Виктор Хохлов
Князь Владимир Святославич — креститель Руси как герой отечественного кино
Советское и постсоветское «воображаемое русское»: витязи на распутье
© Кадр из фильма «Илья Муромец» (реж. А. Птушко, 1956 год)
3 августа 1956 года автор сценария фильма «Илья Муромец» Михаил Кочнев написал директору «Мосфильма» Ивану Пырьеву гневное письмо. Скандальный вывод был сформулирован весьма пафосно: «Высокий долг (подчеркнуто красным карандашом. — В.Х.) перед миллионами зрителей и перед подлинным искусством, а также чувство уважения к всемирно известному героическому эпосу, легшему в основу картины, не дают никакого морального права вылезать на широкие или узкие экраны с таким крайне несовершенным произведением». Предложение о запрете картины сценарист также обосновал тем, что «игра многих актеров слаба», этот же упрек он высказал в адрес исполнителя роли князя Владимира [1]. Как же трансформировался образ крестителя в отечественном кинематографе и как повлиял на историческую память о Древней Руси?
Творцы немого кино практически не заметили первых веков национальной истории. До 1917 года вышло лишь две экранизации пушкинской «Песни о вещем Олеге», к сожалению, не сохранившиеся. Можно предположить и причину такого невнимания: в массовом сознании отсутствовали сюжеты и герои, связанные с этой отдаленной эпохой, и коммерческий дореволюционный кинематограф вынужден был это учитывать. Правда, и в советском кино тему также довольно долго игнорировали. Героизировать мракобесов и эксплуататоров считалось политически неправильно и опасно, хотя смачно шутить над ними было дозволено.
В 1936 году после нескольких представлений была неожиданно запрещена комическая опера «Богатыри» (автор либретто Демьян Бедный), поставленная режиссером Александром Таировым в Камерном театре. Это решение не было персональным выпадом в адрес «буржуазного» (по словам И. Сталина) театра и уже несколько раз попадавшего под огонь критики пролетарского поэта-пропагандиста. Оно стало симптомом серьезного поворота государственной политики в области истории. В специальном постановлении Политбюро (что случалось далеко не со всеми закрытыми спектаклями и «положенными на полку» фильмами) были уточнены мотивы запрета. Утверждалось, что авторы спектакля глумились над богатырями — героями нашей истории, в том числе давали издевательское изображение Крещения, являвшегося в действительности «положительным этапом в истории русского народа» [2]. Уточню, речь шла о событии, к которому атеисты-большевики пятнадцать лет относились резко негативно.
В статье руководителя Главискусства Платона Керженцева в «Правде» была разъяснена политика партии в этом вопросе. Хотя имени Владимира Святославича ни в статье, ни в постановлении не было названо, но стало понятно, что отныне ерничать над древнерусскими князьями тоже нельзя. Театральная и кинообщественность по-разному оценивала постановление: большинство встретило его едва ли не восторженно. А вот режиссер-новатор Александр Птушко, недавно перешедший из мультипликации в кинематограф, был буквально потрясен, и эта его оценка была зафиксирована осведомителем НКВД: «Я вообще растерялся. Попробовали посмеяться над крещением Руси, и то, оказывается, нельзя. Страшно работать, у меня опускаются руки» [3].
Впервые древнерусский князь стал героем советского кинофильма в эпохальном «Александре Невском» (1938) Сергея Эйзенштейна. Правда, когда после своего триумфа режиссер предложил экранизировать «Слово о полку Игореве», то идея не была поддержана. В теме о неудачной борьбе со степным миром не увидели актуальности, способной мобилизовать народ на подвиги грядущей войны. Только в послевоенный период на экраны вышли первые фильмы о начальном периоде отечественной истории: «Садко» (1952) и «Илья Муромец» (1956). Их по иронии судьбы снял на излете «золотого века» советского исторического кино главный киносказочник, лауреат Сталинской премии Александр Лукич Птушко.
Конечно, оба фильма довольно своеобразно представляли древнерусскую историю. Ведь в них в качестве «исторических» персонажей фигурировали Подводный царь и птица Феникс, Соловей-разбойник и Чудо-юдо. Но при этом сказочная дилогия Птушко разворачивалась в двух главных центрах Древней Руси — Великом Новгороде и Киеве. Сценарии писались на основе устных источников: «Садко» (купец Сотко Сытинич упоминался в Новгородской летописи) — по мотивам онежских былин, «Илья Муромец» имел в основе былины киевского цикла. Но куда важнее была социально-политическая актуальность.
