О гражданском сопротивлении М. Гефтера

Случившееся на днях обострение по делу «стариков-разбойников» и их «Народного Ополчения» добавило еще один факт для темы М. Гефтера о гражданском сопротивлении (ГС): увы, не хочет сосуществовать нынешнее государство в РФ с одной из форм такого ГС по Гефтеру, причем очень не хочет, не хочет вплоть до выдачи уголовных сроков руководителям «сопротивленцев»…

А ведь как хорошо оно все звучит в теории-то: «Гражданское сопротивление (ГС) — не новшество. Истоки уходят в древность. Времена же недавние освятили ГС именами Махатмы Ганди, Мартина Лютера Кинга, Андрея Сахарова; список можно длить, не забывая, что родство тех, кто закладывал фундамент ГС, отнюдь не исключало различий, превышающих оттенки. // И все же ГС едино в решающем смысле. Оно — плоть демократии…» И ведь, действительно, прав мудрец: демократия есть не что иное, как институализация права общества на восстание. Ведь что часто бывает основной целью восстания в авторитарных режимах, как не смена верхних управленцев? И потому ежели вдруг нам удается отладить процедуры, в соответствии с которыми управленцы на верхних постах могут быть заменены по желанию общества, и вполне мирно заменены, то это дело вполне представимо именно как рутинизация восстания, очищающая это самое восстание от всякой социальной деструктивности. Этак что-то типа: «пошептались мы тут, внизу, — и нет более опостылевших начальников».

А так — да. Умер Ганди — и поговорить больше не с кем.

Почему-то никак не набирает у нас ГС гефтеровского типа нужной мощи, чтобы стать различимым для государства, стать способным двигать социально-политические институты в желаемую сторону. Вот что тут у нас не так? Вроде все, как положено. Все на месте. Все по Гоббсу: есть и люди, воюющие все против всех, есть и «Левиафан», тех людей причесывающий и замиряющий. Только вот общественный договор — он все какой-то «неправильный» получается. Причем настолько «неправильный», что даже и договором его назвать все как-то дополнительное усилие требуется…

А как обычно существуют люди на территории (назовем такую систему термином «антропокров»), если с такой системы снять «внешнее давление по социальному нормированию»? По изысканиям антропологов получается, что практически всю свою историю, кроме может быть последних 10 тыс. лет, все человечество осваивало доступный себе ландшафт в виде групп охотников-собирателей в 15–30 взрослых особей. Более крупные группы обычно распадались на две, более мелкие — «слипались» с другими. Возникает очень правдоподобная гипотеза, что подобные «распады» и «слипания» регулируются биологически, на уровне инстинктов, и потому «умение» жить более крупными сообществами требует компенсации воздействия данных инстинктов, что люди и научились впервые делать где-то 10–12 тыс. лет назад. Компенсация инстинктов культурой — это, в общем-то, известный рефлексивный ход, он используется во многих местах осмысления человеческого бытия, и похоже, что такой ход вполне возможен также и по поводу последней фазы антропогенеза — произошедшего вдруг запуска социальной эволюции вследствие приобретения навыков общежития в большой соседской общине.

Вот так и получается, что естественной формой существования антропокрова являются не воюющие между собой индивиды, а сеть общин на территории. Притом индивиды внутри общин обычно объединены взаимной общинной солидарностью. Общины же между собой взаимодействуют по разному — наряду с враждой там бывает и достаточно сильная кооперация, вплоть до военного союзничества. Притом многие сотни лет выживания в ландшафте шлифовали обсуждаемый культурный слой общин. Люди заимствовали успешные навыки от соседей, избавлялись от своего, ставшего излишне затратным. Неудачные культуры соседского общежития отбраковывались социальной эволюцией, институциональные находки распространялись по ойкумене. Так в конечном итоге отбор в ландшафте конституировал институты самости взаимодействующих общин, наполняя конкретным содержанием их коллективные идентичности.

И вот когда на территорию пришло государство и начало учить общины жизни, тут-то и появилось то самое искомое ГС: общины во взаимодействии с государством пытаются сохранить себя, и если у них хватает мощи и ловкости, то они эту самую свою самость успешно сохраняют, навязывая государственным людям договоры о поддержке и защите своих традиционных прав и обычаев. Хуже, когда мощи у общин не хватает, — тогда государство трансформирует общины «под себя», иногда лишая их той самой изначальной самости, накопленной опытом выживания в веках социогенеза.

Именно такое полное избавление людей от их традиционных институтов и произошло на Русской равнине под террористическим воздействием большевистского государства. Что мы имеем на выходе из СССР для автохтонов Русской равнины? Мы имеем сильно фрагментированную массу людей с отсутствием навыков не только политической, но и просто по-соседски солидарной жизни. Какие-либо формы солидарности возникают лишь по сетевому принципу, и существенной характеристикой таких сетей является их территориальная распределенность. Навык же «собраться в одном месте» в части «собраться самим» был успешно табуирован и деконструирован большевиками. Допускалось лишь «собраться по государственной воле / надобности». Кстати, это табу было даже поддержано архитектурными решениями для городов: удобные «для собраться и поговорить» площадки (агоры) были ликвидированы, центры городов были перестроены, став помпезными и неуютными, их широкие площади с обязательным истуканом в центре не способствовали удержанию людей для общения даже после обязательных массовых большевистских религиозных ритуалов — люди быстро разбегались общаться по домам, теми самыми своими малыми сетевыми группками.

Блокирование государством навыка людей «собраться самим» продолжается и сейчас, ибо «дома сидеть надо!» Потому для увеличения мощи гефтеровских ГС на Русской равнине, увы, нет социальной базы. Да и политическая воля элит имеет пока другую направленность: как только какое-либо неразрешенное сообщество начинает проявлять себя на улице политически, за его деконструкцию тут же принимаются и спецслужбы, и медиа.

В заключение посмотрим на успехи в части политического действия у распределенных сетевых сообществ. Данные сообщества особенно хорошо показывают себя в части «сотворения медийного шума». И это, кстати, уже неплохо, потому как помогает справиться со многими творимыми в обществе несправедливостями. Есть у данных сообществ успехи в части ситуационного коллективного действия. Тут они тренируют себя через различного рода флешмобы, апробирован также сбор людей на митинги и шествия. Но вот в части «взятия под контроль территории» у данных сообществ пока успехов не видно. Более того, традиционные их «места обитания» успешно осваиваются другими сообществами, более заземленными, для которых территории обитателей виртуального мира представляются брошенными землями, землями без хозяина, на которых толкутся и чего-то там верещат про себя какие-то призраки и зомби. А человечество так устроено, что у бесхозных земель хозяин появляется просто по факту своего прихода, так что…