Письмо-предчувствие

От редакции: Арест в 1979 году Абрамкина, в 1980 году — Сокирко стал точкой отсчета для выработки новых концепций взаимодействия внутри диссидентства и вне него — с властью. Мы приводим фрагменты переписки Глеба Павловского с Виктором Сокирко, а равно Вячеслава Игрунова с Глебом Павловским, с обсуждением не только новых форм диалога диссидентского движения, но и будущего СССР, известного теперь на порядок лучше, чем тогда.

Письмо Глеба Павловского Виктору Сокирко (Москва, 08.12.81)

Витя,

я тебе уже говорил о моем несогласии с твоим «Прошением на имя Ю.В. Андропова о реабилитации».

Тебя, мне кажется, наиболее встревожили те соображения, исходя из которых я, на месте Андропова, отправил бы твою челобитную в корзину. Я пытаюсь изложить эти соображения и призываю не смущаться размытостью разделительной линии (в терминах следователя Ю.А. Бурцева — линия баррикад) между ходом мысли своим и Юрия Владимировича: это идеализированный общий ход мысли, который при других обстоятельствах должен был бы быть свойственным «нам обоим» как лояльным гражданам сверхдержавы.

Устройство (внутреннее) сверхдержавы, в отличие от политического строя нормального государства, в огромной, все возрастающей роли определяется тем, что ее не может не стать без того, чтобы не исчезло человечество. В известном смысле, сверхдержава — это акционерное общество, пайщиками которого волей-неволей оказываются все государства на Земле. Это обстоятельство оказывается ее второй и — в перспективе — главной ее «Конституцией»… Сверхдержава — это не прежнее национальное государство, а «геополитический субъект».

Гражданский долг граждан сверхдержавы — сохранение ответственности, неделимой при переходе от домашних дел к равновесию мирового целого. Лояльный гражданин сверхдержавы заботится об охране миропорядка, составной частью которого является упрочение и развитие «нравов и обычаев» сверхдержав (недаром это понятие — в центре современной проблемы определения границ суверенитета).

…Но это, разумеется, мое частное представление, и нам лучше перейти к разбору твоей бумаги. Сперва я прочитаю ее еще раз, «вырвав из контекста» места, о которых придется порассуждать.

1. «Свои взгляды я считаю буржуазно-коммунистическими и считаю их ПРЯМЫМ ВЫРАЖЕНИЕМ ИДЕИ БУРЖУАЗНЫХ ЛЮДЕЙ, СТРОЯЩИХ КОММУНИЗМ»(…) Соглашаясь со многим в сборнике, думаю, что его следовало бы УГЛУБИТЬ.

2. «Необходимо уточнить понятия социализма и коммунизма».

3. «Социализм есть буржуазное или государственнно-капиталистическое общество, строящее коммунизм. (…) Социализм сегодня — это буржуазное, демократическое и развивающееся к коммунизму общество».

4. «Если человек работает не в оптимальных условиях и, следовательно, получает за свой труд меньше, чем заслуживал бы… то он ПОДВЕРГАЕТСЯ ЭКСПЛУАТАЦИИ (…) Впрочем, ТАКИМ МОЖЕТ БЫТЬ ВСЕ ОБЩЕСТВО… и тогда следует признать, что ЭТО ОБЩЕСТВО, охваченное какими-либо патриархально-восточными или иными предубеждениями, ЭКСПЛУАТИРУЕТ САМО СЕБЯ, само себя принуждает к неоптимальной работе, к потерям и, следовательно, к ОТСТАЛОСТИ. Убежден, что принятие такого подхода и НАСТОЯЩАЯ БОРЬБА С ЭКСПЛУАТАЦИЕЙ сильно оздоровили бы экономику и ПРИДАЛИ БЫ ЕЙ СМЕШАННЫЙ ХАРАКТЕР…» «Огульные запреты на частнособственническую производительную деятельность следовало бы ОТМЕНИТЬ».