В 1950 году драматург Константин Исаев в заявке на сценарий по новгородским былинам писал: «Нельзя не отметить также необыкновенно характерную для героев национального, именно русского эпоса широту и почти полное отсутствие эгоистического стремления к украшению собственной судьбы. Это не воители за чашу Святого Грааля, не рыцари прекрасной дамы, не добыватели славы острием собственного копья. Это — всегда борцы за счастье народа, защитники его и зачинатели нового, плоть от плоти и кость от кости народной» [4]. Таким образом, фильмы о Древней Руси должны были подчеркнуть моральное превосходство предков советских людей, что идеально вписывалось в борьбу с западнопоклонством и космополитизмом. Так гусляр Садко, вернувшийся в Великий Новгород после своего путешествия за счастьем, говорил: «Тридевять земель обошел, на дне морском побывал, а ничего нет краше земли родной. Вот оно, наше счастье».
Сказочный сюжет должен был подаваться под знаком советского историзма. Как писал в заявке Исаев, «фильм, несмотря на сказочность и даже фееричность некоторых положений, должен отличаться полной реалистической правдоподобностью. Должен вызывать веру в то, что эта “старина” действительно является былиной, то есть тем, что было» [5].
При этом события, не соответствующие официальной советской историографии, отбраковывались. В заключении Художественного совета Министерства кинематографии СССР по литературному сценарию «Садко — гость новгородский» утверждалось: «“Господин Великий Новгород” показан в сценарии лишь главным образом в картинах купеческих пиров и питейного разгула. Такой подход нарушает историческую правду о подлинном образе этого вольного русского города, колыбели русской государственности» [6]. В итоге сценаристу пришлось сократить кадры купеческих гульбищ. При этом Новгородская республика в фильме представала полной социальных конфликтов: несчастной голытьбе противостояло своекорыстное купечество, думающее только о прибылях. Хотя Птушко показал христианский характер города, но при этом православные священники были выставлены в негативном контексте. Так в роли инока, подпевалы купцов, снялся фирменный злодей советского кино Сергей Мартинсон.
Главным научным консультантом фильма «Садко» стал академик Борис Греков, автор монографии «Киевская Русь». В РГАЛИ сохранилась переписка «Мосфильма» с Министерством кинематографии СССР о назначении консультанту двойного гонорара в 10 тысяч рублей (для сравнения, артист Самойлов, снявшийся в фильме «Адмирал Нахимов», получил гонорар 45 тысяч рублей, а обычный гонорар режиссера был в пределах 60–80 тысяч рублей). В конечном счете, Грекову был выплачен стандартный гонорар. Тем не менее, привлечение в качестве консультанта самого авторитетного советского историка-медиевиста говорит о том значении, которое придавалось данному фильму.
В РГАЛИ также сохранился одностраничный отзыв Грекова, который можно привести практически целиком: «Сценарий, по моему мнению, интересен, красочен и в то же время пронизан идеей искания русским человеком правды, понимаемой (что разъясняется в ходе действия) как осуществление справедливости на земле, справедливого общественного строя. Конечно, в сценарии много сказочных элементов, не нарушающих, однако, сущности содержания онежских былин. Думаю, что сценарий на экране будет производить яркое и в то же время правдивое впечатление». В итоге следовал комплиментарный вывод: «Никаких противоречий с современным научным пониманием общественной и политической жизни Новгорода XII–XIV вв. я не заметил» [7].
Греков как антинорманист доказывал в своих трудах, что государственность у славян возникла без привлечения иноземного элемента как «результат длительного общественного процесса». В сценарии Исаева был эпизод посещения Садко варяжской земли. В сражении новгородцы легко разбивали варягов и отбирали у их предводителя коня. Таким образом, варяги в фильме были показаны как народ, чужой славянам и менее развитый (это славяне приходили к их берегам на своих ладьях). Любопытно, что уже отснятый эпизод вызвал нарекания редакторов «Мосфильма». В замечаниях по материалу натурных съемок Птушко было приказано доснять в этом эпизоде молодых варягов, чтобы не было «впечатления, что немощные старики вышли защищать свою землю против ватаги русских здоровяков» [8].
