Игры политбюро

Век мой, зверь мой! Кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки?
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?

Осип Мандельштам

Антирелигиозная комиссия при Политбюро последовательно выполняла указания секретного письма Ульянова-Ленина от 18 марта 1922 года. Решающий удар по Русской Церкви был нанесен тогда же, в роковом 1922 году. Но патриарх Тихон вплоть до своей смерти сопротивлялся неослабевающему натиску воинствующих безбожников. Большевики считали, что необходимо искоренить Церковь как социальный институт, оставив лишь видимость Ее существования. Для этого в ход шли любые средства — методическое натравливание простого народа на духовенство, физическое истребление лучших представителей российских христиан, расстрелы, лагеря, ссылки. Россия по-прежнему оставалась аграрной страной. Большая часть российских крестьян вплоть до 1930 года или оставались равнодушными, наблюдая гонения на духовенство, или принимали в них активное участие. Наращивая год от года масштаб гонений, большевики поначалу не задумывались над тем, как отреагирует на них западный мир. Упоение от победы в Гражданской войне, уверенность в верности марксистского учения о мировой революции — все это не способствовало трезвому осмыслению складывающейся ситуации в мире. Отрезвление у ряда большевистских вождей начало происходить с середины 20-х годов, когда ряд европейских стран признал СССР и начался процесс установления дипломатических отношений. Появление в Москве западных посольств требовало сохранить хотя бы католические храмы. Многие послы не были безучастными наблюдателями репрессий, которые происходили в СССР. Они информировали свои правительства, а те, в свою очередь, пытались внушить своим советским партнерам, что существуют цивилизованные отношения между Церковью и государством.

Это обстоятельство вынудило правительство СССР сделать выбор: кто-то должен был представлять Русскую Церковь перед внешним миром, от которого в немалой степени в тот период экономически зависел СССР. Этот человек должен был стать послушным орудием в руках АРК и Политбюро. Выбор большевиков в конце концов остановился на митрополите Нижегородском Сергии (Страгородском). Он успешно справился с поставленной перед ним АРК задачей, подготовив нужный доклад в 1925 году для предполагаемого Поместного Собора, в котором по планам большевиков должны были принять участие и обновленцы. После недолгого сопротивления весной 1927 года митрополит Сергий принял участие в написании Декларации, которая затем была опубликована в советской прессе. Лояльному митрополиту разрешили сформировать временный Синод. Как и рассчитывали большевики, большинство епископов, епархий и приходов не приняли Декларации. Церковь как социальный институт продолжала разваливаться на отдельные самоуправляемые епархии, которые сами выбирали, кому из епископов они будут подчиняться. Декларация митрополита Сергия ускорила процесс раскола Церкви. Аресты несогласных епископов усилились после ее опубликования. Подвергались арестам даже члены первого состава Синода, собранного митрополитом Сергием в 1927 году. В 1929 году Сталин распустил АРК, посчитав, что комиссия исполнила свою роль в разрушении Церкви и больше не нужна.

Не всеми православными христианами Декларация митрополита Сергия была воспринята как капитуляция. Осенью 1927 года в парижской газете «Последние новости» появилась статья Н.А. Бердяева «Вопль Русской церкви». Бердяев всегда стоял особняком, не примыкая ни к каким течениям и партиям. Он был выслан из Советской России в 1922 году, а до этого пережил обыски, допросы, гонения. Он обозначил то различие, которое существовало тогда и существует поныне между людьми, испытавшими тяжесть большевистских гонений, и теми, кто не знал их: «…Многими в эмиграции послание митрополита Сергия и предъявленное им требование митрополиту Евлогию было воспринято как окрик, как приказание, как насилие над совестью. И вот, прежде всего хочется сказать, что внутренний смысл этого послания совсем иной. Понять это до конца могут лишь люди, которые пожили годы в Советской России и потому способны воспринимать события, там происходящие, изнутри, а не извне. В действительности послание митрополита Сергия есть вопль сердца Православной Церкви в России, обращенный к Православной Церкви за рубежом: сделайте, наконец, что-нибудь для нас, для Матери-Церкви, подумайте о нас, облегчите нашу муку, принесите для Русской Церкви хоть какую-нибудь жертву, до сих пор безответственные слова ваших иерархов (Карловацкий Собор и Синод) вели нас в тюрьму, под расстрел, на мученичество, подвергали Православную Церковь в России опасности быть совершенно раздавленной и уничтоженной, да не будет этого больше. Карловацкий Собор был виновником ареста Патриарха и гонений против Церкви. Я был в это время в Москве и знаю, как это воспринималось православными кругами России» [1].

Бердяев романтически пытался рассмотреть Декларацию митрополита Сергия в ином свете: «Православная Церковь в России жертвенная совсем в ином смысле и претерпевает нравственное мученичество, неведомое и часто непонятное для церковных кругов эмиграции. Православная Церковь в России в лице своих водительствующих иерархов должна совершать жертву своей видимой красотой и чистотой, она нисходит в мир, находящийся в состоянии смертного греха. Жертва эта совершается во имя спасения Православной Церкви и церковного народа в России, во имя охранения ее в эти страшные годы испытаний… Патриарх Тихон, митрополит Сергий не отдельные, частные лица, которые могут думать только о себе. Перед ними всегда стоит не их личная судьба, а судьба Церкви и церковного народа как целого. Они могут и должны забывать о себе, о своей чистоте и красоте и говорить лишь то, что спасительно для Церкви. Это есть огромная личная жертва. Ее принес патриарх Тихон, ее приносит митрополит Сергий. Некогда эту жертву принес св. Александр Невский, когда ездил в Ханскую Орду… Православная Церковь не только переживает очищающее Ее мученичество, Она переживает один из величайших моментов Своей исторической судьбы. В кровавых муках освобождается Она от власти царства кесаря. Мы живем в эпоху углубления церковного сознания, очищения Церкви от искажавших Ее исторических наслоений. Разрыв обязательной связи Православной Церкви с самодержавной монархией, которая длинному ряду поколений представлялась абсолютной и почти догматической по своему значению, есть великое благо. Церковь возвышается над царством кесаря. Отсюда бесконечная сложность исторической судьбы Церкви, Ее видимая замаранность. История Церкви полна соглашениями и конкордатами, которые не менее тягостны, чем лояльность в отношении советской власти. Церковь всегда будет стремиться христианизировать всякую природно-историческую среду, всякое общество, всякое государство, всякую культуру, но Она не может признать вполне и окончательно Своей, христианской, никакую природно-историческую среду, никакое государство» [2].

Подписание Декларации митрополитом Сергием было воспринято большевиками как полная капитуляция Русской Церкви. Они не собирались останавливаться и предоставлять Ей какие-либо права. Еще в апреле 1928 года Сталин, готовивший наступление на «кулаков», напомнил партийцам о необходимости проведения «самой боевой работы в массах». Более того, он вспомнил голод 1921 года и наиболее жестокое преследование Церкви: «Получилась в известной степени такая же комбинация (конечно, с соответствующими оговорками), какая имела место в 1921 году, когда партия во главе с Лениным, ввиду голода в стране, поставила вопрос об изъятии ценностей из церквей на предмет приобретения хлеба для голодающих районов… и когда попы, уцепившись за ценности, выступили на деле против голодающих масс и тем самым вызвали озлобление голодающих масс против церкви вообще… против попов и их руководителей в особенности… Дело в том, чтобы связать широкую массовую антирелигиозную кампанию с борьбой за кровные интересы народных масс и повести ее таким образом, чтобы она, эта кампания, была понятна для масс, чтобы она, эта кампания, была поддержана массами» [3]. На протяжении 1928 года Сталин неоднократно выступал и напоминал о необходимости искоренения кулаков вместе с «реакционным духовенством», которое якобы стоит за спиной кулака. Настал момент, когда крепкий крестьянин был поставлен на одну доску с духовенством. Вот тогда многие припомнили, как еще недавно равнодушно взирали на расправы большевиков со священниками, муллами и раввинами. Отныне большевики не делали между ними никакого различия. Все они были «чуждыми элементами» и подлежали физическому уничтожению.