5. «Переосмыслить причины реальных ДЕФОРМАЦИЙ СОЦСТРОИТЕЛЬСТВА, выражающиеся в необоснованном зажиме буржуазии. Вопрос этот связан НЕИЗБЕЖНО С НЕОБХОДИМОЙ КРИТИКОЙ НЕКОТОРЫХ ОШИБОЧНЫХ ПОЛОЖЕНИЙ марксистской теории, так и ВЗГЛЯДОВ ЧЛЕНОВ ПРАВЯЩЕЙ ПАРТИИ. Но конструктивные ДИСКУССИИ ради… ИСПРАВЛЕНИЯ ТЕОРИИ НЕОБХОДИМЫ».

«…Ошибки… связаны с преобладанием… восточных, азиатских пережитков, превозносящих до культа РОЛЬ ГОСУДАРСТВА И ЕГО РУКОВОДИТЕЛЕЙ. Этим же объясняются многочисленные явления культа личности в соцстранах — Сталина, (…) И Т.Д. И Т.П. (!!) в такой критике следует разъяснять ЗАБЛУЖДЕНИЯ НЕКОТОРЫХ ЛЮДЕЙ, путающих ИДЕАЛЫ СВОБОДНОГО КОММУНИСТИЧЕСКОГО общества и казарменный ТОТАЛИТАРНЫЙ (т.е. всевластный), УРАВНИТЕЛЬНЫЙ КОММУНИЗМ».

6. «Признание полезности… частного сектора… должно быть УГЛУБЛЕНО ДО ПРИЗНАНИЯ БУРЖУАЗИИ ОСНОВНЫМ АКТИВНЫМ И ТВОРЧЕСКИМ УЧАСТНИКОМ СТРОИТЕЛЬСТВА КОММУНИЗМА… Правда, такое углубление может вступить в противоречие с марксистской традицией… Буржуазия должна морально и материально поощряться…»

7. «Однако ДАЖЕ ЕСЛИ НЕ ПРИЗНАВАТЬ ВЕДУЩЕЙ РОЛИ БУРЖУАЗИИ В СТРОИТЕЛЬСТВЕ КОММУНИЗМА (!), то необходимо согласиться с положением сборника “Частный сектор…” о том, что… частный сектор… должен получать… обеспечение возможности… ВОЛЕИЗЪЯВЛЕНИЯ В СВОИХ НОРМАЛЬНО ФУНКЦИОНИРУЮЩИХ ПАРТИЯХ. …Где такие ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ существуют — им нужно ПРЕДОСТАВИТЬ ВСЕ ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ УЧАСТИЯ В УПРАВЛЕНИИ ОБЩЕСТВОМ. В тех же странах, где таких партий нет, надо РАЗРЕШИТЬ ИХ СОЗДАНИЕ — конечно, при всех гарантиях и контроле. И ПЕРВЫМ ШАГОМ К ЭТОМУ БЫЛО БЫ РАЗРЕШЕНИЕ К ПУБЛИЧНОМУ ОБСУЖДЕНИЮ ВЗГЛЯДОВ И УБЕЖДЕНИЙ БУРЖУАЗНЫХ СЛОЕВ НАСЕЛЕНИЯ (…)

Я прошу Вас… ПОСРЕДСТВОМ РЕАБИЛИТАЦИИ СБОРНИКОВ “ЗЭС” СДЕЛАТЬ ПЕРВЫЕ ШАГИ К НОРМАЛИЗАЦИИ ПОЛОЖЕНИЯ…»

Я оставил без внимания наиболее интересную (историческую) часть твоего послания, т.к. тот, кто рассматривает прошения (а твоя бумага называется именно так), не интересуется «теориями», а исследует деловую сторону просимого. Тот же, кому свойственны чисто теоретические интересы, хотя бы и ортодоксального порядка, лишен права реабилитации людей (реабилитация же политических позиций, когда-либо в последние 60 лет осужденных в СССР, исключается даже в случае их куда меньшего расхождения с линией партии, чем твои).