Цензура фильма была также связана с геополитическим аспектом. В режиссерском сценарии предполагалось, что Садко также посетит «Желтое царство», под которым подразумевался Китай, где происходил конфликт с местными жителями. Однако на фоне Великой советско-китайской дружбы «показ конфликта русских путешественников с китайцами и самого Китая в неприглядном виде, даже в сказочно-фантастическом плане» был признан «нецелесообразным» [9]. По настоянию министра кинематографии Большакова место действия было заменено на Японию, а затем эпизод вообще вырезали, как было сказано, из опасений, что «стоимость фильма превысит установленный лимит».
В 1952 году фильм «Садко» вышел в широкий прокат. Картина и ее главный герой в исполнении артиста Сергея Столярова стали культовыми в СССР. «Садко» был награжден второй по значимости наградой Венецианского фестиваля. Через десять лет голливудский продюсер Роджер Корман и молодой режиссер Фрэнсис Форд Коппола смонтировали пиратскую версию «Садко» для американского зрителя, которую назвали «Волшебное путешествие Синдбада». Как довольно часто бывает в кинематографе, один успешный проект спровоцировал появление продолжения — сказки «Илья Муромец», первого советского широкоэкранного цветного фильма со стереозвуком. В нем впервые на экране появлялся киевский князь Владимир Красное Солнышко, прототипом которого был Владимир Святославич — креститель Руси.
Краткое содержание картины. Илья Муромец (Борис Андреев) 33 года сидит на печи в своей деревне, пока Русь грабят кочевники и разбойники. Наконец, его исцеляют калики перехожие и вручают ему меч ушедшего богатыря Святогора. Илья идет на службу к киевскому князю Владимиру (Андрей Абрикосов). Муромец вместе с другими богатырями громит тугарское войско Калина-хана (Шукур Бурханов). Вскоре после победы Владимир, по навету предателя боярина Мишаточки (вновь Сергей Мартинсон), приказывает заключить Илью Муромца в подземелье со словами: «В погреб его на хлеб на воду, пускай там ума-разума набирается». В то же самое время тугаре берут в полон жену богатыря и его сына Сокольничка. Последнего Калин-хан воспитывает как жестокого воина, ненавидящего Русь. Илья Муромец сидит в подземелье, когда тугаре снова идут на Русь. Стыдящийся своего поступка князь Владимир приказывает выпустить Илью из подземелья и умоляет его снова защитить Киев.
Съемки этого фильма неожиданно оказались куда более сложными и конфликтными. Вероятно, это было связано с изменением культурной политики в период ранней «оттепели», ликвидацией Министерства кинематографии СССР и тем фактом, что ни в советской историографии, ни в массовой исторической памяти к тому времени не было четкого образа князя Владимира. Еще до начала съемок консультант профессор В. Чичеров неожиданно резко раскритиковал литературный сценарий, прежде всего с точки зрения соответствия источникам. Известный фольклорист отмечал, что сценарий, «идя наперекор былинам, раздувает любовные истории, которые для Ильи Муромца никак не характерны» [10]; недоумение историка вызвали многие сцены: попытка самоубийства Добрыни, эпизод с ряжеными князем Владимиром и его женой [11]. Специалист по русскому фольклору в своем развернутом отзыве отметил лишь несколько положительных моментов: «удачное разрешение темы врага, нападающего на Русь», а также то, что «допущено некоторое отклонение от былинной характеристики князя Владимира, он сближен с летописным образом» [12].
Если критику консультанта еще можно было проигнорировать, то замечания студии не заметить было сложнее. В заключении Художественного совета «Мосфильма» от 22 декабря 1953 года от Кочнева потребовали «по возможности сократить линию внутренних распрей в княжестве… В разработке образов князя Владимира и Евпраксии (экранная супруга князя. — В.Х.) следует в основном придерживаться исторической трактовки этих образов. Трактовка Владимира только в былинном плане привела в сценарии к тому, что этот крупнейший государственный деятель своего времени предстает перед нами как отрицательная фигура, как бессильный ограниченный правитель» [13]. Уже после окончания съемок худсовет вновь потребовал убрать из фильма «моменты вульгарного социологизма в трактовке образов князя Владимира и богатырей… Пересмотреть образ Владимира, не делать его ничтожным хлюпиком» [14].