В начале 1929 года Лазарь Каганович и Вячеслав Молотов стали инициаторами разработки нового документа, который мог бы послужить руководством к действию на местах в деле ликвидации религии. В феврале 1929 года в республиканские, краевые, областные, губернские и окружные партийные комитеты было разослано письмо ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы» за подписью секретаря ЦК Лазаря Кагановича. В нем утверждалось, что произошло «смыкание» контрреволюционных и религиозных организаций. Заявления митрополита Сергия и его Синода о лояльности Русской Церкви по отношению к советской власти воспринимались большевиками как «прикрытие» антисоветских настроений. 8 апреля 1929 года Президиум ВЦИК издал постановление «О религиозных объединениях», которое приняло силу закона и просуществовало, с небольшими исправлениями и добавлениями, вплоть до 1990 года. Это постановление гласило, что Церковь в СССР не может заниматься какой-либо деятельностью, кроме как удовлетворением религиозных потребностей, преимущественно в рамках молитвенного здания. «Постановление было направлено на окончательное вытеснение церквей из всех сфер общества с полным запретом какой-либо общественной деятельности. Религиозные общества, по сути, превращались в некие “резервации” для исповедующих те или иные религиозные убеждения» [4].

Постановление окончательно развязало руки местным властям. Подавляющее большинство духовенства, лишенное избирательных прав или ограниченное в отдельных политических и гражданских правах, облагалось повышенным налогом и вынуждено было платить в казну 75% с «нетрудовых доходов». Духовенство подвергалось жестокой дискриминации: их выселяли из квартир как «лишенцев», а если они селились где-либо, то вынуждены были платить за жилье вдвое или втрое больше. Но самым тяжелым ударом явилась необходимость регистрации священнослужителей со стороны властей. Без регистрации, которая являлась, по сути, разрешением епископу или священнику совершать богослужения, не могло существовать ни одно религиозное объединение. Более того, постановление предоставило возможность местным властям по собственному усмотрению давать или не давать регистрацию. Епископы и священники, отбывшие тюремные или лагерные сроки, возвращались домой, но их выбрасывали на улицу. Их душили непомерными налогами. В этот период появились странствующие священники, которые переходили из села в село, из города в город с нехитрым богослужебным набором. Тайно они крестили, венчали, отпевали, служили литургию. Воинствующие атеисты называли таких священников «поп-передвижка». Представители власти не делали никаких различий между духовенством, сохранившим верность митрополиту Сергию или, напротив, не поминавшим заместителя патриаршего местоблюстителя.

8 апреля 1929 года Президиум ВЦИК образовал постоянную комиссию по вопросам культа под председательством Петра Смидовича. В нее вошли представители НКВД и уполномоченный ОГПУ при СНК РСФСР. В мае этого же года прошел XIV Всероссийский съезд Советов. На нем немалое внимание было уделено антирелигиозной пропаганде. Наиболее резко выступали председатель Совнаркома РСФСР Алексей Рыков и нарком по просвещению Анатолий Луначарский. Он утверждал: «Культурное строительство должно сопровождаться борьбой со всевозможными церквами и религиями в каких бы ни было формах… Это враг социалистического строительства, и он борется с нами на культурной почве. Школа и все культурные учреждения — батареи, которые обращены против религии со всеми ее ужасами, пакостями…» [5]. Главным режиссером этих кровавых спектаклей оставался генеральный секретарь Иосиф Джугашвили-Сталин. Порой он предпочитал оставаться в тени, но часто выступал как зачинщик очередной кровавой эпопеи. Наметив цель, он никогда не останавливался на полпути. Затеяв индустриализацию, он наметил истребление крепкого крестьянства, а вслед за ним и представителей различных религий.

В июне 1929 года прошел II съезд Союза безбожников. На этом съезде был выдвинут лозунг: «Борьба с религией есть борьба за социализм». На съезде выступил Николай Бухарин: «Борьба с религией стоит в порядке дня, она актуальна… Но она является актуальной и с точки зрения той особой, специфической, оригинальной полосы, в которой мы живем, когда заострение классовой борьбы обрисовалось по всему фронту и когда наши противники используют формы религиозного лозунга, религиозного пароля, религиозной человеческой организации, начиная с церкви и кончая различными видами сектантских организаций, для борьбы с социалистической серединкой нашего хозяйства, для ожесточенного сопротивления повседневному продвижению социалистических форм нашего хозяйства, для использования в реакционных целях наших трудностей, наших прорех, наших болезней. Особенность переживаемой полосы заключается, между прочим, и в том, что всякий оттенок нашего классового противника хочет закрепиться в ряде организаций религиозного типа. Антирелигиозный фронт кричаще ясно виден как фронт классовой борьбы» [6]. Съезд продолжался шесть дней, и в его работе приняли участие около тысячи делегатов.

На съезде было принято решение переименовать Союз безбожников в Союз воинствующих безбожников. Это решение съезда приветствовал Максим Горький, который призвал делегатов относиться к своей работе «с огоньком, а не как к какому-то обычному делу, ибо речь идет о выкорчевывании того, что веками внедрялось в сознание людей» [7]. Статистика свидетельствовала об усилении гонений на Церковь: только в Московской области осенью 1929 — зимой 1929–1930 годов было закрыто 696 храмов. Постановление устанавливало прямую связь между духовенством и так называемым «кулаком». И те и другие подвергались физическому уничтожению. Это время большевики окрестили «Великим переломом». Полным ходом проводилось при помощи репрессивного аппарата «раскулачивание» и сплошная коллективизация. Наряду с этим проходило свертывание НЭПа и преследование «бывших людей». К 1930 году оказалось, что Православная Церковь и Ее социальная структура разрушена до основания, а российское крестьянство доживает последние дни. Но репрессии, обрушившиеся на Русскую Церковь, вызвали тревогу среди западных христиан. И в первую очередь в Ватикане, который внимательно следил за тем, что происходило в СССР.

Письмо папы Пия XI кардиналу Помпили, датированное 2 февраля 1930 года, было опубликовано в Osservatore romano 9 февраля и в Acta Apostolice Sedis под заголовком: «За восстановление Божественных прав, жестоко попираемых на территории русского государства». Это было самое весомое слово в истории отношений Ватикана с Россией со времени основания советского государства. Письмо и события, последовавшие за ним, нарушили внешнеполитические планы СССР, который готовился вступать в Лигу Наций. Срочно потребовалось опровержение того, о чем писала зарубежная печать, иначе все усилия главы дипломатического ведомства СССР Максима Литвинова рассыпались бы, как карточный домик. В этом письме Папа четко и однозначно осудил политику Советов по отношению к религии. Он напомнил о попытках помочь России в ходе Генуэзской конференции, когда он выступил за свободу совести, религиозного образования и за возвращение Церкви ее имущества: «Мы поспешили также обратиться к государствам — участникам Генуэзской конференции с призывом заключить совместное соглашение, которое могло бы избавить Россию и весь мир от многих бед: оно заключалось бы в том, что необходимым предварительным условием признания советского правительства ставилось бы обязательство этого правительства гарантировать свободу совести, свободу совершения богослужений и сохранять неприкосновенным церковное имущество».

