Михаил Гефтер
С кем Ленин. А кто с ним?
Слово «рейтинг» еще не было в ходу, но популярность личностей выясняли. В том мировом опросе наивысшую ступень популярности — равно притом — разделили трое: Иисус, Ленин и Чарли Чаплин
© Фото: Marco Fieber [CC BY-NC-ND 2.0]
Что сказать о человеке, вокруг имени которого клокочут страсти?
Что следует сказать, не поступаясь собою и не поддакивая моде?
Коли и сегодня он не оставляет равнодушными множество людей, так не свидетельство ли это если не о величии, то — по крайней мере — о глубине следа, оставленного им?
Так и хочется призвать оппонентов: масштаб, масштаб! Приложим его к себе, к тому, что вокруг! Может, это отвадит нас от предвзятости?!
Но — нет. Знаю, что этим не перешибешь. Слышу в ответ: и Сталин, и Гитлер были величиной в планету. Да, и они. Но ведь не они одни из числа людей, соразмерных веку, какой не знаешь, как и назвать, оглядываясь на им добытое и им погубленное.
Держа в памяти разных людей. СУГУБО РАЗНЫХ! И тогда не ответ, а вопрос: Ленин в каком ряду? Злостных? Лучших? Или он не то и не другое. А непредусмотренно срединный. «ЦЕНТРОВОЙ». В центре проблем. В центре действия. В центре планетарных сдвигов и планетарных же катастроф.
…Полвека назад попалась мне публикация международной анкеты. Слово «рейтинг» еще не в ходу, но популярность выяснили. Так наивысшие баллы распределились — равно притом — среди троих. Это были — Иисус Христос, Ленин и Чарли Чаплин. Странно не правда ли? Не галлюцинацией ли страдали тогдашние люди? Или наоборот, это мы в заблудившихся?
По себе знаем: человек не прозрачен. Он же, Ленин, — тайна. С внутренним миром, подобным сейфу, который он сам закрыл, а шифр унес с собой. Весь — в суррогатных мифах, в исторических подделках, начиная с вмененных ему слов: «Нет, мы не пойдем таким путем» (и это в тот час, когда пришло известие, что брат повешен) — вплоть до вошедшей даже в киномиражи сцены в Горках, в 1923 году, когда он, навсегда уже онемевший, разговаривает с рабочей депутацией.
Срежем, как катаракту, все легенды — и что ж, прозреем в миг? Сомнительно. Ибо не чей-то умысел — чересполосица из того, что притягивает к нему и из того, что отталкивает.
Столкнем (взяв лишь постоктябрьские годы) : Декрет о земле» и — комбеды, «военный коммунизм» — и НЭП, призыв, адресованный юным: овладевать всеми духовными богатствами, что наработало человечество, — и жестокие, сумбурные гонения на инаковерующих. Столкнем Сталина, возведенного им в НАРКОМНАЦЫ и ГЕНСЕКИ, и полные укора (себе!) предуходные ленинские диктовки, его мысли о Союзе суверенных государств как СПАСЕНИИ ОТ ГИБЕЛИ.
Сопоставимо? Уравновешивается одно другим? Или в глаза бьет НЕСВОДИМОСТЬ? Несводимость к чему-то одному, к единственному основанию, к единственной всеразрешающей формуле.
Вот он, камень преткновения. И уже о нем, Ленине, вопросы. Не о нем прямо, а об этой самой НЕСВОДИМОСТИ — его и нашей. Несводимости евразийской громады к одному способу жить. Несводимости Мира, который в ХХ-м веке противится яростнее, чем когда-либо, противится тому, чтоб его УМЯЛИ, ВОГНАЛИ в единственное ложе, в кем-то отмеренную раз навсегда — рамку. В любое «только так!».
Поговорим об этом с ним. С ним и друг с другом. Не спеша. Без позорящих нас свар и перебранок. Вслушиваясь в любого, с тобой несогласного. Помятуя, что это не только о прошлом разговор. А и о том, что нас ожидает. К чему мы еще не готовы… И САМИ МЕШАЕМ СЕБЕ ИЗГОТОВИТЬСЯ.
24 апреля 1992
Источник: Гефтер М.Я. С кем Ленин. А кто с ним? // Континент. №21 (68). 1992. С. 4
Комментарии