Изначально по задумке сценариста прочитывалось противостояние православной Руси и языческой степи. Так, Илья Муромец призывал богатырей встать за веру святую, а его самого родители благословляют встать за Русь крестным знамением. Злодей Мишаточка отправляет весть о том, что извел Илью Муромца в «перунов день» на месте языческого капища. Но эти акценты остались непроясненными и были сокращены при монтаже. Если в «Садко» было очевидно, что Великий Новгород — христианский город, в декорациях использовались образы древнерусских храмов, а над крепостными воротами была помещена икона, то в своем новом фильме Птушко не делал акцентов на церквях, и характер веры киевлян из фильма очевидно не просматривается. Можно предположить, что, памятуя историю с «Богатырями», он решил по возможности сократить этот мотив в фильме.
Односерийный фильм снимался в течение трех лет, что по меркам советского кинопроизводства было, конечно, исключительным фактом. Сказались сложности в освоении новейших технологий, трудные комбинированные съемки. Изобретательный Птушко, как и во всех своих фильмах, придумывал сложную бутафорию: дубовые пни, которые одной левой поднимал Муромец, «бокал чеканного золота», который богатырь «по ходу действия раздавил, сжав его рукой». Все это требовало времени, также производство тормозила необходимость перед каждой съемкой накладывать на многих персонажей сложный пластический грим [15]. Однако главной причиной задержки стали многочисленные придирки цензуры и вызванные этим конфликты.
1 августа 1956 года «Илья Муромец» был продемонстрирован авторскому коллективу и сотрудникам «Мосфильма» и в целом получил позитивные отклики. Буквально через два дня сценарист Михаил Кочнев написал вышеупомянутое письмо, в котором четко заявил: «Фильм загублен… Никакой поспешной штопкой и шпаклевкой не поставить его твердо на ноги». В числе прочего сценарист утверждал, что режиссер нарушил положения марксистской исторической науки, а «увлечение непомерной машинерией сделало фильм подобием мультипликационного ублюдка» [16]. Через день Кочнев написал еще одно письмо, в котором «смягчился» и потребовал восстановить все исключенные по разным причинам эпизоды. Фактически Кочнев предлагал переснять «Илью Муромца» как большое историческое кино для взрослых, подобное «Александру Невскому» и другим шедеврам жанра. Письма-доносы вполне могли привести к тому, чтобы фильм положили на полку. Вот только руководство «Мосфильма» имело на этот счет свое мнение.
По указанию Ивана Пырьева был подготовлен развернутый ответ Кочневу, при подготовке которого тщательно штудировались все предварительные замечания историков. Студия отказалась обсуждать со сценаристом любые изменения. Кочневу напомнили, что его сценарий «написан на основе русского былинного эпоса, что подлинным его автором является русский народ» [17]. Ему также указали на все фактические расхождения с исторической фактурой, на которые он пошел в своем сценарии. В конечном счете конфликт с Кочневым удалось замять, в итоге автор не снял свое имя из титров, хотя на обсуждение картины на «Мосфильме» автор так и не пришел.
Однако на этом проблемы у картины не кончились. Фантазия Птушко сыграла с ним злую шутку: уж слишком омерзительными были враги Руси — полчища тугар, подступающих к Киеву, которых, следуя за былинами, называли «погаными». Даже цензоры предлагали Птушко исключить эпизод, где Калин-хан сидит на холме из золота и драгоценностей, которые ему отдают его войны. Вскоре встал вопрос: можно ли было запускать в таком виде картину в многонациональном СССР, где проживало много наследников кочевых народов, а самого Калина-хана играл известный узбекский актер?
Осенью 1956 года были организованы специальные показы картины для историков. На этот раз в своем отзыве Чичеров отмечал, что «слова “поганые” и “собака Калин-царь” — постоянное обозначение эпических врагов русских былин, нападающих на Киев-град, убивающих русских людей» [18]. Историк Борис Рыбаков также поддержал авторов фильма и пытался развеять страхи киноначальников: «Врагами былинных богатырей были половцы, но их прямых потомков в семье наших народов нет, да и названы они условным именем “тугаре” от Тугарина-Тугоркана — половецкого хана, убитого русскими в бою. Я внимательно просмотрел фильм “Илья Муромец” и не вижу ничего могущего оскорбить национальное чувство какого бы то ни было народа нашего Союза» [19]. Картина была показана В.М. Молотову и секретарям районных комитетов партии, которые оценили ее в высшей степени положительно.