Папа сожалел, что представители держав-участниц не прислушались к его призыву: «Но эти три пункта, касающиеся, в первую очередь, церковных структур, не состоящих, к сожалению, в единении с Католической Церковью, были проигнорированы в угоду временным интересам, которые, в свою очередь, могли быть удовлетворены гораздо полнее, если бы все правительства прежде всего уважали права Бога, Его Царство и Его справедливость». Далее Пий XI упомянул свои выступления в защиту патриарха Тихона и деятельность папской комиссии помощи голодающим: «Мы были рады тому, что смогли оказать действенную помощь патриарху Тихону. В то же время щедрые пожертвования католического мира спасли от голода и страшной смерти более 150 000 детей, которые ежедневно получали пищу из рук Наших посланников, и это продолжалось до тех пор, пока эти посланники не были вынуждены оставить свое дело милосердия, поскольку кое-кто счел, что лучше обречь на смерть тысячи невинных людей, чем позволить милосердным христианам кормить их» [8].

Папа приветствовал католических епископов, томившихся в тюрьмах за веру, — Болеслава Слосканса, Александра Фризона, а также экзарха Леонида Федорова. Он засвидетельствовал заботу о России, основав комиссию «Про Руссиа» и «препоручив русский народ покровительству чудотворицы из Лизье, святой Терезы Младенца Иисуса». Далее в письме говорилось об антирелигиозных кампаниях в СССР. Папа объявил, что в праздник святого Иосифа в соборе Святого Петра состоится церемония искупления и покаяния. Пий XI выражал надежду, что весь христианский мир объединится в этой молитве. Действительно, не только католики, но и весь остальной христианский мир — в том числе русские православные эмигранты, англикане, протестанты — с воодушевлением откликнулись на призыв Пия XI.

19 марта в соборе Св. Петра папа Пий XI совершил торжественную службу в Ватиканской базилике за Россию, за окончание гонений и соединение церквей с сугубыми молитвами святым покровителям, святой Терезе Младенца Иисуса. Хор семинаристов «Руссикума» пел русские духовные песнопения. Сообщение о предстоящей церемонии привело в некоторое замешательство дипломатов из тех стран, которые поддерживали дипломатические отношения с Советским Союзом. Посол Франции при Святом Престоле де Фонтенуа заметил кардиналу Пачелли, что, пригласив на эту мессу представителей дипломатического корпуса, Святой Престол поставил послов в неловкое положение. Статс-секретарь ответил: «Представители дипломатического корпуса не были официально приглашены — просто были приготовлены места для них». Тогда посол 10 марта отправил министру следующую телеграмму: «Несмотря на противоположную точку зрения Вашего Превосходительства, считаю нужным воздержаться». Кардинал статс-секретарь передал послам, собиравшимся присутствовать за этим богослужением, что им не надо приходить в дипломатической униформе и что для представителей дипломатического корпуса не будет выделено отдельной трибуны. «Все воздержались», — писал де Фонтенуа о послах государств, поддерживавших дипломатические отношения с СССР. Из представителей дипкорпуса на мессе присутствовали: посол Бельгии, посланники Венгрии, Никарагуа, Гондураса, Сан-Марино, Мальтийского Ордена, поверенные в делах Колумбии, Испании, Чили. Что касается Италии, то де Фонтенуа отмечал, что премьер-министр Италии — несмотря на призывы итальянского посла в Москве Черутти проявить твердость — занял осторожную позицию.

Громкий резонанс в мире получило осуждение антихристианских гонений в СССР Папой Римским Пием XI («Рост такого зверства и безбожия, поощряемый государственной властью, требует всеобщего и торжественного возмущения и ответа»…). Папу поддержал архиепископ Кентерберийский и ряд международных организаций. Советские власти расценили эту кампанию как клевету, были организованы демонстрации по поводу готовящегося «крестового похода» (так советская пресса окрестила призыв папы Пия ХI молиться за страждущих христиан в СССР). Были инспирированы отклики разных церквей внутри страны. Самым ярким было выступление в печати митрополита Сергия от имени главы православных «староцерковников». Интервью митрополита Сергия и его Синода советским корреспондентам было опубликовано в «Известиях» и в «Правде» 16 февраля 1930 года, а через три дня последовало аналогичное интервью уже только митрополита Сергия зарубежным корреспондентам. Эти интервью вызвали возмущение христианских церквей за рубежом, а также среди церковной оппозиции внутри страны. Владыку обвиняли во лжи. Оба интервью нанесли огромный урон не только авторитету митрополита Сергия, но и возглавляемому им Синоду. Летом 1930 года архиепископ Кентерберийский пригласил митрополита Евлогия (Георгиевского), возглавлявшего приходы русской эмиграции в Европе, принять участие в однодневном молении за страждущую Русскую Церковь. Когда же он поехал в Лондон, митрополит Сергий потребовал отчета: «…на каком основании вы позволили себе разъезжать по Англии, призывая к протесту против СССР?» Попытка митрополита Евлогия объяснить, что эта молитва не носила характера политического выступления, привела лишь к тому, что митрополит Сергий издал указ от 11 июля 1930 года об увольнении митрополита Евлогия от управления Русской Церковью в Западной Европе. Переписка между двумя митрополитами длилась еще несколько месяцев. Она завершилась тем, что митрополит Евлогий вынужден был обратиться к Константинопольскому патриарху и русские приходы за рубежами СССР перешли в его юрисдикцию.

Парадоксально, но в августе 1926 года, незадолго до ареста, митрополит Сергий писал епископам Феофану и Серафиму о необходимости именно таким образом обустраивать жизнь зарубежных приходов. 12 сентября 1926 года митрополит Сергий нелегально обратился с письмом к зарубежным епископам. В письме звучит мысль о возможности создания единого церковного центра, если бы существовало согласие между иерархами. Но его не было, и митрополит Сергий писал: «Если такого органа, общепризнанного всею эмиграцией, создать, по-видимому, нельзя, то уже лучше покориться воле Божией, признать, что отдельного существования эмигрантская церковь устроить себе не может и поэтому всем Вам пришло время встать на почву канонов и подчиниться (допустим, временно) местной православной власти, например, в Сербии — Сербскому Патриарху, и работать на пользу той частной Православной Церкви, которая вас приютила». Далее митрополит подчеркивал, что такое бытование скорее предохранит от взаимных распрей, чем старание удержать и подчинить всех искусственно созданному центру.

Политические события в СССР развивались стремительно — исторической «пресс-конференции» с советскими журналистами предшествовало постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 14 февраля 1930 года: «Поручить тт. Ярославскому, Сталину и Молотову решить вопрос об интервью» [9]. Вряд ли кто-то сомневался, что это «интервью» состоялось по инициативе верховной власти. После смерти Ульянова-Ленина и высылки из страны Бронштейна-Троцкого в Политбюро происходил процесс искусственного отбора. Джугашвили-Сталин к 1930 году почти сосредоточил в своих руках всю полноту власти. Будучи сам человеком посредственным и малокультурным, он уничтожал всех, кто в той или иной степени проявлял талант. Даже если это был талант в области зла. Но идеи Ульянова и Бронштейна были взяты Сталиным на вооружение, присвоены и последовательно воплощались им в жизнь. Осип Мандельштам метко заметил о нем: «…А вокруг него сонм тонкошеих вождей, Он играет услугами полулюдей». До недавнего времени оставался неизвестным механизм создания пресловутого интервью и то, и какую роль в нем играли митрополит Сергий и другие иерархи. Текстологический анализ документов из Архива Президента РФ показал, что «интервью» было целиком и полностью сочинено тремя членами Политбюро — Сталиным, Ярославским и Молотовым. Никто из иерархов Церкви, включая митрополита Сергия, не участвовал ни в его написании, ни в редактировании. Они были немыми статистами. Эту роль отвел им Сталин. Недаром он так интересовался театром и 14 раз смотрел постановку МХАТ «Дни Турбиных». Если Нерон считал себя гениальным актером, то Сталин грешил попробовать себя в роли гениального режиссера. Следует признать, что это ему удалось. В истории с митрополитом Сергием не было «представителей советской печати», которые якобы брали это «интервью». Замысел этого спектакля целиком и полностью принадлежал Сталину. Роль сценаристов играли Ярославский и Молотов. Все вопросы были сформулированы Ярославским и Сталиным — партийные деятели от лица «иерархов» сами отвечали на них [10]. Согласно официальной версии, митрополит Сергий сделал по поводу папского письма два заявления — одно, 15 февраля, для советских журналистов, а второе — 17-го, для зарубежных журналистов, аккредитованных в Москве.

