Тренировка по истории

Обе задачи смыкались в одну. Обе задачи были в равной мере внутренними и внешними для России, в некотором смысле общечеловеческими. И тут два поражения к концу века: поражение власти, еще довольно могущественной, и поражение русских умов, поражение русских радикалов и революционеров того культурно-исторического типа, который связан с понятием разночинства. Оба поражения уже предвещают Сталина. Именно сложная структура рабства, его многослойность, многоликость, его глубокая включенность в человеческие отношения и чувства создавала барьер, пропасть и проблему для поколений новых людей, которые одно за другим встают в России с начала XIX века. Собственно говоря, Россия и в лице власти, и в лице новых поколений то и дело спотыкается о свой новый мировой статус, который она приобрела в результате борьбы с Наполеоном.

Вот эта особенность, то, что внутренняя задача понята как мировая, — есть та духовная почва, та традиция, которая подготавливает Ленина и поражение Ленина по имени Сталин. Выходя на новое понимание мирового процесса, на совершенно новую категорию социализма как цивилизации, — Ленин еще при жизни потерпел поражение, не найдя политической формулы для альтернативы в России, где весь процесс перешел в сферу политики.

Систему Сталина необходимо понимать с точки зрения краеугольности и вместе с тем энергичности, сложности рабства в России. Раб мог стать суворовским удальцом, мог стать солдатом Жукова — стать и самим Жуковым! Раб мог быть личностью. Здесь тайна отношений человека и власти — тайна сопричастности, соединяющей распорядительность твоей судьбой и твою привычку к такому распоряжению. На этой основе пересоздав общество, Сталин привил новую жизнь всему этому чудовищному пространству. Здесь глубины, в которые уходит и таится в них по сей день сталинская магия.

Поэтому я и говорю, что победа Сталина — утилизация поражения Ленина: умелая, страшная утилизация, но в этом коренится ее неодолимость. В Сталине есть какая-то страшная расщелина, зияние между личными свойствами, мотивами — и масштабом деемого. Поднявшись наверх, он унаследовал от Ленина его масштаб и всегда ощущал этот масштаб.

— Но чтобы унаследовать масштаб еще при жизни Ленина, он должен был быть чем-то уже тогда — например, не быть связан партийным каноном.

— А Сталин и не был им связан. Вот тут срабатывают низкие свойства его личности и характера, которые внешне представлялись окружающим «грубостью» и «обидчивостью», «злопамятством» Сталина. Уже тогда, думаю, за этим крылась его глубоко утаенная выключенность не только из канона, но и из нравственных связей этого круга — дружеских, по подполью, по партии. Все они был чужды ему… А внутренней свободе от канона Сталин, конечно, учился у Ленина. У Ленина была своя тайная свобода, особенно во время болезни, в 22-м, когда он готовил заговор против всего Политбюро…

— В пример Сталину теперь ставят Николая Бухарина «любимца партии» и якобы даже политического наследниц Ленина.

— …И одного из творцов главной концепции Сталина. Николай Иванович Бухарин (который представлял, как сказали бы сегодня, «молодежное течение» в Политбюро) сделал Сталину истинно царский подарок — идею социализма в одной стране. Но вопрос шире, и касается он фундаментальной беды всей генерации эпигонов Ленина.

Речь о ненахождении политики вхождения России в мировой процесс как модели. Модели, осмысленной в рамках марксистской традиции и Революции. Эти политические проблемы в России, как и сама политика, носят сугубо неавтономный характер. Сугубо неавтономный!.. Вообще говоря, некоторое ограничение политики, введение ее в берега в принципе вытекало из ленинской идеи культурничества, социалистического цивилизаторства, его борьбы с Пролеткультом… Но тут противились мощные табу даже внутри сознания Ленина, диктуемые традицией. А уж Бухарин на эти проблемы просто не выходил.

— А в каких отношениях находятся Бухарин и ленинский канон?