Сделанные мной выписки из твоего «Прошения» и их нумерация отражают порядок чтения и, я думаю, во многом совпадут с отчеркиванием «проявленных тенденций», которое сделает в твоем тексте безымянный чиновник, готовя экстракт для начальника (а еще верней, для твоего дела). Но порядок чтения — не порядок по важности. Никто в государственном аппарате не считает, что действия человека вытекают из его взглядов, напротив: ТЕОРИИ ГРАЖДАН СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ О ИХ «ТЕНДЕНЦИИ» И ВЫТЕКАЮТ ИЗ ИХ НАКЛОННОСТИ К ОПРЕДЕЛЕННЫМ ПОСТУПКАМ.

Следовательно, в рамках «делового прочтения» центральным пунктом и началом твоей концепции будет не твое «к делу не идущее» рассуждение о Ленине, Марксе, НЭПе (повторяю, заслуживающее специального спора), а выписки № 5–7, и особенно № 7: о создании буржуазных политических партий «там, где их нет». Я просто не могу себе представить не только Андропова, а вообще любого политика и любого чиновника на Земле, который бы в этом не увидел центрального пункта «Прошения», превращающего оное в политическую программу.

Ты рекомендуешь Юрию Владимировичу следующую «программу действий»:

а) реабилитация сборников «ЗЭС», становящаяся реабилитацией «буржуазно-коммунистической позиции», ясное дело, не может быть чисто юридическим шагом, и может быть выражена прежде всего в:

б) развертывании самим партийным руководством открытых дискуссий внутри партии и в стране. Предметом дискуссии должно стать не что иное, как все практически значимые пункты официального учения партии — марксизма-ленинизма (кроме совершенно неопределенного, относимого в недосягаемое будущее «коммунизма», который в любой версии как раз готовы «отдать», сохранив лишь само слово). Используя аналогию с Чехословакией, ты предлагаешь Политбюро начать тамошний процесс 68-го года — причем не с января, а, пожалуй, похлеще, чем с мая! В одном отношении ты предлагаешь вещь, вообще выходящую за рамки идеи «либерализации» (при сохранении лидерства партии) — спор о РУКОВОДЯЩЕЙ РОЛИ. Поскольку очевидно, что «ведущая роль буржуазии в строительстве коммунизма» не может быть представлена партией «рабочих, крестьян и интеллигенции», то исход спора, как говорит сам текст, с твоей точки зрения, предрешен. Я думаю, что твоя аргументация в этом пункте покажется убедительной адресату…

Итак, «публичное обсуждение взглядов» — «первый шаг к ЭТОМУ». Что же второй?

г) одновременно с резким ослаблением правящей партии, внутри которой на обсуждение поставлены все символы ее веры и самый мандат на власть, с ее разрешения идет процесс создания новых партий, выражающих идею совершенно другого пути к коммунизму, нежели тот, которым двигались 60 лет. То, что единство цели — коммунизм — при этом сохраняется, делает новые партии гораздо более опасными соперниками, т.к. перехватывает главный символ КПСС, лишая ту последней санкции на власть.

Нет партии — коммунистической или нет, которая бы добровольно пошла на самоуничтожение! Возможны свободные дискуссии — при твердой власти. Возможно разделение власти — от имени самой власти, когда оно не кажется вырванной критиками уступкой. Но то и другое вместе — это саморазвал. Тем более что в «Прошении» ты заботливо предлагаешь будущим альтернативным партиям главный пункт демагогии:

д) неопределимое и бессмысленное понятие ЭКСПЛУАТАЦИИ (№ 4). «Настоящая борьба с эксплуатацией» в условиях разных партий — это практически борьба партий между собой. А поскольку одна из них охвачена «восточными пережитками», ей свойственен «культ руководителей» (это особо мило сообщать в прошении к одному из них), взглядам ее членов свойственны ошибки, а руководству экономикой — неоптимальность и неэффективность…

е) политический смысл твоих предложений сводится к тому, чтобы КПСС перед тем, как собственными руками ликвидировать существующую систему власти, сама, с помощью данной системы власти частично денационализировала экономику и обеспечила — с помощью существующих у нее рычагов и органов — безопасность свободных дискуссий и формирования новых партий от массы нахрапистых демагогов и предводимых ими «эксплуатируемых» масс.

