». При этом изоморфность в данном случае обеспечивалась в первую очередь регламентацией использования участков со стороны государства, но после снятия этой регламентации про типичность таких ландшафтов говорить не приходится, несмотря даже на сохранение «трущебности».

2. Дачное преобразование не подразумевает постоянного использования окружающего ландшафта, при котором обычно возникает специализированное поселение вблизи. Например, село или деревня в случае с/х использования ландшафта, лесной кордон или заимка в случае использования лесного ландшафта, слобода при карьере или заводе и так далее. То есть окружающий ландшафт при дачном освоении местности не является хозяйственным ресурсом.

3. Дачное преобразование не подразумевает комплексности изменения, которое характерно для всех случаев антропогенного преобразования ландшафта с четко определенными целями (например, город или мелиорация болот).

4. Дачное преобразование ландшафта не фиксируется формально государством (об этом подробнее ниже) в отличие от других типов преобразования ландшафта. Например, земли под большинством СНТ или ДНП продолжают оставаться землями с/х назначения, хоть и со специализированным типом использования, дачи в лесном фонде продолжают считаться лесом, «дачные деревни» — полноценным населенным пунктом и так далее.

Даже этих особенностей достаточно для того, чтобы утверждать, что дачное преобразование ландшафта имеет особую природу, что позволяет дать дачам полноценное функциональное определение: Дача — это малоэтажная интервенция в сложившийся ландшафт.

Согласно базовому определению, интервенция — это агрессивное вмешательство во внутренние дела, которое ведется инструментами интервента. Если же говорить не про вмешательство, а про установление качественно нового порядка, то речь уже скорее идет о колонизации. То есть дачная интервенция не создает нового однородного культурного ландшафта, связанного с окружающим и формально фиксируемого в этом качестве, в отличие от «колонизации» — например, в формате нового постоянно обитаемого поселения.

При рассмотрении генезиса явления дач, раннему периоду которого посвящено достаточное количество работ историков, а последние изменения наблюдаются непосредственно, несложно выделить основной набор ландшафтов [7], которые подвергались и подвергаются дачной интервенции. Это:

— барьерный (по определению В. Каганского) природный ландшафт, то есть ландшафт границы: опушка леса, берег реки, возвышенность в лесу и так далее. Интервенция в этот ландшафт характерна для самых первых дач (еще в понимании «данного» или «раздаваемого»), для номенклатурных дач советского времени, а также для современных статусных дач, статусность которых фундирована сословными ограничениями по доступу к барьерному ландшафту;

— природный ландшафт, понимаемый как однородный: поле, луг, лес и так далее. Именно интервенция в такой ландшафт чаще всего и создает тот образ дач и огородов («трущебные сверхгорода»), который стал стереотипным;

— деревенский ландшафт, то есть ландшафт сельский, функционально связанный с использованием в хозяйственных целях окружающей природной среды. В этом случае дачная интервенция заключается в покупке сельских домов или постройке дач в черте сельскохозяйственных поселений.

При этом история дачного освоения показывает, что интервенция зачастую оказывается вторичной. Типичным примером можно считать постсоветский культурный ландшафт садоводческих товариществ, возводимых в условиях регламентации, состоящий из дач, используемых изморофно, что, пожалуй, можно считать единственным полноценным примером формирования дачного ландшафта. Который, впрочем, в последние 20 лет подвергается активной интервенции, которую можно считать дачной интервенцией уже второго уровня. При этом возникают крайне разнообразные практики использования постландшафта садоводческих товариществ: начиная с особняков для постоянного проживания, заканчивая тепличными товарными хозяйствами и прудами для разведения рыбы.

Таким образом, можно говорить о стадиях дачной интервенции в ландшафт, что позволяет сформировать типологию дач по функциональному признаку.

Таблица. Типология дач по типу интервенции в ландшафт

Уровень дачной интервенции в ландшафт выше, чем у советских планов преобразования природы, воплощенных в жизнь. Так, по подсчетам Владимира Каганского, «50 миллионов дачных хозяйств занимают примерно по 10 соток каждое; всего 5 миллионов гектаров, или 50 тыс. кв. км — чуть больше площади Московской области, примерно 5% пашни страны». При этом особенность этой интервенции заключается в ее формальной невидимости для государства по причине применяемых инструментов интервенции и особенностей учета земель, что отлично можно показать на главном языке географии — картах. Продолжение будет здесь.

Примечания

1. Пример исторического исследования — http://www.dissercat.com/content/dachnye-poselki-podmoskovya-v-kontse-xix-nachale-xx-veka

2. Пример культурологического подхода — http://cheloveknauka.com/sotsiokulturnye-faktory-formirovaniya-dachnogo-prostranstva-vokrug-sankt-peterburga

3. Например, исследование архитектуры престижных подмосковных дач — http://www.dissercat.com/content/podmoskovnaya-dacha-v-sovetskoi-arkhitekture-na-primere-poselkov-tvorcheskoi-i-nauchno-tekhn

4. Которая, помимо прочего, сделала и наиболее полный обзор истории изучения вопроса — http://www.demoscope.ru/weekly/2015/0657/tema02.php#_ftn6

5. Наиболее показательная работа Каганского — «Дачный бум». URL: http://old.russ.ru/culture/20040706_kag.html

6. О феноменологической уникальности дач косвенно говорит также и то, что на большинство иностранных языков слово «дача» не переводится. Тем самым автоматически формируется контекстуальность употребления термина.

7. Ввиду указанных выше причин мы достаточно вольно трактуем понятие природного ландшафта — нам важнее процесс его изменения, а не точность определения степени окультуренности.