Я, Слуга

«Слуга», но слуга без правил: мы продолжаем новый проект анализа представлений о российской власти, данных в кинематографических шедеврах позднесоветской и постсоветской эпох.

Дебаты 01.09.2014 // 2 590
© Кадр из фильма «Слуга» (СССР, 1988, реж. В. Абдрашитов)

На волне перестройки фильм «Слуга» (1988) получает престижные премии. Сколько их было, этих знаковых, а теперь полузабытых лент. Ведь был общественный спрос на художественные высказывания, которые помогли бы обществу демистифицировать механизмы власти и взорвать старые ценности. Было и предложение. Но темп политических событий опережал их осмысление. Коллапс советских властных структур произошел слишком быстро, и казалось, что демистифицировать покойника — занятие обременительное и избыточное. А зря. Но разговор не совсем об этом.

Сегодня задача, которую и ставит «Гефтер», начать «музеефицировать» умные фильмы той поры. Выявить те аспекты, которые ускользали от нас ранее, и встроить их в социально-политический контекст. До недавнего времени фильм «Слуга» обычно проходил по разряду фантасмагорий и притч [1]. Подобная интерпретация предполагает, что всегда есть господа и всегда есть слуги, и что роли эти не социальны, а имманентно присущи индивидам. И отношения между господами и слугами воспроизводятся сходным образом, будь на дворе темное средневековье или расцвет суверенной демократии. Такая интерпретация уходит от содержательного разговора. Обобщение по форме не отменяет того, что фильм о России [2]. Сам фильм — это вопрос о российской формуле власти и подчинения.

Прежде всего, считывается упор на распределительную природу российской власти. Вот хозяин области Гудионов подсовывает своему шоферу Паше Клюеву небольшой золотой слиток в шоколадной плитке начальственного пайка — чем плохо? Плохо тем, что зубы обломаешь, если не положен этот шоколад тебе по номенклатурному ранжиру. Всему свое время. А пока бери, что дают: разносолы, женщину, дом, работу. Все из рук хозяина и никак иначе. Платить по этим долгам придется; но, как уверяет хозяин, недорого. А не заплатишь — сразу найдется, что терять: хозяин может и не переоформить дарственную на то, что и так находится в вашей как бы собственности. Институт частной собственности на просторах Евразии вообще занятная штука.

К излету коммунизма понимание, что власть держится на распределении, а не на преклонении перед покорением космоса, рекордным сбором зерновых и достижениями балета, становится обыденным. Распределение уже не принудительная разверстка, «взять и поделить» первых лет военного коммунизма. Скорее пряник, чем кнут. Это — спецпайки, спецраспределители, столы заказов, разные цены для разных категорий граждан. То самое распределение, о котором с ностальгическим придыханием вспоминают ретрограды: «мне советская власть все дала». Распределение такого рода накрепко привязывает к власти, а отлучение от системы грозит личностным крахом.

Симон Кордонский обнаруживает в нынешней РФ «ресурсное государство», в котором разным сословиям положены разные привилегии, и живут они по разным законам. А чему, собственно, удивляться? Как и раньше, многие считают, что в распределении нет ничего зазорного. Быть бюджетником хорошо, только вот денег дают мало и не тем. А иногда еще и отчитываться заставляют.

Легко считывается и второй механизм власти. Способности и квалификацию слуг определяет начальство. Гудионов поучает, как дирижировать хором, переделывает футболистов в танцоров, назначает собственного шофера музыкальным директором. Клюев быстро квалифицируется в музыканты. И профпригодность шофера как дирижера ни у кого сомнений не вызывает. А как же! Новые назначенцы тоже начальники. Все идут на повышение. Вот и Мединский знает слово «источниковедение». Богатое ведь слово.

По этому вопросу написаны горы литературы. Об over-promotion огромного числа людей, поднявшихся, например, на волне репрессий. Количество выявленных врагов народа прямо пропорционально количеству новых мини-начальников. О том, что «общее руководство» и партийный контроль были важнее, чем профессионализм. Уровень советских лидеров можно хорошо прощупать, испытав свое читательское терпение бессодержательными мемуарами бывших боссов, которые теперь стоят во всех книжных. Чтение захватывающе и поучительное, не оставляет и сомнения, что вместе с начальственным креслом пропадают и компетенции, необходимые для занимания соответствующих постов. Это нелишнее напоминание о бренности меритократии в России.

Третий механизм власти в том, что хозяин не лидер в западном смысле слова. А слуга не последователь, и уж тем более не соратник, который со временем сможет занять Его место. В советской истории вопрос о том, есть ли у вождя соратники, был полностью решен. Их не стало после «съезда победителей», и именно тогда вождь стал подлинным Вождем.