Первым шажком к такой катастрофе ты называешь реабилитацию мешка самиздата? Ищи дурака, который на это пойдет!..

Пойми меня правильно: беда не в том, что ты «раскрыл карты», или в том, что твой адресат (якобы!) — «ортодокс», одолеваемый какими-то (якобы!!) «азиатскими пережитками». Беда — вечная наша беда — действия наугад, на авось с предметами, на которые завязаны интересы массы людей (со своими частными интересами мы бываем куда осторожнее). Если представить себе тот невероятный случай, что адресат, получив твое прошение, попытался бы отнестись к нему серьезно, т.е. как к просьбе, он стал бы в полный тупик: о чем просьба? Что здесь аргументы, а что выводы? Каковы приоритеты и цели проекта? Что от философии, а что от дилетантизма?.. Где самомалейшие «гарантии и контроль» за предлагаемым политическим процессом?

Ты не одинок в таком стиле подхода к нашим проблемам. 10 лет мир наблюдает странную картину, когда граждане обращаются к своему правительству с более или менее смиренными челобитными о полной ликвидации существующей системы власти и общественного порядка. А правительство, преследуя этих граждан, проявляет смесь преувеличенного ожесточения с неуверенностью, выдавая отсутствие постоянного политического контраргумента в споре с диссидентами. Думаю, такое невозможно нигде более, кроме как у нас, где никто в точности не знает, чего добивается, и еще меньше понимает, с чем на деле сталкивается каждый день. В такой питательной среде и вызревают идеи в стиле знаменитого, от марта 1917-го, «Декрета № 2» [1] о демократизации армии — я бы сказал, в стиле «большого скачка» (философия = политика!)

Например, в сам- и тамиздате так же обычны, как «Отче наш», клятвы верности принципу самоопределения наций, — вплоть до немедленного самоотложения республик СССР от Москвы. Дело даже не в том, что это стало бы сигналом к резне меньшинств: о чем догадываются и со внутренним вздохом заранее списывают на «трудности переходного периода». Но даже про себя, кажется, никто не задумывался, что стал бы делать «Великий казахский жуз» и «Вильна Украйна» с ракетными установками и ядерными складами, размещенными на их территории: успели ли бы их забрать у них до «самоотложения» и у кого вообще при этом была бы сила их отнять? Да на каком, собственно, основании (в этом фантастическом случае) русские могут претендовать на всесоюзную коллекцию стратегического оружия?! Да «вильные» соседи просто не рискнут завалить «вильную» Русь ядерным наследством СССР!

А это значило бы, что на планете появится десяток свеженьких ядерных державок, половина из которых не способна ни распорядиться своим потенциалом, ни даже защититься от соседей. Тогда не дополнишь ли принцип самоопределения до свободного самоопределения гарнизонов и баз стратегической авиации? До суверенитета складов ядерного горючего?

Я могу привести пример и поважней ядерного: с телевидением, существование и роль которого в СССР предложенным тобой развитием событий принесут политическую победу любой партии… кроме партии читающих по бумажке!

Партии речистых, партии фотогеничных — в общем, тем, кто способен пообещать заваль бутербродов с маслом и ветчиной, но не тем, кто способен их дать. При таком старте с места на третьей скорости уже через месяц все, кто начал процесс «возрождения», в их числе и Ю.В., будут бесповоротно устранены от морального влияния на ход событий, обойдены «на голосе» и слева, и справа.

Вперед выйдут те, кто сможет лучше других вышутить, обличить и потребовать то, чего никто вообще не может дать (см. Польша). Смешно говорить о гарантиях и контроле, когда все существующие механизмы контроля безнадежно сращены с властью и дееспособны только в режиме «порядок» и в режиме «бунт» (либо-либо).

