Советологи иногда комичны, скажете Вы? В том случае, если драма — часть советологии.

«Очищение» политического воображения, «ускоренный» переход к действию ─ особенность латиноамериканского опыта сопротивления диктатуре. Каковы истоки такого вкуса к действию?

Альтернативная точка зрения на реформы образования: Гасан Гусейнов.

Научная фантастика — противоречие в самом определении: наука имеет историю, а фантазия — только источник и неведомую цель. Как пройти через соблазны фантазийности в реальной жизни социума? Приобретают ли они сами политический вес?

Гефтер.ру давно экспериментирует с жанром интеллектуальной биографии, но биография политическая — эксперимент не проще. Политическая биография — всегда изображение эпохи в самых напряженных точках.

Культура — это форма, в которой сознательно творится сложность, утверждал некогда Мераб Мамардашвили. Тем более это относится к сложности Европы в подаче поэта и философа, эссеиста Чеслава Милоша.

Мы вновь возвращаемся к социологическим опросам (на этот раз, проведенными авторами коллективного труда «Статус документа: Окончательная бумажка или отчужденное свидетельство?» [http://www.nlobooks.ru/node/2608]). Кандидат культурологии Борис Степанов показывает, что постановка проблемы «документа» в тексте этого опроса — не прихоть профессионала, а насущная необходимость.

Историки иногда возвращаются к дневниковым заметкам прошлых лет. И вот что из этого выходит.

Истинный гражданин или истинный подданный? Раб? Российская Империя и ее население — в очерке историка Елены Марасиновой.

Не приводит ли уточнение политического смысла популизма к размыванию строго веберовского понятия «харизматического лидерства»? Жак Ширак или Сильвио Берлускони — харизматики, большинство русских политиков — популисты? Швейцарский политолог гадает о судьбе партийной демократии.

В издательстве НЛО только что вышел сборник «Статус документа: окончательная бумажка или отчужденное свидетельство?». Мы приводим сегодня одну из замечательных версий российской истории из этого издания.

Марксизм — выражение культуры мышления в той же мере, что и культуры власти. Сегодня об этом — Борис Кагарлицкий.

Мы представляем вводную главу из последней книги Давида Зильбермана, выходящей в России в «Издательстве Ивана Лимбаха».

Иван Крастев выступает у нас в очередной раз как исследователь масштабных политических трендов, требуя заниматься и симптоматикой кризисов, и их идеологией.

Краткая научно-критическая заметка о современности и истории от к.и.н. Никиты Соколова.

Наследие Дэвида Юма не просто продолжает влиять на мировую политику, оно провоцирует создание нового политического инструментария. Примечательный эпизод интеллектуальной истории — в статье Антонины Игнатенко.

Чиновник для нас — реальность быта, а не реальность политической мысли. До сих пор в России нет ни фундированной теории демократии, ни теории бюрократии. Исправление ситуации — в руках молодых исследователей из Иркутска.

Советская историография признала в 1985-1991 годы, что ее затронули кризисные явления. Но концепция «кризиса исторической науки» не включала одной детали: в обществе началась дискредитация научно-исторического профессионализма.