Владимир Кантор

Фантазии интеллигенции не обходятся без народа, а народ не обходится без...

От образа к действительности: кинематографические эффекты памяти при первом путешествии в Европу.

Полужизнь или полусмерть? Кое-что к вопросу об интеллектуальных ламентациях.

Неожиданная изнанка религиозных поисков интеллигенции — абсурд веры, заброшенный в абсурд быта.

Русский девятнадцатый: дилеммы морального и политического самоопределения.

Уроки «прямоты без лести» и «дружбы без фарисейства» — крылатые слова важнейшей переписки.

Пронести историю на копьях своего красноречия, изнемогая от тяжести, — новая версия дела Столыпина.

Фагот из Большого и философ из «Вопросов философии»: кто кого.

Святочный рассказ от лица уже полгода не существующего кота.

Эрик Эриксон некогда впервые предложил говорить не о «национальном характере», а о «национальной идентичности». Что добавит к этому наш современник?

Споры об анархии, споры о воле — самый момент их зарождения.

Советскому философу необходим испанский король... время от времени?

«Христианская революция» и «тоталитарные режимы». Поспорим?

Сюжет и... еще сюжет: философ об истории советского времени.

Формула российской истории для философа В.К. Кантора — то, что «черт и есть в ХХ веке, как писал Тиллих, реальное, социальное явление, победа демонических сил в истории». Но в социальном измерении показатель этого — бравада и буйство «двойников».

Что делать, будучи пойманным с поличным в ЦК КПСС? Рецепты спасения от политизированного философа.

Мемуаристика о советском времени — никак не детектив. Но Владимиру Кантору удается заставить в это поверить.

Имперское сознание и поэтика революционного действия: что в них найдет современный либерал?