С распадом власти начнется неконтролируемый демонтаж всех связанных с ней систем: а в наших условиях это значит, практически, всех буквально систем — вплоть до здравоохранения и центрального отопления. Ты легко представишь себе повсеместную эйфорию интеллигенции!.. Газеты, печатающие поразительные разоблачения и интервью с возрождающимися эмигрантами! Издательства, издающие «Гулаг» и «Лолиту», — и пустеющие магазины, темные слухи о налетах и погромах, пограничные конфликты между Грузией и Азербайджаном, выходящие из подчинения местных властей гарнизоны… И поднявшие голову честолюбивые начальники отделов, осознавшие пропажу ведомственного «потолка роста»…

В чем же дело — в нашей национальной порочности? в жупеле «татарщины» или «византийства»? в «культе государства»? в нехватке здоровых идей и умов? Проще, проще!

В СССР все сложные современные системы, без которых немыслима и невозможна сверхдержава, сращены с властью — накоротко, без опосредования государственными институтами. Поэтому любая тень политической борьбы прямо затронет все жизненно важные и все смертельно опасные системы СССР.

Предлагать нашей системе политический старт значит быть начисто лишенным системного взгляда на вещи.

Более того! Как должен вести себя человек, неспособный к системному мышлению, имея дело с управлением множеством разных кнопок и лампочек, не имея представления о том, о чем они сигнализируют и чем управляют, но понимая, что от этого зависит его жизнь? Он, подумав-подумав, прежде всего ничего не станет нажимать. Затем, присмотревшись к приблизительному ритму сигнализаторов, постарается поддерживать этот режим минимальными вмешательствами. –Но примерно так и ведет себя твой адресат Ю.В. Андропов! Это свидетельствует о том, что ему доступно системное представление об обществе, хотя бы в запретительном аспекте. А как станет вести себя человек, одержимый идеей активизации всех общественных сил? Он станет нажимать пятерней, все подряд, — «или шах помрет, или ишак околеет»!

Ты видишь, что произошло в Польше, буквально ввергнутой в изменения, опрокинутой в реформу при неблагоприятных материальных и политических условиях. Но даже полякам — мяса ли более всего не хватает, угля или конструктивных проектов? Им не хватает времени на складывание новой структуры — структуры ускоренного политического развития, раздельной от структуры экономического восстановления Польши. Они проходят марафонскую дистанцию в спринтерском темпе, и нетрудно предсказать срыв. Наши ресурсы огромны, но как раз этот — время — в состоянии хронического исчерпания.

Времени нет уже сейчас, и всякий, кто задумывается всерьез о реформе, понимает, что нехватка его сразу после начала перемен вырвется наружу, диктуя всему собственный, непредвиденный темп. Она подхлестнет одни «второстепенные» процессы, разметает хрупкие и долгосрочные другие и сожмет советское общество в коллапсе: только не нынешнем, охранительном, а катастрофическом коллапсе, с нулевой суммой: «пан или пропал».

Экономическая и политическая реформа в СССР сегодня невозможна ни «сверху донизу», ни «снизу доверху» ввиду отсутствия у нее стартовой «форы» — концепции начала, сохраняющего шансы на завершение.

Гарантией может быть преемственность (единство) власти, но — «власть начинает и проигрывает»: у нее нет шансов уцелеть при таком начале. Гарантией мог бы быть какой-то общественный и политически целеустремленный субъект: но его нет, а рыхлые нынешние группы интересов бесспорно распадутся уже на первых стадиях реформы.

Сравнивая тебя как автора «Прошения» с Андроповым как практиком управления сверхдержавой на предмет того, кто из вас более «скован» патриархально-восточными или иными предубеждениями, я нахожу в твоем проекте более традиционализма, чем в его деятельности.

Ты представляешь ему идеалистический проект в духе «дней Александровых прекрасного начала» — начала прошлого века (даже не конца его), где ответ на вопрос что делать прямо выводится из картины того, что должно быть, — совершенно пренебрегая тем, что есть, причем есть в качестве действующего.

Он более всего озабочен стабильностью того, что есть; ощущая системность всех наших недостач, отставаний и пороков, он охотится на все, способное ввергнуть страну в какое бы то ни было начало.

