Экскурс в непереводимости – 3. Что такое гендер?

От редакции: Третья подборка «Словаря непереводимостей» в интернет-журнале «Гефтер».

Джудит Батлер:

Термин «гендер» приобрел нынешний смысл внутри важной последовательности терминов феминистской теории. Изначально существовал «пол» (sex), понимаемый как биологическая данность, а затем появился «гендер» как толкование или превращение этой биологической данности в социальную категорию. В таком различении терминов выразилось стремление феминистских антропологов (Ш. Ортнер, Г. Рабин) разграничить порядок природы и порядок культуры. Природа понимается ими как нечто первичное, хотя никому еще не удалось описать какую бы то ни было область природы вне ее культурного осмысления. Поэтому ее «первичность» относится к спорным вопросам, затрагивающим временные и логические параметры. Вместе с тем рассматриваемая формулировка позволяет осмыслить ключевые положения феминизма, изложенные, например, в книге С. де Бовуар «Второй пол»: «Женщиной не рождаются, а становятся». Если женщиной не рождаются, то рождаются кем-то еще и слово «пол» — имя для этого «кто-то еще», кем мы являемся прежде того, чем станем. Если согласиться, что термин «гендер» означает способ «становиться», то это приведет к следующему теоретическому положению: независимо от того, какой гендер приписывается человеку при рождении, он должен быть культурно воспринят, воплощен, проговорен и изготовлен. Более того, если пол именует биологическую данность, а гендер принадлежит к феноменам другого ряда, то в самом факте пола нет ничего предопределяющего образ жизни или социальное положение. Нет таких социальных задач или культурных смыслов, которые выводятся исключительно из факта пола, между ними вообще нет прямой причинно-следственной связи. Например, можно родиться со всеми органами размножения, но не дать никому жизни. Можно быть физически способным к определенным формам межполовых отношений, но не желать их или не допускать психически. Иначе говоря, пол далеко не всегда влияет на поведение человека, его социальную роль или задачу. Поэтому теоретики феминизма, вводя различие между полом и гендером, оспаривают формулировку «биология — это судьба».

Но очевидно, что если понимать «гендер» исключительно как те культурные смыслы, которые приобретает пол в данных социальных контекстах, то гендер все же связан с полом и не может быть осмыслен вне пола. Некоторые теоретики феминизма (Э. Грос) рассматривают гендер как культурное истолкование пола. С этой точки зрения пол воспринимается как нечто само собой разумеющееся, и поэтому незачем задаваться вопросами, как «сделан» пол или какие культурные формы он может «приобретать» в различных контекстах. Если начать рассуждать о культурных смыслах «пола», то выяснится, что речь идет о гендере. Однако данная точка зрения оказывается недостаточно убедительной. Уязвимой ее делают также идеи ряда феминистских исследователей науки. Они настаивают не только на том, что природа имеет свою историю (Д. Харауэй), но и на том, что само определение «пола» вызывало немало споров в истории науки (Т. Лакер, Х. Лонгино). Если даже «пол» оказывается историчен, то как понимать «гендер»? Следует ли изъять гендер из последовательности терминов «пол — гендер». В этой цепочке пол имеет якобы внеисторическую природу, а гендер понимается как наделение простого природного факта некоторым смыслом.

Окончательное размежевание терминов «пол» и «гендер» потребовало пойти дальше, чем это делала структурная лингвистика и культурная антропология. Принципиально значимо предположение, что и пол, и гендер имеют свою историю. Эти две истории совсем разные, потому что оба слова реализуются в разных языковых контекстах. Так, например, термин «гендер» в 1980-е и 1990-е годы было почти невозможно перевести на какой-либо из романских языков. Для обозначения «гендера» использовались слова le genre во французском и el género в испанском языках, но они означали только грамматическую категорию рода и никак не могли указывать на конкретное телесное существование тех, кого также называют «он» или «она». Конечно, склонные к эксперименту авторы, такие как М. Виттиг и Дж. Уинтерсон, оспаривали мысль, что грамматику можно действительно отделить от телесного опыта. Так, романы Уиттиг «Герильеры» [«Партизанки». — Ред.] (Les guérillères) и Уинтерсон «Письмена на теле» (Written on the Body) имели провокационный характер: читатели не могли распознать гендер описываемых персонажей и действующих лиц. Эти романы заставляли полагать, что наш способ видеть и ощущать гендер напрямую соотнесен с грамматическими конструкциями, употребление которых кажется повседневным или неизбежным. Совмещая, смешивая или истребляя грамматический род-гендер, упомянутые авторы пытались разорвать путы, наложенные системой «мужской/женский род» на наше чтение, чувствование, способ мыслить и знать себя и других. Их грамматический идеализм потрясал именно в рамках экспериментальной прозы. Впрочем, институты гендера работали по-прежнему, даже если отдельные смелые души отказывались указывать гендер своих детей при рождении, думая, что их поступок сломает институт гендерного различия.