Сталиным собственноручно был написан вариант названия и преамбулы так называемого интервью — «Интервью с главой… Православной церкви митрополитом Сергием». Прочерк значил, что Сталин на первоначальном этапе еще не решил, как обозначить титул Сергия — «глава российской православной церкви» или как-то еще? В итоге его назвали «главой патриаршей православной церкви в СССР». Вначале планировалось представить текст как «интервью» только митрополита Сергия, без участия Синода, но в итоге вожди решили, что значительно весомее представить его как общее мнение руководства «тихоновцев». Формально «главой» Церкви митрополит Сергий в 1930 году не был, он являлся «заместителем» патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского), который находился в то время в ссылке в поселке Хэ на береге Обской губы за Полярным кругом. Он был расстрелян в 1937 году. За 900 лет существования Русской Церкви в ней никогда не было никаких «заместителей». Были патриаршие местоблюстители, которые осуществляли управление Церковью в периоды междупатриаршества. Объявив митрополита Сергия «главой» Церкви, члены Политбюро стремились повысить его авторитет в глазах западных христиан. «Интервью» предварялось написанным сталинской рукой вступлением: «Представители советской печати обратились с рядом вопросов к митрополиту Сергию и присутствовавшим при беседе членам Синода. На поставленные вопросы митрополит Сергий и Синод дали следующие ответы». Спектакль был разыгран — «интервью» было опубликовано в советской прессе и перепечатано зарубежными изданиями.

Первым прозвучал вопрос: «Действительно ли существует в СССР гонение на религию и в каких формах оно проявляется?»

Ответ: «Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. …Последнее постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апреля 1929 г. совершенно исключает даже малейшую видимость какого-либо гонения на религию». Здесь мы видим ссылку на постановление, якобы гарантирующее религиозную свободу, но на самом деле содержащее множество ограничений для деятельности конфессий.

Во время первой пресс-конференции никому не ведомый советский журналист якобы спросил: «Верно ли, что священнослужители и верующие подвергаются репрессиям за свои религиозные убеждения, арестовываются, высылаются и т.д.?»

Ответ: «Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам за разные противоправительственные деяния. Надо сказать, что несчастье церкви состоит в том, что она в прошлом, как это всем хорошо известно, слишком срослась с монархическим строем. Поэтому церковные круги не смогли своевременно оценить всего значения великого социального переворота и долгое время вели себя как открытые враги соввласти (при Колчаке, Деникине и пр.). Лучшие умы Церкви, как, например, патриарх Тихон, поняли это и старались исправить создавшееся положение, рекомендуя своим последователям не идти против воли народа и быть лояльными к советскому правительству. К сожалению, даже до сего времени некоторые из нас не могут понять, что к старому нет возврата и продолжают вести себя как политические противники советского государства».

Вопрос: «Допускается ли в СССР свобода религиозной пропаганды?»

Ответ: «Священнослужителям не запрещается отправление религиозных служб и произнесение проповедей (только, к сожалению, мы сами подчас не особенно усердствуем в этом). Допускается даже преподавание вероучений лицам, достигшим совершеннолетия».

Вопрос: «Соответствуют ли действительности сведения, помещаемые в заграничной прессе, относительно жестокостей, чинимых агентами соввласти по отношению к отдельным священнослужителям (например: “Морнинг Пост” от 20 :декабря 1929 г. и 4 февраля 1930 г.)?»

Ответ: «Ни в какой степени эти сведения не отвечают действительности. Все это — сплошной вымысел, клевета, совершенно недостойная серьезных людей. К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях, и это, разумеется, происходит не в форме каких-то гонений и жестокостей, а в форме, обычной для всех обвиняемых».

Вопрос: «Как управляется Церковь и нет ли стеснений для управления?»

Ответ: «У нас, как и в дореволюционное время, существуют центральные и местные церковные управления. В центре Патриархия, т.е. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя и Священный Синод, а в епархиях — Преосвященные архиереи и епархиальные советы. Кроме этого, при каждом приходе существует дополнительный орган, избираемый верующими. В управлениях всех наших органов до сих пор не было никаких стеснений, и Преосвященные находятся на местах в своих епархиях».

Вопрос: «Пользуется ли какое-либо религиозное течение привилегиями со стороны соввласти перед другими религиозными течениями и не оказывается ли светским правительством поддержка одному из этих течений?»

Ответ: «По советскому законодательству, все религиозные организации пользуется одинаковыми правами». Сталин не мог не обратить внимания на то, что западные христиане прекрасно понимали, что обновленчество возникло неслучайно, а было инспирировано карательными органами и первоначально пользовалось поддержкой властей на всех уровнях. Именно поэтому он ввел этот вопрос в текст интервью.

Вопрос: «Каково теперешнее положение Церкви?»

Ответ: «Теперешнее положение Церкви значительно разнится от прежнего. Сейчас, благодаря тому, что хозяйство страны претерпевает коренные изменения, сводящиеся к смене старых форм хозяйствования новыми (коллективизация сельского хозяйства, индустриализация всей страны), происходит ухудшение положения Церкви. Но мы не теряем надежду на то, что и при новом хозяйственном строительстве вера останется и Церковь Христова будет и дальше существовать».

Вопрос: «Существуют ли в СССР пастырские, богословские и т.п. школы?»

Ответ: «Да, в Москве до сих пор существует богословская академия у обновленцев. Если же у нас теперь академии нет, то это происходит прежде всего в силу отсутствия достаточных материальных средств для этой цели, и к тому же мы считаем теперь наиболее целесообразной персональную подготовку отдельных лиц, чувствующих призвание к служению церковному».

Заключительным аккордом прозвучал предпоследний вопрос: «Как вы относитесь к недавнему обращению папы римского?»

Митрополит Сергий якобы развернуто ответил: «Считаем необходимым указать, что нас крайне удивляет недавнее обращение папы римского против советской власти. Папа римский считает себя “наместником Христа”, но Христос пострадал за угнетенных и обездоленных, между тем как папа римский в своем обращении оказался в одном лагере с английскими помещиками и франко-итальянскими толстосумами. Христос так не поступил бы. Он заклеймил бы такое отступление от христианского пути. Тем более странно слышать из уст главы католической церкви обвинения в гонениях на инаковерующих, что вся история католической церкви есть непрерывная цепь гонений на инаковерущих, вплоть до пыток и сожжения их на кострах. Нам кажется, что папа римский в данном случае идет по стопам старых традиций католической церкви, натравливая свою паству на нашу страну и тем поджигая костер для подготовки войны против народов СССР. Мы считаем излишним и ненужным это выступление папы римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защищать свою православную церковь… У папы есть давнишняя мечта окатоличить нашу церковь, которая, будучи всегда твердой в своих отношениях к католицизму как к ложному учению, никогда не сможет связать себя с ним какими бы то ни было отношениями» [11].

Последний вопрос призван был поставить на место архиепископа Кентерберийского: «Как вы относитесь к выступлению архиепископа Кентерберийского на кентерберийском церковном Соборе?»

Ответ: «Нам кажется вообще странным и подозрительным внезапное выступление целого сонма глав разного рода церквей — в Италии, во Франции, в Германии, в Англии — в “защиту” Православной Церкви. Внезапный необъяснимый порыв “дружеских” чувств к Православной Церкви обычных противников Православия невольно наводит на мысль, что дело тут не в защите Православной Церкви, а в преследовании каких-то земных целей. Мы не беремся объяснять, какие это земные цели, но что они имеют мало общего с духовными запросами верующих, в этом нет никакого сомнения.