— Для меня загадка, на какую вообще философскую традицию опирается Бухарин. Во всяком случае, не на Ленина. У меня такое ощущение, что все это молодое поколение -Бухарин, Пятаков, Сокольников — просто вне русской культурной традиции. Русский XIX век для них не несет никакого внутреннего смысла. Нельзя сказать, что они его не знают; речь не об эрудиции. У эрудированнейшего Троцкого связей с русским XIX веком, по-моему, просто ноль!

Про Ленина тоже нельзя сказать в буквальном смысле, что он пришел к марксизму из другой философской школы, но как раз в период освоения марксизма у него идет мощное восприятие русской духовной революционной традиции. Ленин открывает для себя Чернышевского и Маркса — одновременно. Кто в РСДРП, кроме Ленина, мог бы сказать, что Чернышевский его глубоко перепахал? Еще особый момент его становления — что народничество было для Ленина личной проблемой; здесь исходное расхождение его с Плехановым.

Поколение Бухарина идет прямо от популярного марксизма, опирающегося на немецкую социал-демократическую литературу.

— Почему это так уж существенно в отношении Бухарина?

— Одна из коренных черт марксистской ортодоксии, в разных ее вариантах, — она жестко детерминистская, вся! И в варианте Плеханова, и в варианте Каутского, и в левых вариантах она исходит из представления о Мире как целостном обществе, объединяемом формами его прогрессивного развития.

Процесс до известной степени поддается стадиальному эшелонированию во времени. Но возникает логическая проблема, когда в одном месте Земли процесс уперся в социалистическую революцию — вот-вот! — а на огромном большинстве территорий еще только идет восхождение капитализма, и, следовательно, возникла ситуация конфликта разнонаправленных развитий.

Тут уже философия Маркса начинает шататься. Для Маркса варианты невозможны. Для него единый-единственный Мир вообще невариабелен! Поэтому, встретившись с логическим кризисом, Маркс переходит не к вариантам, а к альтернативному ходу истории. Как позднее Эйнштейн эпохи «единой теории поля», Маркс пытаетается воссоздать единый образ единственного Мира.

Энгельс делает для социал-демократии логическую поблажку, и с этого момента перевод всего процесса в варианты становится неизбежным. То, что у Маркса был синхронистической посылкой о принципиальном единстве процесса, с появлением социал-демократии превратится в местные «постпредства» единого-единственного мирового развития, в варианты всемирного унитаризма Социал-демократия — это и есть национальные варианта единого-единственного.

Кстати, это разъясняет и один биографический момент, почему Маркса так устраивал I Интернационал? Люди совместно решают ближнюю задачу, оставаясь самими собой. Они делают капитализм более способным к самопреодолению, разными средствами, оставаясь до времени в пределах буржуазного общества, — а вот этих социал-демократий Маркс не принимал. Они не его ума детище.

В Германии этот путь прямо ведет к Лассалю, который просто говорит: Германия — наш дом. Бернштейн уже на национальной почве ставит реальную проблему развития.! Но вместо периодического пересоздания Цели при ассимиляции обществом плодов борьбы за нее он просто говорит: цель ничто!

А из России, как только здесь поймут, что мировой процесс поворачивается к ней спиной, чертом выпрыгнет «социализм в одной стране»! Для Бухарина это логически прямо следует из развертывания исходной детерминистской посылки.

Что же делать, если у вас внутреннее развитие не укладывается в набор вариантов? Вы должны проделать с ним некую манипуляцию. В одном случае получится реформизм Бернштейна, в другом это будет бухаринский «социализм в одной стране» — который утилизирует Сталин, найдя в нем чрезвычайно важный для себя теоретический Инструмент. Его оппоненты с этой трудностью не справились по нехватке альтернативности.

— Но ведь это не просто логическая трудность — для России это и дефицит инструментария?

— Конечно. В этом радикальный отход Ленина от всех СВОИХ сподвижников.

В Германии процесс переходит на национальный уровень — но в границах Российской Империи это невозможно, и он переходит сразу на мировой уровень! И если социал-демократия переводит Маркса в варианты, то Ленин ищет работающую мировую альтернативу. Он изобретает и создает специальную организацию — партию, способную в национальных рамках вести мировой процесс.

Эта вот ленинская «ересь» через изобретаемые ею средства питает после и Сталина, и других.