Начало, которое заведомо лишено предвидимого конца; начало, сразу перерастающее в тотальное банкротство системы власти. Поэтому он практически работает над превращением существующей власти, экономики, общества, идеологии в единую машину безопасности. В то время как ты пытаешься ошеломить Политбюро призраком катастрофы, оно ежедневно выпалывает все новые ростки ее начала. А поскольку времени на распутывание какого-либо узла до конца нет вообще, то началом конца может оказаться любой необычный процесс, что делает для твоего адресата безразличными все различия, противоначальственными — любые инициативы.

Разумеется, машина госбезопасности — это плохая «машина времени». Предоставляя и продлевая каждый день отсрочку ровно на один (следующий) день, она захлебывается в проблемах, перегружает людей неврозами и желчью, с которыми назавтра ей придется столкнуться.

Но главные наши тупики сгруппированы вокруг совершенно реальных «неразрешимостей», реальных до жути, а не являются следствием чьей-то «ортодоксальности». Одна из таких неразрешимостей — «начало», или «порог перемен». Все сейчас делается так, чтобы не переступить порог — ни намеренно, ни случайно. Но в любую минуту события, которых мы не может предугадать, могут «сбросить» порог, понизить его почти до нуля — и тогда всем проблемам сразу дан будет голос и ход, чтобы в последовавшей за тем силовой борьбе верх взяли обладатели наиболее сильного горла и самой простой стратегии.

Если ты действительно озабочен такой вероятностью и поисками альтернативы ей, то оставь в покое как «ортодоксальность», так и «заблуждения» и «идеалы» своего адресата. Займись тем, что действительно, хотя и невольно, диктует «вам обоим» общий предмет: концепцию некатастрофического начала.

Образ будущего, если только последнее есть у нас, целиком предопределяется образом (некатастрофического) начала перемен. Время – Спасение – Безопасность — вот государственные приоритеты, не отделимые друг от друга в вопросе о начале. О начале, которое не может быть ни «сверху», ни «снизу», а «между» нами и властью, начале не «официальном» и не «общественном», а государственном — структурообразующем и для общества, и для власти, и для народного хозяйства.

Глеб Павловский

 

Ответ Игрунова

Глебушка,

дальше заметки по ходу чтения, может быть, тебе такая форма будет более интересной.

Глеб, ты и в самом деле меняешься не по дням, а по часам — впору ударить по рукам! Удивлен и обрадован — почти несказанно! Надеюсь, тебя за это изрядно покусали наши друзья и сомышленники — готов принять часть укусов на себя.

Формулировка: «В известном смысле, сверхдержава — это акционерное общество, пайщиками которого волей-неволей оказываются все государства», — заслуживает высоких похвал и оценок во всех смыслах и свидетельствует о полном совпадении наших взглядов по этому вопросу, который является для меня одним из отправных. К сожалению, мне пришлось отказаться от предыдущего утверждения, ибо человеческая мощь недостаточно велика, чтобы уничтожить человечество. Даже в самом мрачном варианте остаются возможности для сохранения не только человечества, но и осколочных цивилизаций. Кроме того, исчезновение сверхдержавы может идти не самым губительным путем, поэтому (скажем так) у пайщиков неравные доли: кто прогорит дотла, а кто вздохнет — и начнет сначала.

Конечно же, лояльный гражданин заботится об охране миропорядка, составной частью которого является… развитие «нравов и обычаев» сверхдержав… Разумеется, ты понимаешь, что в силу этого и иные граждане мира вправе заботиться о нравах сверхдержав. Это касается равно всех аспектов бытия этих держав, ибо каждый человек каким-то косвенным образом является их гражданином (разве что немножечко второго сорта).