Что касается, в частности, выступления архиепископа Кентерберийского, то оно грешит той же неправдой на счет якобы преследований в СССР религиозных убеждений, как и выступление Римского папы. Трудящиеся люди Лондона расценивают выступление архиепископа Кентерберийского как выступление, “пахнущее нефтью”. Нам кажется, что оно если не пахнет нефтью, то, во всяком случае, пахнет подталкиванием паствы на новую интервенцию, от которой так много пострадала Россия».

Под этим интервью стояли подписи: Сергий, митрополит Нижегородский; Серафим, митрополит Саратовский; Алексий, архиепископ Хутынский; Филипп, архиепископ Звенигородский; Питирим, епископ Орехово-Зуевский.

В Архиве Президента России сохранился черновой вариант «интервью» с правкой Сталина. Благодаря сохранившемуся документу можно проследить, как создавался сценарий спектакля. Основной корпус текста принадлежал перу Емельяна Ярославского. Его старательно правили Сталин и Молотов. В интервью был вопрос, касающийся закрытия церквей: «Верно ли, что безбожники закрывают церкви, и как к этому относятся верующие?»

В черновике ответ Ярославского подвергся сталинской правке. «Да, действительно, некоторые церкви закрываются, — от имени “Сергия и Синода” признавал он. — Но производится это закрытие не по инициативе власти, а по желанию населения… Безбожники в СССР организованы в частное общество». Сталин после слова «общество» дописал: «и поэтому их требования в области закрытия церквей правительственные органы отнюдь не считают для себя обязательными». Приписка Сталина перекладывала ответственность за инициативу закрытия храмов с государства на якобы независимое от него «общество» (Союз воинствующих безбожников), к которому правительственные органы вроде бы не прислушиваются.

В вопросе о репрессиях верующих сталинская правка текста Ярославского была существенной. После слов «Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения» первоначально следовало: «а исключительно за их противоправительственную деятельность». Сталина это упоминание не устроило. Поэтому вождь вычеркнул выделенные строки, а вместо них вписал: «а в общем порядке, как и к другим гражданам, за разные противоправительственные деяния». Поправка поясняла: репрессируют не по «церковному» признаку, а каждого за «антигосударственные преступления». Далее было: «Надо сказать, что несчастье церкви состоит в том, что в прошлом, как это всем хорошо известно, она слишком срослась с монархическим строем. Поэтому церковное руководство не смогло своевременно оценить всего значения совершившегося великого социального переворота и долгое время вело себя как открытые враги соввласти». В этом фрагменте Сталин заменил «церковное руководство» на «церковные круги», что расширяло сферу не принявших «великого социального переворота». «Открытые враги соввласти» были детализированы Сталиным, всегда имевшим тягу к исторической конкретике, поэтому он дописал: «(При Колчаке, при Деникине и проч.)».

Далее Ярославский напомнил о вынужденном «раскаянии» патриарха Тихона: «Лучшие умы церкви, как, например, патриарх Тихон, поняли это и старались исправить создавшееся положение, рекомендуя своим последователям не идти против воли народа и быть лояльными к советскому правительству. К сожалению, даже до сего времени некоторые из духовенства не могут понять, что к старому нет возврата, и продолжают вести себя как политические противники советского государства». Подобные утверждения должны были оправдать репрессии против духовенства и верующих. Но фраза «некоторые из духовенства не могут понять» выдавала отстраненность автора и подсказывала, что он не из церковной среды. Сталин как внимательный редактор уловил этот нюанс и заменил ее на «некоторые из нас не могут понять», закамуфлировав авторство Ярославского.

Вопрос: «Допускается ли в СССР свобода религиозной пропаганды?»

Для ответа от «вождей» потребовалась особая изворотливость, ибо «свобода религиозной пропаганды» была упразднена в 1929 году, когда Политбюро изменило статью Конституции РСФСР, лишив верующих права «свободы религиозной пропаганды» при сохранении свободы пропаганды атеистической. «Священнослужителям не запрещается отправление религиозных служб и произнесение проповедей». Сталин дописал этот текст: «(только, к сожалению, мы сами подчас не особенно усердствуем в этом)». Выходило, что власть не стесняет религиозную деятельность, а виноваты сами церковники, которые недостаточно усердны!

Ответ на следующий вопрос также подвергся правке: «Соответствуют ли действительности сведения, помещаемые в заграничной прессе, относительно жестокостей, чинимых агентами соввласти по отношению к отдельным священнослужителям?»

Снова пришлось потрудиться генеральному секретарю. Текст начинался: «Ни в какой степени эти сведения не отвечают действительности. Все это — сплошной вымысел, клевета… К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность»… Далее Сталин вычеркнул: «а за те или иные антиправительственные, а иногда и уголовно наказуемые деяния» и вписал свой текст: «а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях». Потом следовало: «и это, разумеется, происходит не в форме каких-то гонений и жестокостей, а в форме, обычной для всех других преступников». Выделенные слова были вычеркнуты Сталиным и заменены на: «обычной для всех обвиняемых». Эта редакция свидетельствовала о том, что правительство будто бы действует в юридическом поле.

«Как управляется церковь и нет ли стеснений для управления?»

Структуры Православной Церкви в СССР в конце 1920-х годов находились в глубоком кризисе, вызванном репрессиями властей, массовыми арестами. Деятельность большинства епархиальных управлений была парализована. Центральное управление Церковью было фактически обезглавлено. Поэтому от партийных бонз требовалось особое искусство, чтобы вложить ложь в уста митрополита Сергия и Синода. Ярославский начал: «У нас, как и в дореволюционное время, существуют центральные и местные церковные управления. В центре священный синод, а в епархиях преосвященный архиерей и епископский совет». Этот вариант Сталина не удовлетворил, поэтому он вычеркнул выделенный текст и вписал: «В центре патриархия, т.е. заместитель патриаршего местоблюстителя и священный синод, а в епархиях — преосвященные архиереи и епархиальные советы».

Следующий вопрос-ответ Сталиным после редактирования был перечеркнут: «Издается ли вами религиозная литература и достаточно ли снабжены вы ею?»

«Мы издавали в центре и на местах журналы, церковные календари, но за недостатком материальных средств и в силу бумажного кризиса мы временно прекратили издание некоторых церковных органов. Если представится возможность, главным образом, материальная, то издательская деятельность возобновится». Далее в тексте следовала приписка почерком Молотова: «так как запрета на издание религиозной литературы советское правительство не издавало». Вопрос о состоянии религиозной литературы был важен. Страна была завалена антирелигиозной макулатурой, низкосортность которой понимал Сталин, не рекомендовавший включать произведения такого рода в комплектование своей библиотеки. Но для воспитания народа в нужном духе диктатор, несомненно, считал распространение этой макулатуры делом полезным. Религиозная литература почти перестала выходить, что было связано с жесткой цензурной политикой и прочими репрессивными мерами, обеспечивающими идеологическую монополию коммунистов в духовной жизни советского общества. Почему же Сталин решил отказаться от этого фрагмента? Объяснение, если бы оно вошло в текст интервью, выглядело бы смехотворно.

Ответ на вопрос по поводу поддержки обновленцев Ярославский начал формально: «По советскому законодательству, все религиозные организации пользуются одинаковыми правами». Сталина вычеркнул двусмысленную фразу: «Мы находимся в особо благоприятном в этом отношении положении, так как Советское правительство совершенно не заинтересовано в преобладающем развитии религиозного течения за счет другого». Любивший ясность формулировок вождь не мог не уловить противоречивости этого пассажа: «староцерковники» якобы говорят об особом благоприятствовании власти к ним, выражающемся в том, что правительство дает им равные возможности по сравнению с другими!