Тем не менее, студия решила подстраховаться, и ряд готовых сцен был переозвучен. Было сокращено количество употреблений слов «поганые тугаре», которых стали называть «нежданные тугаре», а Калин-собака превратился в Калина-царя. 6 декабря 1956 года Иван Пырьев отчитался заместителю министра культуры СССР Сурину о сделанных исправлениях: «Согласно Вашему указанию, режиссер А. Птушко и кинодраматург М. Кочнев, при участии редактора сценарного отдела И. Ростовцева, посмотрели несколько раз кинофильм “Илья Муромец” с целью устранения из него ряда мотивов, могущих оскорбить национальные чувства народов Востока» [20].
В 1956 году фильм «Илья Муромец» триумфально вышел на экраны. Большинство рецензий были положительными. Высокая оценка была подтверждена коллегами в ходе обсуждения фильма на «Мосфильме». Режиссер М. Калатозов назвал его «поразительно интересной картиной», а Александр Довженко заметил, что «образ Ильи Муромца у Бориса Андреева получился удивительным». Об исторической составляющей картины рассказал режиссер Ройзман: «То обстоятельство, что картина с первых кадров втягивает в былинный строй, душевно настраивает в этом ладе и вы начинаете переживать события, которые видите, свидетельствует о большой эмоциональной силе» [21].
В образе главного героя было множество интересных акцентов, которые в большой степени прочитывались взрослой аудиторией. В роли Ильи Муромца снялся Борис Андреев, игравший Алешу в фильме «Падение Берлина» М. Чиаурели. Кто-то воспринимал это как продолжение политики культа личности. С другой стороны, нельзя не отметить мотив заключения богатыря в тюрьму и последующее спасение им родины от врагов. Такая сюжетная линия могла навести на мысли о роли массовых репрессий в отношении военачальников накануне Великой Отечественной войны.
С другой стороны, образ князя Владимира в фильме оставлял двойственное впечатление, и он очевидно проигрывал в сравнении с великодушным и отважным Ильей Муромцем. Князь вел себя как капризный самодур, легко подчинялся воле других людей — предателя боярина и собственной жены. Да и сам образ, созданный Андреем Абрикосовым, не запоминался. На обсуждении фильма на «Мосфильме» выплеснулось грязное белье съемочного процесса. Андреев публично заявил, что Абрикосов «недостойно вел себя на съемках» [22] — речь шла о частых запоях актера.
После дилогии Птушко Древняя Русь надолго исчезла с киноэкранов. Вновь интерес к теме стал пробуждаться накануне перестройки. Именно тогда на экраны вышло сразу несколько фильмов: «Легенда о княгине Ольге» (1983), «Русь изначальная» (1985) и советско-норвежский фильм «И на камнях растут деревья» (1985). К созданию двухсерийной исторической драмы «Ярослав Мудрый» (1981) (Киевская киностудия им. Довженко и «Мосфильм») режиссер Григорий Кохан политкорректно привлек двух научных консультантов: москвича — академика Валентина Янина и киевлянина — доктора исторических наук Петра Толочко. В фильме впервые речь шла не о Владимире Красном Солнышке, а возникала целая плеяда древнеславянских князей, в том числе отец Ярослава князь Владимир Святославич.
Довольно характерным представляется начало картины, когда Владимир (Петр Вельяминов), недавно принявший православие и отказавшийся от многоженства, объявляет своей жене Рогнеде и ее сыну Ярославу, что отныне у него будет одна жена — византийская царевна. Князь Владимир показан мудрым правителем, который тяжело переживает свои преступления языческого периода, пытается примирить своих сыновей, чтобы сохранить целостность русской земли. Продолжателем его политики оказывается нелюбимый сын Ярослав Мудрый (Юрий Муравицкий). Сюжет был приправлен мелодраматической линией — выбором Ярослава между шведской невестой и возлюбленной новгородкой Любавой. Любопытно, что сразу несколько фильмов на тему Киевской Руси снимает киностудия имени Довженко, которая ранее не любила работать с исторической тематикой. Вероятно, украинская элита в позднесоветский период уже начала искать историческую базу создания особой украинской идентичности [23].