Именно слуги «делают» людей хозяевами. Слуга никогда не станет хозяином, потому что полноценная имитация хозяина невозможна, а других моделей поведения слуга не знает. Поэтому восхождение к власти, преодоление статуса слуги возможно только через отрицание предыдущего режима, разрыв с господином, получение принципиально иного опыта. После смерти горячо любимого, родного хозяина его верные ученики быстро отказались от кровного родства с отцом народов и разлюбили его учение. Ельцин порвал с Горбачевым, пережив жестокую жизненную драму. Медведев же верховную власть потерял, потому что попытался продолжить путинизм, разбавив либеральной риторикой.

Из всех советских вождей только Черненко, который демонстрировал бережное отношение к кадрам и к усопшему боссу, остался идеальным слугой и после передвижения на первую позицию партийного иконостаса. Черненко — это забавное исключение из многих правил. Как и Медведев, который даже собственными слугами не обзавелся. Ибо не положено, да и вообще — зачем избавляться от проверенных кадров? Громыко пережил Черненко, а Лавров наверняка переживет Медведева. А если уж обзавелся мини-слугами по недоразумению, то придется их попросить на выход, как только возвратится хозяин. Клюев высаживает своего шофера, чтобы подвезти внезапно материализовавшегося Гудионова, и больше мы этого вторичного слугу в фильме не увидим.

И последнее. Четвертый механизм власти по-российски заключается в том, что хозяева сопротивляются любым попыткам демистифицировать свою природу. Власти выгодно, чтоб подданные смотрели не на нее саму, а на второстепенные означающие, которые она подсовывает своим слугам. Чтобы показать, как это работает на практике, Абдрашитов явно ведет игру со своим зрителем. Он щедро рассыпает по ходу фильма имитационные символы и сознательно переплетает их с подлинными.

После 17-года ритуальные отсылки к сакрализованым именам и текстам — любимая забава начальства. Хотите размышлять о коммунистической системе — изучайте предшественников научного социализма, раннего Маркса, позднего Ленина, а о коллективизации, репрессиях и железном занавесе забудьте. Для народа попроще — газета «Правда», неотключаемая радиоточка. Слуга должен слушать хозяина, а не понимать его. Так и шло до тех пор, пока вожди-реформаторы не решились перекраивать строй, приняв ложные отсылки к мудрости за руководство к действию. И случилась перестройка.

Не так давно прагматик Путин смеялся, что поиск идеи для России — это как бы национальный вид спорта, а сегодня снова нужны высокие идеи, имена, тексты. Нужны тетради по консерватизму в госструктурах. Среди новоутвержденных столпов отечественной традиции — Бердяев и Ильин. Потом добавят еще какого-нибудь евразийца или почвенника. Обсуждать их философские построения можно бесконечно, по третьему и четвертому кругу, а вот дорожную карту рационального институционального дизайна из этих построений не проложить по определению. Ну и к чему бы эта ложная родословная?

Отказ от художественного жеста?

Художественный жест дуэта Абдрашитов-Миндадзе вполне читаем. Высказывание о природе власти, с которого и начинается фильм, предельно откровенно и жестко. Над среднерусской равниной раздается заупокойная служба. Сцена в лесу, где Борисов рычит на волка, подвывая под советский гимн, прямо указывает на одичание власти. Вот и все. Никакой двусмысленности.

Двенадцать лет спустя драматург Миндадзе этот жест перетолковывает. История, оказывается, про то, как из-за прихоти начальства вспыхнула талантливая и счастливая жизнь [3]. Ничего так! Это заявление Миндадзе на заре тучных нулевых — симптом тревожный. Запрос на демистификацию власти, похоже, отменен. А отсюда уже недалеко до ее сакрализации. С парой-тройкой последствий.

 

Примечания

1. Плахов А. Скан советской цивилизации // Сеанс. 20 августа 2014.
2. Абдрашитов В. А что, произошла смена эпох? // Искусство Кино, №9. Сентябрь 2007.
3. Юрьенен С. Писатели фильмов. Пассажир будущего: Александр Миндадзе // Радио Свобода. 01.01.2000

Читать также

  • Клуб кинопутешествий

    О периоде фантасмагорий и кинематографических голых схем власти. Продолжение проекта.

  • Практики памяти и практики совести

    Интернет-журнал «Гефтер» начинает очередной проект, посвященный анализу представлений о русской/советской власти в культовых фильмах позднесоветской и постсоветской эпох. На сей раз исследование ее природы осуществляется на материале фильма, как считалось, перевернувшего советское сознание.

  • Комментарии

    Самое читаемое за месяц