«Как вы смотрите на дальнейшие перспективы религии вообще?»

К концу 1920-х годов в СССР было почти уничтожено духовенство всех конфессий, а храмы, мечети и синагоги постоянно закрывались. Но церковники — по логике мнимого «интервью» — должны были выразить сдержанный оптимизм, чтобы было ясно, почему они не спешат окончательно ликвидироваться в стране побеждающего социализма. «Конечно, нас беспокоит быстрый рост безбожия, — писал от имени митрополита Сергия Ярославский. — Но мы, искренне верующие люди, твердо верим, что божественный свет не может исчезнуть и что со временем он прочно утвердится в сердцах людей».

«Как бы вы посмотрели на материальную поддержку из-за границы и в чем она могла бы выразиться?»

Ответ: «Наше положение как священнослужителей обеспечивается материальной поддержкой наших верующих. Мы считаем для себя нравственно допустимым содержание нас только верующими. Получение же материальной поддержки людей другой веры и извне было бы для нас унизительным и налагало бы на нас большие моральные, а может быть, даже политические обязательства и связывало бы нас в нашей религиозной деятельности, давая повод для обвинения нас в получении поддержки от организаций, враждебно относящихся к советскому строю». Сталин вычеркнул две последние фразы: он не желал привлекать внимание к мотиву борьбы с врагами. Церковь, отказываясь от «финансовых пут», якобы налагаемых на нее международной благотворительностью, не собиралась становиться «агентурой» мирового империализма.

Далее Сталиным был перечеркнут «вопрос-ответ»: «Каково ваше мнение о возможности соединения англиканской и православной церквей?»

Ответ Ярославского: «Отличительной особенностью православной церкви является крайняя нетерпимость верующих даже к самым ничтожным новшествам и нововведениям в догматической и обрядовой областях. Независимо от того, что для такого соединения указанных церквей большим препятствием явилось бы весьма значительное число спорных моментов, верующие никоим образом не признали бы такого соединения». Видимо, Сталин счел эту проблему выходящей за рамки интервью.

«Были ли случаи вынесения смертных приговоров священнослужителям за неуплату налогов?» Вопрос был сформулирован намеренно абсурдно, чтобы подчеркнуть клеветнический характер «измышлений» о преследовании религии в Союзе.

Ответ: «Такие случаи нам неизвестны. Были случаи наложения на служителей культа штрафов за неуплату налогов».

Другой вопрос носил более принципиальный характер: «Каково теперешнее положение церкви?» Ответ подвергся правке Сталина. «Теперешнее положение церкви значительно отличается от прежнего. Сейчас благодаря тому, что хозяйство (вписано Сталиным вместо вычеркнутого им “экономика”) страны претерпевает коренные изменения, сводящиеся к смене старых форм хозяйствования новыми (коллективизация сельского хозяйства, индустриализация всей страны), происходит ухудшение положения церкви, но мы не теряем надежды на то, что и при новом хозяйственном строительстве вера останется и церковь Христова будет и дальше существовать». Получалось, что не «мифические гонения», а большевистские преобразования вытесняют религию.

Ответ на вопрос: «Существуют ли в СССР пастырские богословские и т.п. школы?» подвергся сталинской правке. К 1930 году все духовные школы были закрыты, поэтому Ярославскому приходилось выкручиваться. После слов «академия у обновленцев» первоначально было: «Но как показала практика, мы никогда не могли укомплектовать достаточным контингентом эти школы…» Эта фраза была вычеркнута Сталиным.

Вопрос об отношении к выступлению Папы Римского подвергся тщательной правке Сталина. Он сам вписал вопрос: «Как вы относитесь к недавнему обращению Папы Римского?»

Правка показывает, что вождя вариант Ярославского не удовлетворил. Исходный ответ был кратким: «…нас крайне удивляет и поражает выступление с письмом Папы Римского, который, считая себя “наместником Христа”, пострадавшего за угнетенных и обездоленных, интересы которых защищает по существу советская власть, оказался вместе с английскими лордами и французскими толстосумами». Переделанный Сталиным фрагмент зазвучал по-другому. Вождь разбил сложное предложение на два, конкретизировав, что Папа выступает «против советской власти», «английских лордов» переделал в «английских помещиков», а «французских толстосумов» — во «франко-итальянских». Таким образом, расширялась география классового обличения: Папе ставилось в вину, что он не видит классовых угнетателей у себя под боком — в Италии. Дальнейшие вписанные фразы отражают его семинарские познания: «Христос заклеймил бы такое отступление от христианского пути». Потом Сталин поправил себя, и стало: «Христос так не поступил бы. Он заклеймил бы такое отступление от христианского пути».

Далее мысль вождя продолжил Молотов: «Нам кажется тем более странным слышать из уст главы католической церкви обвинения в гонениях на инаковерующих, что вся история католической церкви есть непрерывная цепь гонений на инаковерующих, вплоть до пыток и сожжения их на кострах». И снова правка Сталина: «Нам кажется, папа Римский в данном случае идет по стопам старых традиций католической церкви, натравливая свою паству на нашу страну и тем поджигая костер для подготовки войны против народов СССР». Последний абзац принадлежал Ярославскому, но Сталин отредактировал и этот текст: «Мы считаем излишним и ненужным это выступление Папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защищать нашу православную церковь. У папы есть давнишняя мечта окатоличить нашу церковь, которая, будучи всегда твердой в своих отношениях к католицизму как к ложному учению, никогда не сможет связать себя с ним какими бы то ни было отношениями. На днях нами будет издано специальное обращение к верующим с указанием на новые попытки Папы Римского насадить среди православных христиан католицизм совершенно непозволительными путями, к каким прибегает папа» [13].

На этом спектакль не закончился. Судя по всему, игра безгласных актеров понравилась Сталину, и он решил продолжить ее. Спустя два дня митрополит Сергий дал интервью зарубежным журналистам. 17 февраля 1930 года во дворе малоприметного деревянного московского дома он вручил зарубежным журналистам ответы. Они были опубликованы 18 февраля агентством ТАСС. Osservatore Romano со ссылкой на туринскую газету Stampa 22 февраля 1930 года сообщал, что митрополит ограничился при этом кратким заявлением: «Вы задали мне некоторые вопросы относительно отношений между советским правительством и Православной Церковью: вот ответы в письменном виде. До свидания». Представленные как дополнение к первому интервью ответы митрополита Сергия касались, среди прочего, численности приходов и верующих: «Количество приходов, принадлежащих нашей патриаршей церкви, составляет около 30 000. Каждый приход, само собой разумеется, имеет священнослужителей. Необходимо сказать, что число священнослужителей гораздо больше, чем число приходов, так как в каждом приходе имеется от 1 до 3 священников и даже более. Все эти приходы находятся в духовном окормлении архиереев, находящихся в каноническом подчинении патриархии…» Еще в более резких выражениях, чем накануне, митрополит Сергий осудил Папу Римского: «Вы спрашиваете, на каком основании мы считаем папу врагом православия? Как же нам думать иначе, если католическая церковь, возглавляемая папой, в одной только Польше за один только 1929 год насильственно отобрала у православных прихожан около 500 православных церквей, обратив их в католические костелы. Нам неизвестно, чтобы какие-нибудь епископы в Англии, Америке или другой стране выступили против этих насильственных действий католической церкви».