В целом можно констатировать, что князь Владимир в советском кинематографе так и остался второстепенным героем, и при этом довольно противоречивым. Его предпочитали сводить к былинному Владимиру Красному Солнышку, что позволяло дистанцироваться от летописного Владимира Святославича, чьи поступки сложно назвать героическими (убийство братьев, многоженство и пр.). Ну, и главное, в этом случае не популяризировалось главное дело его жизни — крещение Руси. Даже в самом комплиментарном позднесоветском фильме тема осталась за скобками повествования. Тем интереснее представляется кинопрезентации князя Владимира в постсоветский период.
В XXI веке российская киностудия «Мельница» попыталась создать анимационный сериал-блокбастер по мотивам былин о князе Владимире и трех богатырях. Поначалу сценаристы пытались в современном стиле обработать известные былины — такие как «Алеша Попович и Тугарин Змей». Однако они оказались не востребованы у зрителя. Прорывной стала третья серия мультсериала «Илья Муромец и Соловей Разбойник» (2007), где форма была переосмыслена, а сценарий стал абсолютно авторским.
Создатели полнометражного анимационного фильма играли в постмодернистские игры: в фильме цитировались фразы из «Терминатора» и советского фильма «Илья Муромец». Так, Соловей-разбойник очень походил на Калина-царя и также громоздился на холме из уворованной у крестьян домашней утвари. Одной из причин успеха стал яркий образ князя Владимира — тщеславного, жадного, вороватого и глуповатого правителя. Именно такой герой — «Я князь, чего хочу, то и ворочу» (особенно в озвучке Сергея Маковецкого) — оказался неожиданно актуальным. Любопытно, что почти в то же время вышел еще один анимационный полнометражный фильм «Князь Владимир» (2006), в нем князя озвучил Сергей Безруков. В фильме вольно описывались события на Руси накануне утверждения Владимира на киевском столе и княжеская междоусобица Святославичей. Хотя в фильме не было факта крещения, но смута была задумана злым языческим волхвом. Нужно заметить, что оба полнометражных мультфильма стали кассовыми хитами, что большая редкость в отечественном кинопроизводстве.
Масштабное празднование 1000-летнего юбилея со дня смерти князя, которого теперь официально именуют Владимиром Великим, и решение об установке ему памятника вновь актуализировали дискуссии о его роли в национальной истории. Юбилей также подхлестнул разговоры о необходимости новой, а фактически первой кинобиографии князя. Неожиданно возникли два проекта, которые предложили сильно различающиеся трактовки образа Владимира. Компания «Слово — новый век» начала производство фильма «Креститель», с режиссером Владимиром Бортко, одновременно был запущен проект «Викинг» (в роли князя снялся актер Данила Козловский).
В 2015 году оказалось, что в рамках государственного заказа на историческое патриотическое кино двум фильмам об одном из главных героев современной России стало тесновато. Они оказались конкурентами за государственное финансирование Фонда кино. В конечном счете, поддержку получил фильм «Викинг», премьера которого назначена на декабрь 2016 года, а проект «Креститель» был остановлен [24]. Подлинные мотивы решения оценить сложно, но очевидно, что продюсеры «Викинга» при поддержке Первого канала готовы были вложить собственные деньги в производство блокбастера. А студия, планировавшая снимать «Крестителя», объявлена банкротом. Тем не менее, крайне любопытно, что в итоге был поддержан не патриотическо-православный эпос, действие которого развивается в Крыму в момент крещения князя, а фильм-боевик, сделанный по канонам современных сериалов о Средневековье, с неоднозначным названием.
Уже по вышедшему трейлеру «Викинга» можно понять, что отечественный ответ на американский сериал «Игры престолов» будет полон насилия, секса и батальных сцен. Мы увидим совершенно другого князя, не «ничтожного хлюпика», а брутального героя, вождя и любовника. Насколько такой образ будет воспринят публикой и в таком виде станет частью массовых исторических представлений, мы узнаем очень скоро.
Статья написана на основе первой главы книги автора об исторических образах в отечественном кинематографе
Примечания
Комментарии