Перевод слова «гендер» на немецкий язык оказался более трудной задачей: термин Geschlecht в немецком языке означает одновременно биологический пол и социальный гендер. Этот термин создавал устойчивую культурную презумпцию, согласно которой различные культурные проявления гендера необязательно напрямую проистекают из природного пола. Однако гендер не может «выбраться» из сферы пола, оказывается его частью, считается вместе с ним за одну единицу. В китайском языке слово, обозначающее гендер, несет в себе целый ряд значений, различно выраженных связью фонем и чисел: «гендер» передается как синг(4)би(2). Цифры в скобках обозначают тип тонического ударения, и каждую из двух частей слова можно произнести с четырьмя разными ударениями. Синг(2) означает иное, чем синг(4). Конечно, передавая буквами китайскую письменность, мы разламываем решетку графических знаков. Синг(4) — термин, означающий «категорию или вид», но также «пол» Таким образом, китайский оказывается в ряду языков, сопрягающих пол и вид. Но рассматриваемый термин стал означать гендер только в начале ХХ века, поэтому для различения гендера и пола некоторые исследовательницы феминизма в Китае помещают перед термином синг(4)би(2) прилагательное «социальный» ше(4)хуи(4). Би(2) означает «различие», благодаря чему в языке гендер связывается с различием полов. Подобно шведскому слову genus, означающему существо некоторого вида (species-being), немецкое Geschlecht указывает не только на биологический вид, как он дан в природе, но и на тот порядок, благодаря которому воспроизводится каждый вид. Так, первые переводчики <моей книги> «Гендерная проблема» (Gender Trouble) решили перевести «гендер» как Geschlechtsidentität (половая идентичность, sexual identity), чтобы избежать рассуждений о биологических видах или чтобы соответствовать возникавшей тогда квир-аргументации, согласно которой разделение на два пола понималось как способ принудительно поддерживать гетеросексуальность (Г. Рабин, Дж. Батлер).

Однако в семантике немецкого термина гендер смешивается с сексуальной ориентацией или сексуальной предрасположенностью. Часть аналитической работы по пониманию гендера вне биологической причинности и биологического функционализма была связана с признанием того, что внешние признаки гендера могут не соответствовать сексуальной предрасположенности или ориентации могут делать ее непредсказуемой. Концепция пола, растворяющая пол в биологии, подразумевает, что женщины и мужчины желают друг друга и конечным результатом такого влечения оказывается биологическое воспроизводство. В противоположность ей квир-критика опирается на аналитические разграничения между морфологией, биологией, психологией, культурными установками и интерпретациями, социальным функционированием и возможностями. Если «гендер» обозначает саму эту констелляцию проблем, то такой гендер предназначен, говоря словами М. Фуко, уничтожить «вымышленное единство пола» (History of Sexuality, vol. 1). В рамках рассматриваемого единства порыв, влечение и выражение образуют единичный объект, который становится условием и объектом регулирования половой жизни.

Во французском языке термин «гендер» поначалу оставался непроясненным, потому что слово genre отсылает очевидным образом только к грамматике и литературным формам. Когда книга «Гендерная проблема» (Gender Trouble) была предложена французскому издательству для перевода, редактор счел этот термин «не подлежащим ассимиляции» (inassimilable), восприняв его как чужеродную вещь, нежелательного иммигранта, которого лучше не пускать во Францию. Конечно, для редактора слово gender было слишком «американским», этаким интеллектуальным макдоналдсом. Несмотря на то что термин genre вошел во французский язык благодаря конференциям, семинарам, названиям книг и даже новой области исследований (études de genre, гендерные исследования), его культурное содержание некоторым исследователям все еще кажется «американским». Иные французские интеллектуалы даже боятся, что этот термин требует отрицать половое различие, тело, соблазн и сам французский дух.