Интервью митрополита Сергия предшествовала статья в газете «Правда», которая 13 февраля 1930 года опубликовала пасквиль — «“Святейший” спекулянт во главе “крестового похода”». «Раньше этот “наместник” бога на земле предпочитал отмалчиваться. Он рассчитывал, что ослабление православной церкви расчистит в Советском Союзе… дорогу к католичеству! Теперь, когда он убедился, что трудящиеся массы СССР выметают из своей страны все и всяческие суеверия без различия “исповеданий”, он решил выступить в защиту “гонимой религии”… Римский папа, как и всякий эксплуататор — капиталист, финансист, — друг всякой реакции и враг трудящихся масс. Поэтому он призывает державы “поставить свободу религии условием признания СССР”. Призыв этот означает разорвать дипломатические отношения с СССР, так как совершенно очевидно, что советское правительство не допустит чьего бы то ни было вмешательства в свои внутренние дела, в том числе и в свою политику в области религии». «Правда» 7 марта 1930 года еще раз опубликовала резкий памфлет против Ватикана, который занял 21 колонку в подвале. Статья называлась «Финансовый капитал в мантии папы». Автором ее был Н.И. Бухарин, стремившийся вернуть благосклонность Сталина. Бухарин бахвалился своими познаниями в науке, в иностранных языках и истории. В статье он упомянул все пороки Католической Церкви — подложный «Константинов дар», историю папессы Иоанны, инквизицию, дурные нравы пап, а также злоупотребления миссионеров.

Католический епископ Эвгений Неве, находившийся в СССР в этот период, резко осудил интервью митрополита Сергия. Но вскоре узнал, что и некоторые католические прелаты России подписали подобные заявления. Это был монсеньор Багратян, окормлявший армяно-католические приходы на Кавказе, которого вынудили заявить, что в СССР нет гонений за веру, и апостольский администратор Минской епархии монсеньор Авгло, который также подписал подобное заявление. 19 марта Неве отслужил в церкви Святого Людовика покаянную мессу. Он не стал произносить проповеди, чтобы не дать повода осведомителям ГПУ обвинить его в нелояльности, но в конце мессы было пропето Miserere, смысл которого был вполне ясен всем верующим. По окончании мессы, когда Неве находился в сакристии, ему передали письмо от генерального викария Минска и Могилева Петра Авгло. Прочитав его, Неве побледнел. «15 марта, — сообщал монсеньер Авгло, — ко мне пришел начальник минского ГПУ в сопровождении трех представителей прессы. Я только что совершил долгую службу и чувствовал себя очень усталым. Чередуя обещания с угрозами, они пытали меня на протяжении нескольких часов. Я перестал отдавать себе отчет в своих действиях и подписал бумагу, которую прилагаю. Когда я пришел в себя и прочел копию подписанной мною бумаги, я пришел в ужас. Я раскаиваюсь и, не имея другой возможности, прошу Ваше Преосвященство как можно скорее объяснить Риму, что со мной случилось».

Вот отрывок из декларации Авгло. Вопрос: «Известны ли вам случаи преследования католического духовенства за совершение религиозных обрядов?»

Ответ: «Я должен заявить, что мне неизвестен ни один случай такого рода. Я знаю, что аресту подвергались священники, которые, к моему великому сожалению, занимались антиправительственной деятельностью, несовместимой с их прямыми обязанностями, некоторые из них были даже агентами иностранных государств. В этих условиях виновные призывались к ответу наравне со всеми другими гражданами, что вполне соответствует советским законам. Я не могу рассматривать эти аресты как гонение за веру в Советском Союзе» [13]. Два других вопроса касались преследований католических мирян и закрытия церквей.

Пораженный случившимся, Неве хотел сначала обратиться лично к министру иностранных дел СССР Литвинову, чтобы сообщить ему о давлении, оказанном на Авгло, и предотвратить публикацию декларации в советской печати. Французский посол в СССР Жан Эрбетт объяснил ему, что это бесполезно. Тогда он сообщил обо всем епископу д’Эрбиньи через дипломатическую почту. Ожидая ответа, Неве попросил Авгло оставаться на своем месте и послать Папе письмо обычной почтой, чтобы получить из Рима официальный ответ. Письмо Авгло дошло до Ватикана только через месяц — к тому времени Папа, через дипломатическую почту французского посольства, уже успел отправить генеральному викарию распоряжение оставаться на своем посту.

Часть православных епископов поддерживали отношения с католиками в СССР. Это были архиепископ Варфоломей (Ремов) [14] и архиепископ Звенигородский Филипп (Гумилевский) [15]. Архиепископ Филипп был членом Синода, который Сергий сформировал 20 мая 1927 года с разрешения правительства. Хотя преосвященному Филиппу и приходилось подписывать все декларации Сергия, они вызывали в нем чувство глубокого несогласия. Владыка Филипп попросил одного православного священника, регулярно встречавшегося с Неве, узнать, не может ли епископ обеспечить ему надежный канал для отправки письма в Рим. Священник передал Неве, что Гумилевский с похвалой отзывается о католиках и считает, что сейчас настал наиболее благоприятный момент для воссоединения церквей. В ответ на просьбу владыки Филиппа Неве сказал, что может передать в Ватикан любое устное послание, но письменное послание переправить не берется. Тогда владыка Филипп послал письмо через другой канал. Должно быть, оно пришло в Рим довольно скоро, поскольку уже 24 марта 1930 года епископ д’Эрбиньи писал о нем Неве. «История Сергия весьма поучительна. Его митрополит Филипп передал сюда письмо, в котором просит прощения за свою личную слабость и сообщает некоторые ужасные подробности о давлении, оказанном на них».

Монсеньор д’Эрбиньи намекал на письмо архиепископа Филиппа, когда в заключение своего труда о гонимых русских епископах писал: «В 1930 году после письма Святого Отца кардиналу Помпили и откровенно лживых заявлений Советов, подтвержденных тем не менее митрополитом Сергием, верующие люди России и ее духовенство еще больше отдалились от “сергианского синода”. Один из его митрополитов передал в Ватикан письмо с объяснениями и извинениями, в котором, в частности, говорилось: “Митрополит Сергий подписал текст своего интервью по двум причинам: с одной стороны, на него оказывалось сильнейшее давление со стороны ГПУ, с другой — он сделал это, чтобы спасти жизни многим заключенным… Мы находимся в пасти льва и не можем ничего свободно сказать — ибо под угрозой жизнь всех тех, кто остается верен Церкви. Помогите нам…”» [16].

Примечания

↑1. Бердяев Н.А. Вопль Русской Церкви. Цит. по: Одинцов М.И. Русские патриархи ХХ века. М., 1999. С. 251.

↑2. Там же. С. 251, 253.

↑3. Сталин И.В. Собр. соч. Т. 10. С. 324.

↑4. Кашеваров А.Н. Государство и Церковь. СПб., 1995. С. 93.

↑5. XIV Всероссийский съезд Советов РСФСР. Бюллетени. М., 1929. С. 24–25.

↑6. Бухарин Н.И. Реконструктивный период и борьба с религией. Доклад на 2-м Всесоюзном съезде безбожников. М., 1929. С. 6–7.

↑7. Стенографический отчет II Всесоюзного съезда воинствующих безбожников. М., 1930. С. 93.