Вся полемика (не спор, ибо не нашел умения слушать) с Сокирко мне скучна — недаром я усох на втором письме: это дилетантизм чистой воды (при умении живо схватывать отдельные процессы и связи). Но, читая тебя, позабавился вот где: «Ты не одинок…» и несколько далее. Очень ловко найдены слова! Особенно: «…с более или менее смиренными челобитными о полной ликвидации…» Получил пару минут истинного удовольствия — ведь и в самом деле стал писать и яснее, и лучше… Но вот жаль, не везде ровно.

Умора: «Да “вильные” соседи просто не рискнут завалить “вильную” Русь ядерным наследием СССР…» — истинное, истинное удовольствие! Знать, так и будешь писать!

Пардон, что там центральное отопление — до канализации: мы захлебнемся в собственном дерьме, прежде чем доберемся до зимы с ее центральным отоплением (ведь все весной начинается)!

Это прекрасно! Никак лучше нельзя сформулировать: «ему доступно системное представление об обществе, хотя бы в запретительном аспекте». Образ-то, образ великолепен! Неужели сам придумал?

Спасибо, Глебушка: «я нахожу в твоем проекте более традиционализма, чем в его деятельности».

«…Началом конца может оказаться любой необычный процесс» — как с этим соединить письмо к Андропову с предложением инкорпорировать (именно! не социализировать!) Томачинского? Но здесь — умница!

«Но главные наши тупики сгруппированы вокруг совершенно реальных “неразрешимостей”, реальных до жути, а не являются следствием чьей-то “ортодоксальности”». Позволь уж мне подчеркнуть!

«Все сейчас делается так, чтобы не переступить порог — ни намеренно, ни случайно». И дальше до конца абзаца — гениально!

Конец письма не так хорош, но, по сути, верен, хотя несколько смахивает на привычный тебе ярлык, за которым не следует полной ясности. Здесь же так не должно. Но в общем — в восторге! Даю телеграмму!

Глебушка, продолжаю читать. Восьмой час утра, а впереди бессонный день с ребенком, но не могу оторваться: впервые, кажется, я могу написать не «сомышленник» — тот, с кем мыслю, но «единомышленник» — с кем мыслю едино. Дай Бог не быть поспешным! Горячность — мой вечный недостаток!

В.

Глебушка, еще одна совершенно справедливая формулировка: нужен именно политический гений, чтобы лично преодолеть общенациональный порог…

Этот порог — мы сами — Браво!

Приятно похихикать в момент переименования КПСС в Б/КПСС!

Уже второй раз вспоминаю свою попытку ответить Солженицыну на его «письмо вождям»:

а) О роли идеологии в деятельности вождей и

б) «пока убеждения в обществе являются источником разделений, на них ничего основывать нельзя».

Заметь: взгляды разделяют — работа соединяет, говорил я тогда: и мне все-таки удавалось работать, преодолевая полярность взглядов, причем не на дифференцированном уровне ДД (здесь и далее: ДД — демократическое движение — прим. ред.), а напротив, на уровне, следующем за противостоянием. Помнишь ли ты еще идею тройственной оппозиции с ее странной политической сердцевиной, столь похожей на средневековую китайскую беспартийность (как я теперь догадываюсь)?

Делился радостью с женой — разбил люстру!

Хорош! Но во втором письме жиже. «В этом деле идти наугад… Неугодные попытки ухудшают положение, повышают Порог Конструктивности и, утомляя действующих… — подстрекают их “порешить все разом”».

Вот то, что я так бесполезно доказывал ДД до ареста и тебе — после. Может быть, теперь ты поймешь мою ярость за «Поиски», которые не могу не простить тебе за эти прекрасные письма!

В.
20.III/82

P.S. Может быть, фрагментик (о «Поисках») пришлю.
В.

