Традиция раздора

Идентичность православного сознания эпохи постмодерна включает в себя весьма разнородные и даже взаимоисключающие элементы. Тем не менее, удивительно стабильной догматической осью, своеобразным «столпом и утверждением» православности ныне является непримиримая и даже ожесточенная критика филиокве (лат. Filioque — «и Сына» — добавление к латинскому переводу Никео-Константинопольского Символа Веры пункта о том, что Святой Дух исходит не только от Отца, но и от Сына).

Эта «несущая структура» остается константной вне зависимости от уровня интеллектуального развития и субкультурных различий: приверженцы мейнстримного православия столь же непримиримы к «латинской ереси», как и относительно малочисленные, но многие числом маргиналы всех оттенков.

Следует сказать, что сложившаяся ситуация не является уникальной или возникшей случайно. Широко известно, что критика латинства в этом аспекте является свойственной для восточнохристианской ментальности на протяжении столетий. Множество православных соборов подтвердило то, что исповедание католиками филиокве делает их еретиками, с которыми невозможно евхаристическое общение (впрочем, с католической стороны существовала аналогическая практика). При желании можно легко найти огромное количество подтверждающих эту позицию цитат и специально посвященных этой теме произведений древних и современных авторов. Кроме того, достаточно популярной остается искусственная концепция «согласия отцов», которая является скорей инструментом идеологии, чем плодом напряженного богословского творчества.

В свою очередь, богословский гений, обладающий способностью диалектического видения, так же редок, как и всякий иной. В истории сияющие вершины творчества перемежаются обширными пространствами если не пустоты, то пусть и напряженной, но вторичной, эпигонской и рециклирующей работы ума. Именно поэтому даже краткое знакомство с историей дебатов о Св. Духе свидетельствует о том, что фарисейский буквализм, полемический задор и апологетическая горячность гораздо чаще выступают движущими мотивами любой из сторон диалога, чем диалектическая тонкость, сердечная кротость и братская восприимчивость.

Конечно, господствующее ныне умонастроение в пневматологии (богословии о Св. Духе) эстетически безвкусно, интеллектуально бесплодно и морально сомнительно, и поэтому не будем много обсуждать традиционные банальности, а обратимся к тем редчайшим гениям богословия, которые не вступали в общий хор, а обладали собственным голосом. Отец Сергий Булгаков в своих блестящих трудах, в первую очередь в книге «Утешитель», демонстрирует прекрасное знание католической мысли и учения, которым во многих случаях дает обоснованную и тонкую критику с православных позиций. Однако в этом тексте он убедительно показывает, что вопрос о филиокве, как он сложился и существует по сей день, не был и не является ни богословским, ни догматичсеким. Несмотря на широко известное наличие действительно спорных теологуменов Булгакова, в данном случае следует признать его правоту.

Великий богослов говорит о том, что необходимо различать догматику и богословие. Хотя в сущности обе версии («с филиокве» и «без») являются догматическим недоразумением, которое исходит из мнимой проблемы, заключающейся в неразличении исхождения и происхождения Духа Отцом, в результате чего в интратринитарные отношения вносится каузальная взаимосвязь. Произошло это отчасти по недоразумению, отчасти по причине неразработанности специфического языка.

Совершенно точно (и сокрушительно для любителей «окончательных решений») замечание Булгакова о том, что филиоквические споры не только не принесли никакого положительного богословского результата, но, напротив, воспрепятствовали развитию пневматологии, которая, в отличие от детально разработанной христологии, еще не создана и есть дело настоящего и будущего. Свидетельством этой незаконченности и принципиальной открытости учения можно считать то, что не было ни одного Вселенского собора, который выработал бы и утвердил как общеобязательный догмат о Св. Духе. Произошло же то, что Запад и Восток возвели ограниченные теологумены в ранг абсолютных догматов, соответственно, взаимно заклеймив как ересь все иные теологумены, и сделано это было в полемических целях.

Теперь, за редчайшим исключением, любая пневматологическая аргументация сводится к вопросу о филиокве, теряя собственное содержание и становясь очередным орудием схизматического духа. В свою очередь, полноценная пневматология немыслима как изолированная область богословия, но с необходимостью связана с триадологией — учением о сущности и ипостасях и т.д. В таком понимании не существует и не может существовать единого, формализованного и тем более окончательного ответа, на который претендуют обе стороны спора. В различных контекстах допустимы различные определения, одна и та же картина может быть описана с различных ракурсов, но они не являются ни исчерпывающими, ни, тем более, взаимоисключающими.

Впрочем, следует отчетливо понимать, что ни патрологические, ни экзегетические усилия не приведут к удовлетворительному результату в разработке пневматологии не только потому, что специализирующиеся в этих областях исследователи неизбежно ограничены своей областью исследований и не могут решать столь амбициозных задач. Всего этого недостаточно в силу специфики самой темы, которая не получила удовлетворительного результата в прежние времена. Содержательная пневматология предполагает совершенно иные средства и образ творчества, открытый диалог как между богословскими традициями, так и между ними и современной философией.

Результаты филиоквических дебатов в церковно-политическом аспекте известны и весьма печальны. Перейдя в область столкновения гордынь и властных притязаний, тончайший богословский вопрос стал средством для достижения иных целей. Стремление к единению, взаимопониманию и согласию — это главные признаки действия Св. Духа, и именно они есть то, чего меньше всего было и есть в спорах о Св. Духе. Однако в церковно-практическом плане все не так безнадежно, поскольку в литургической и евхаристической жизни общин, как католических, так и православных, совершенно невозможно найти различия, о которых можно было бы сказать прямо, что они зависят от приверженности к различным теологуменам. Именно это «низовое единство» представляется тем основанием, на котором возрастет иная, неапологетическая пневматология, допускающая разномыслия, но не взыскующая тоталитарного единомыслия.