Жизнь и смерть поверх границ

В ночь с субботы на воскресенье на острове Ява скончался Бенедикт Андерсон. Сегодня, во вторник он кремирован, и прах его развеян над Яванским морем.

Труды Андерсона вряд ли можно отнести к какой-то одной дисциплине — антрополог, политолог, социолог… — с его уходом обеднело движение социальных наук в целом. Но надо всем множеством его исследований и публикаций возвышается, конечно, книга «Воображаемые сообщества», снискавшая ему славу и авторитет среди ученой (и самой широкой) публики. (Была она выпущена и на русском языке в 2001 году издательствами «Канон-Пресс-Ц» и «Кучково поле».)

Книга была написана в «нужное» время и «нужным» человеком. Обобщение и анализ накопленного к 80-м опыта национализма оказались более чем своевременными накануне новых политических потрясений и приключений националистических идеологий. Андерсон считал своей заслугой то, что в наш глобальный век с его «транснационализмом» (не путать с интернационализмом) и «флюидной идентичностью» восславил он национализм: он видел в нем не только жизнеспособную программу мобилизации для современного государства, но и моральную силу сплочения.

«В эпоху, когда прогрессивные, космополитические интеллектуалы так настаивают на едва ли не патологии национализма, видят его корни в страхе и ненависти к Другому, указывают на его сходство с расизмом, полезно напомнить, что нации вдохновляют на любовь и, зачастую, — на глубоко самоотверженную любовь, — пишет Андерсон в “Воображаемых сообществах”. — Культурные продукты национализма — поэзия, проза, музыка, пластические искусства — демонстрируют эту любовь очень ясно в тысячах различных форм и стилей».

Андерсон считал себя чуть ли не единственным, кто не изображал национализм отвратительным и недостойным цивилизованного человека убеждением. «Если взять таких исследователей, как Геллнер и Хобсбаум, то вы увидите, что они довольно враждебно относятся к национализму. Я на самом деле считаю, что национализм может быть привлекательной идеологией. Мне нравятся его утопические элементы» (из интервью). Андерсону с этих пор предстояло отбивать атаки многих ученых знатоков этого вопроса, но его взгляд на жизненную силу национализма не изменился: продолжая следить за развитием национализма, он отмечал умножение точек его роста в современном мире (появился Интернет, а вместе с ним — и «удаленный национализм», «онлайн-национализм»).

Еще больше Андерсон проясняет свою нравственную оценку национализма, когда говорит, что невозможно быть националистом, не испытывая стыда за свою страну. Такая точка зрения на национализм складывается непросто и имеет отношение ко всему жизненному опыту.

Бенедикт Ричард О’Горман Андерсон родился в 1936 году в Китае, учился в Итоне и Кембридже, затем — в Америке, в Корнельском университете (почетным профессором которого и оставался до конца дней), много путешествовал по Юго-Восточной Азии, особенно близки ему были Индонезия и Таиланд — бóльшую часть своих работ он посвятил Индонезии (за что долгие годы, при режиме Сухарто, был «невъездным» в эту страну). Семья была англо-ирландская: отец служил в колониальном таможенном управлении и, по воспоминаниям Перри Андерсона — младшего брата, — его опыт борьбы с коррупцией в колониальном управлении Китая оставил неизгладимое впечатление у детей. В 41-м году, спасаясь от японской оккупации, семья переселилась в Калифорнию, а в 45-м они, было, вернулись в Ирландию, но оказались там в маргинальном положении: отцовские корни уходили в среду ирландских националистов, однако принадлежность к имперской колониальной когорте позволяла им считаться привилегированным меньшинством, обладающим престижем, но зачастую исключенным из сообщества католической идентичности. С 70-х Андерсон постоянно жил в Америке.

Андерсон помнил один из первых опытов испытанного им стыда за тогда еще свою страну. Это было избиение шри-ланкийских студентов в Кембридже, протестовавших против британского вмешательства в Суэцкий кризис. Однако с тех пор прошло много времени, и под конец жизни Андерсон признавался, что «больше не испытывает такой привязанности к Англии», что у него «остается некоторая (не сильная) привязанность к США и к местам в Юго-Восточной Азии, которые изучал…». «Я долго был связан с Индонезией, но и за эту страну я перестал чувствовать стыд», — заметил Андерсон несколько лет тому назад. Он не считал себя космополитом (и говорил, что за свою жизнь встретил не больше пяти космополитов), но и не принадлежал всецело ни одной культуре. Он мог себе это позволить, будучи настоящим полиглотом: читал по-голландски, по-немецки, по-испански, по-французски, по-русски, говорил на индонезийском, тайском, яванском, тагальском языках.

С годами изменилось и отношение автора к своей знаменитой книге, которая, претерпев и критику, и восторги, зажила своей жизнью, став фактически обязательным источником для изучающих нации и национализм. Андерсон, глядя на это приключение идей с некоторой иронией, говорил: «Я отношусь к этой книге как к дочери, которая выросла и убежала с водителем автобуса: я иногда вижу ее, но она, действительно, пошла собственной веселой дорогой. Я могу пожелать ей удачи, но теперь она принадлежит кому-то другому. Что бы я изменил в книге? Ну, должен ли я пытаться изменить мою дочь?»

Это же «лица необщее выражение», проявившееся в рассмотрении национализма, отличало Андерсона и в его последних работах. Во время нынешней своей ностальгической поездки в Индонезию он прочитал лекцию в Индонезийском университете, посвященную теме своей новой книги о национализме и анархии. Как вспоминает приемный сын Андерсона Вахиу Юдистира, «вопреки расхожему мнению относительно анархистов, Андерсон высказался о них как о людях, стосковавшихся по справедливости и свободе».

Наверное, мы могли бы узнать еще много примечательных черт нашего времени, запечатленных в жизни «блудного сына Британской империи» (как назвал его Джит Хиер из «Нью Рипаблик»), из автобиографической книги Бенедикта Андерсона, которую он назвал «Жизнь поверх границ». Но она оказалась прерванной смертью, которая тоже отозвалась поверх границ.