Глебушка,

выцарапал пару минут и хочу дописать. Не понимаю, решительно не понимаю, как за такой короткий срок, да еще в вашей чумной Москве, ты сумел сделать такой гигантский скачок от инфантильной непробиваемости до политической зрелости. Но факт остается фактом: из письма Сокирке по поводу «Прошения» ты выглядываешь мужем с трезвым государственным мышлением. Я не хочу, чтобы мой тон выглядел менторским, — просто я чуть ли не один осмеливался в течение полутора десятилетий настаивать на нужде в политике. И хотя в сентябре (говорят, после Печчеи — но я знаю тебя и осмеливаюсь утверждать, что Печчеи, как некогда Солженицын, — лишь внешний толчок для вызревших внутренних перемен), ты уже удивил меня своим сдвигом, я никак не рассчитывал, что твоя эволюция будет столь стремительной. Еще раз прими мои поздравления. Однако датировка бумаг убеждает меня, что ты сохранил изрядную долю ребячества — быть может, это от скоропалительности, от нетерпеливости, желания побыстрей реализовать свое знание? Не надо — хотя на этом учатся (учишься и ты, чему свидетельство — твоя объяснительная записка), поспешность может быть роковой, да и вряд ли тебе хочется дискредитировать все подходы.

Как-то на днях в марте 1982 года.

В.

Как обычно, меня оторвали, а мысли я имею обыкновение забывать так быстро, как это только возможно. Вероятно, я хотел сказать что-то вроде того, что в отношении инструментального компромисса мы обладаем теперь общностью подхода, во всяком случае, один из фундаментальных принципов един: государство является достаточно инертной системой, включенной в глобальную структуру, и нарушение равновесия таит в себе угрозу непредсказуемых и неуправляемых процессов, чреватых мировой катастрофой, в силу чего мы, в наибольшей степени мы, стремящиеся к целенаправленным изменениям, в высшей степени заинтересованы в сохранении стабильности. Что касается того, что я называю Большим Компромиссом, то представления о нем слишком абстрактны, скорее даже туманны, чтоб я имел желание уже сегодня видеть единомышленников, и слишком теоретичны, чтобы я был твердо уверен в справедливости и разумности собственных догадок. Большой Компромисс — это то, что действительно нуждается в обсуждении, обсуждении, которое я ставил целью для «Альманаха-77» (свой «Homo sapiens»? я собирался кончать для него — единственный из своего). И только сейчас, в последние месяцы я начинаю ощущать, что такое возможно, несмотря на ров, вырытый «Поисками».

Вот поиск форм — задача № 1 для меня сейчас, самостоятельно я бессилен что-нибудь предложить. Поэтому я хотел бы встретиться с тобой для обсуждения. С тобой, ибо ты теперь пришел к тому, о чем мы так болезненно и так бесполезно говорили летом 80-го: никакая работа не может вестись при нарушении основ инструментального компромисса. В этом отношении я натолкнулся на глухую стену в феврале 79-го: Абрамкин только улыбался и оставался при своем мнении, а вы с М.Я. более или менее упорно отстаивали собственную правоту, правомерность сепаратных и политически ориентированных (противоборствующих) «Поисков». Вспомни: во всех наших последующих разговорах камнем преткновения было желание видеть тебя признавшим недопустимость ситуации «Альманах – “Поиски”». Мое поражение — провал Альманаха — это поражение позиции компромисса, внутреннего компромисса, инструментального, как я чаще говорю теперь. К сожалению для тебя, как в общем-то для всех за рамками Альманаха, это было лишь мое персональное поражение: именно потому — позволь мне это самомнение, что в то время я один достаточно четко представлял себе ограничение возможностей условиями инструментального компромисса.

Извини за многословие. Итак, когда общность, обусловливающая возможность действия, достигнута, терять время глупо, ибо потеря темпа, динамизма — основа проигрыша (опять же, Альманах — блестящая иллюстрация). Сегодня это и преступно, ибо основной ограничитель — время. Поэтому необходимо немедленное обсуждение открывшихся возможностей и координирования усилий. Прошу тебя, напиши мне, что думает по поводу твоей переписки и твоей эволюции Сережа Белановский?

Жду твоего письма с нетерпением: будь в этот раз как можно энергичней.

Вячеслав Игрунов, 28.III.82

 

Примечания

↑1. На самом деле речь идет о Приказе № 1, опубликованном в «Известиях Петроградского Совета» 2 марта 1917 года. — Примечание В. Игрунова.