↑8. Венгер Антуан, священник. Рим и Москва. М., 2000. С. 370. Статья Папы называлась: «За восстановление Божественных прав, жестоко попираемых на территории русского государства». Освещению наиболее трудных для церковного историка трех лет бытия Русской Церкви (с 1927-го по 1930 год включительно) немало способствовал труд католического священника, ученого-византолога Антуана Венгера «Москва и Рим» (М., 2000). В предисловии к русскому изданию профессор Сорбонны Н.А. Струве писал: «Труд объективный, обстоятельный, кропотливый, основанный на архивных материалах, прослеживающий до мельчайших подробностей жизнь и действия двух “тайно” посвященных епископов, иезуита Мишеля д’Эрбиньи и ассумпциониста Пия Эвгения Неве, ставленников Ватикана в России, в страшные годы лютых гонений на религию. 21 апреля 1926 года во французской церкви Св. Людовика в Москве, что находится напротив главного здания ГПУ на Лубянке, при закрытых дверях, в присутствии двух свидетелей, состоялась епископская хиротония. Рукополагал монсеньор д’Эрбиньи, иезуит, 29 марта того же года тайно получивший посвящение в епископский сан в папской нунциатуре в Берлине от монсеньора Пачелли, будущего Пия XII. Посвящаемым был отец Пий Неве, ассумпционист, настоятель прихода в донбасской Макеевке, прибывший в Россию в 1906 году в качестве капеллана петербургского благотворительного общества “Добрый пастырь”. Решение об этой хиротонии, совершенной с целью создания в России подпольной иерархии, было принято Пием XI и кардиналом Гаспарри: с тех пор как в 1924 году был выслан из страны монсеньор Цепляк, около двух миллионов российских католиков не имели своего епископа. Когда писалась книга, автор еще не знал, что настоятель Высоко-Петровского монастыря епископ Варфоломей, прежде чем тайно присоединиться к Риму, согласился в 1928 году, после повторного ареста, сотрудничать с ГПУ и следить за епископом Неве, которому он потом присягал в верности (это не помешало ему быть впоследствии осужденным и в 1936 г. расстрелянным). О.А. Венгер принадлежит к поколению богословов, подготовивших II Ватиканский Собор. Его участник и обозреватель, посвятивший Собору многотомную хронику. На последних страницах книги он без обиняков заявляет, что “будущая русская миссия (само слово “миссия” он берет в кавычки) будет не латинская — разве что по отношению к католикам-латинянам — и не униатская: Православная Церковь… воплощает собой судьбу христианской веры в России”. Сближение Церквей он видит во взаимном их углублении. Будем надеяться, что эта новая точка зрения, засвидетельствованная в соглашении, подписанном в 1991 г. в Баламанде, утвердится навсегда. Епископ Неве, проживший в Москве с 1926 по 1936 г., регулярно, через посольства, посылал подробные отчеты в Рим, чем способствовал тому, что политика Ватикана стала по отношению к советской власти более трезвой и жесткой. Небольшая община католиков, как обращенных русских, так и иностранного происхождения, несмотря на то что находилась под покровительством Рима, разделила участь сотен и сотен тысяч православных: мало кто из нее избежал расстрела или ГУЛАГа».

↑9. Курляндский И.А. Сталин, власть, религия. М., 2011. Используя ранее неизвестные документы из Архива Президента РФ, в четвертой главе исследования (с. 432–463) историк восстановил картину, как советские вожди прибегали к фальсификации, чтобы создать ложное впечатление в мире о якобы благополучном положении религии в СССР. Они использовали для этого как дипломатические, так и церковные каналы. Важную помощь историку оказало знание почерков вождей, что помогло точно установить, кому из них принадлежит какая правка или фрагменты текста. Основной вариант был написан «главным безбожником» страны Губельманом-Ярославским. Он был тщательно отредактирован и дописан «главным коммунистом» Джугашвили-Сталиным. Скрябин-Молотов оставил менее значительную правку.

↑10. Венгер Антуан, священник. Рим и Москва. М., 2000. С. 379–380.

↑11. Известия ЦИК. № 46 (3893). 1930. 16 февраля.

↑12. Курляндский И.А. Сталин, власть, религия. М., 2011. С. 454.

↑13. Венгер Антуан, священник. Рим и Москва. М., 2000. С. 381.

↑14. Варфоломей, архиепископ (Николай Федорович Ремов) (1888–1935) — епископ Сергиевский, викарий Московской епархии (1921–1928), с 1934 года архиепископ на покое.

С 1912 года был доцентом кафедры Священного Писания Ветхого Завета Московской духовной академии. С 1913 года благочинный академического Покровского храма. С 1916 года экстраординарный профессор. С 1919 года настоятель академического Покровского храма в сане архимандрита. В 1920 году выступил с проповедью против вскрытия мощей преп. Сергия Радонежского. 6 сентября 1920 года арестован по обвинению в том, что в неделю Крестопоклонную (перед вскрытием мощей прп. Сергия Радонежского) произнес проповедь, имевшую «своим результатом крайнее возбуждение темных масс, которые устремились к месту производства реставрационных работ в лавре и принудили мастеров, под угрозой избиения, данные работы приостановить», а также в том, что «он являлся активным членом “Союза защиты Троицкой лавры”, имевшего своей конечной целью превращение лавры в национальный центр, откуда (по мысли основателей союза) должен раздаться клич о спасении разбитой большевиками “единой, неделимой православной Руси”». Усугубляющим вину обстоятельством обвинение посчитало назначение архимандрита Варфоломея патриархом Тихоном на должность директора Высшего богословского института. 6 сентября 1920 года был арестован, 28 февраля 1921 года освобожден по состоянию здоровья (из тюрьмы его вынесли на носилках).

В 1932 году архиепископ Варфоломей тайно перешел в католичество, в 1933 году был утвержден Ватиканом в должности нелегального помощника Неве. В архивах Генеральной курии конгрегации ассумпционистов в Риме хранятся две грамоты папской комиссии Pro Russia, возглавлявшейся епископом Мишелем д’Эрбиньи, от 25 февраля и 3 июля 1933 года: акт об учреждении титулярной Сергиевской кафедры в юрисдикции Рима (кафедра считается уже существующей в Православной Церкви) и акт о поставлении на титулярную Сергиевскую кафедру «уже облеченного епископским саном в восточном обряде… Его Преосвященства монсиньора Варфоломея (Николая Федоровича Ремова)» и о назначении его «викарием апостольского администратора в Москве (еп. Неве) для католиков восточного обряда». В планах д’Эрбиньи о новой унии архиепископу Варфоломею отводилась роль русского патриарха восточного обряда.

21 февраля 1935 года архиепископ Варфоломей был арестован, заключен в Бутырскую тюрьму в Москве, обвинялся в измене и нарушении служебного долга по отношению к ОГПУ-НКВД: «Вы имели прямое поручение разрабатывать Неве, на деле же Вы сотрудничали с Неве в борьбе с сов. властью». Поводом для обвинения явились тесные отношения с Неве и переписка с Римом. Из всех арестованных с ним он один был расстрелян. Для 1935 года приговор был достаточно жестоким. Возможно, это было вызвано твердостью Ремова на допросах, в частности, в ответ на вопрос, почему он не доносительствовал, епископ ответил: «Я старался найти соответствующий материал, но его не находил».

↑15. Архиепископ Филипп (Сергей Николаевич Гумилевский) (1877–1936) — архиепископ Владимирский и Суздальский. Служил псаломщиком в Русской посольской церкви во Флоренции (1902–1903) и Риме (1903–1904). С 1913-го по 1916 год — настоятель Русской посольской церкви в Риме, где служил псаломщиком. С 1916-го по 1918 год — ректор Кишиневской духовной семинарии. 29 ноября 1920 года хиротонисан во епископа Ейского, викария Ставропольской епархии. В 1923–1924 годах — в заключении и ссылке. С ноября 1924 года проживал в Москве без права выезда. 18 февраля 1931 года был арестован. Срок отбывал в Мариинских лагерях, работал сторожем в лагерной парикмахерской. В 1933 году был переведен в Мурманский лагерь, где работал ассенизатором. В конце 1933 года был освобожден, приехал в Москву и побывал у архиепископа Питирима, который был его преемником по управлению Московской епархией. Он посоветовал владыке Филиппу оставаться в Москве, но по распоряжению ГПУ он был вынужден покинуть столицу на следующий день. Жил в Клину, а в 1936 году вновь был арестован. Был осужден 21 сентября 1936 года на три года лишения свободы. Погиб в тюрьме: 22 сентября этого же года был убит во время допроса, не пожелав подписать текст ложного показания, предложенного следователем. Похоронен в Иваново на местном городском кладбище.

↑16. Венгер Антуан, священник. Рим и Москва. М., 2000. С. 381.