Для некоторых историков феминизма, работавших одновременно во французском и англо-американском научных контекстах, гендер оказался теснейшим образом связан с вопросом о половом различии. Дж. Скотт доказывала, что неверно рассматривать гендер только как одно из свойств тела и как способ наделения биологического тела культурным значением. С точки зрения ученого, гендер — «аналитическая категория», помогающая понять, скрытые различия между основополагающими терминами, с помощью которых мы описываем социальную жизнь. Например, Дж. Скотт анализирует такие термины, как труд, равенство и даже универсальность, ссылаясь на гендер как на важную категорию критического анализа. В результате критического анализа гендера становится ясно, сколь часто публичная сфера и труд осмысляются как области маскулинного. Сам способ их вычленения не только наделяет особой значимостью те или иные виды и способы труда и работников мужского гендера, но и воспроизводит гендерные категории как таковые. В большинстве работ Дж. Скотт избегает привязки этих категорий к определенной совокупности тел. Эти категории создают имплицитную схему, в согласии с которой можно описать оцениваемый и неоцениваемый труд, охарактеризовать формы политического участия, утвердить универсальные параметры социального действия исходя из мужской презумпции — утверждения мужского начала.

Моника Давид-Менар и Пенелопа Дойчер:

Причиной того, что gender непереводим на множество других языков, служит тот факт, что этот термин связан с историей сразу двух различных проблем, развивавшихся параллельно, вторгаясь в пространство друг друга, но никогда не совпадая. Так, если Столлер предлагает различать биологический пол и социальный конструкт мужской и женской идентичности, то психоанализ видит в сексуальности сочетание физиологических и психологических факторов. Но параллельно с тем, как развивалась поднятая Столлером и американскими феминистками проблематика, во Франции произошла переоценка фундаментальных понятий психоанализа, которая показала, что необходимо отказаться от дуализма психического и физиологического, чтобы понять, что есть те неосознанные стремления и фантазмы, служащие почвой, на которой формируются половые идентичности. Дав в 1905 году определение эрогенного тела (в «Трех очерках по теории сексуальности») и уточнив в 1915 году (во «Влечениях и их судьбе»), какие именно гетерогенные элементы формируют влечения (импульсивное напряжение (нем. Drang), цель, источник, объект), Фрейд ввел представление о том, что у этих влечений есть судьбы, что делает их принципиально иным явлением, чем физиологические или психологические данные. Почва, на которой решается вопрос о том, мужчиной или женщиной чувствует себя данный человек, касается судеб этих влечений, их связей со сценариями сексуального наслаждения, в которых субъект находится в отношениях с образами инаковости, частично взятых из его ранних взаимодействий со взрослыми. Почвой, на которой происходит складывание пола (sexuation), являются, таким образом, удовольствие, неудовольствие и тревога, на основе которых выплетаются опыты и мысли детей, погруженных во взрослый мир, который поддерживает их, угрожает им и ведет их, будучи в то же время интрузивным и чуждым.

С точки зрения психоанализа, социальные факторы, определяющие gender, служат одним из материалов, из которых формируются фантазмы и влечения. Еще одним из участвующих в этом материалов являются физиологические данные, но они относятся уже к другому плану: все общества всегда дают содержание различию между полами. И это различие, как показывают антропологи, структурирует всю деятельность обмена, ритуалов, распределения пространства, обеспечения существования, разрешенных и запрещенных брачных схем и т.д. Поскольку gender — не что иное, как система распределения функций в обществе, в разных обществах он получает различное содержание. Антропологи, психоаналитики и некоторые теоретики gender сходятся в том, что в формировании человеческого пола нет ничего природного, что у него нет никакого содержания, обусловленного сущностью или природой, и даже эта природа определена тем, что мужчины и женщины играют разные роли в размножении. Но согласие кончается на этом отрицании.

Говоря о формировании пола, психоанализ использует не только понятия физиологического и психического, но и другие. Именно поэтому Роберт Столлер, как и многие другие психоаналитики, способствовал смешению полового и психоаналитического значений этого слова. И теории gender унаследовали эту путаницу. Сексуальность не физиологична и не психологична; она имеет характер влечений и фантазмов; биологические и социальные данности отражаются в фантазмах и влечениях только в соответствии с их особым устройством. Учитывая эту смену понятий, вопрос о том, ошибался ли Фрейд, утверждая, что во время «фаллической фазы» существует только одно либидо, и оно мужское, можно поставить на новые основания.

Перевод Александра Маркова, Изабеллы Левиной, под редакцией Анны Арустамовой, Анны Мироновой